Охота на Трясогузку (СИ) - Перова Алиса

Ну здрасьте!.. Хижина дяди Вади, блядь!

Не знаю, из чего слеплен этот спартанский скворечник, размером пять квадратов и одним крошечным окошком, но если мне дороги голова и ноги, то на мансарду лучше не соваться.

А внутри избушки обнаружились небольшая кушетка, застеленная свежим белым бельём, деревянный крепкий стул и переносной светильник на крюке. Вот вроде и всё. А, ещё и потолок на голове. Короче, я и мой багаж заняли всё свободное пространство. Но зато у меня всё включено — еда, как у всех, до океана метров сто, до туалета и душа — метров двадцать. И ещё у меня имеется арендованная тачка!

Мой услужливый сопровождающий широко разулыбался, заверил, что уже восьмого января я смогу занять лучшее бунгало на первой линии и поспешил раскланяться. Отлично — всего каких-то восемь дней потерпеть!..

Из счастливого ступора меня выдернул очередной звонок Геныча.

— Вадюх, я не понял, а ты где?

Я осмотрелся по сторонам и оптимистично доложил:

— Только что заселился в бунгало.

— И долго ты будешь там обживаться? Слышь, если ты собрался ванну принимать, то давай лучше к берегу подтягивайся — тут и ополоснёшься. Мы так-то уже вовсю старый год провожаем, а я не пью, между прочим. А знаешь, почему? Потому что уже задолбался отгонять от твоей Александрии всяких хоботочников.

— Кого?.. — не понял я.

— А это такие долгоносики, которые слетаются на яркие цветы, внедряют в них свой хобот и удовлетворяют низменные потребности. В смысле, пожирают нектар. Но!.. На выпуклые рыжие лепестки твоей супруги уже кое-кто навострил жало и теперь кружит по пляжу. Вон, притаился неподалёку, как говно в траве, — думает, я его не вижу.

Хоботочники⁈. Уточнять я больше не стал, но одно понял чётко — мне следует поторопиться.

— Геныч, ты продержись там минут пять-семь… я скоро буду.

Бросаю взгляд на большую коробку с моим главным сюрпризом и, поняв, что на тёмном пляже он бесполезен, извлекаю из чемодана мешок и забиваю его остальными подарками — шампанским и подарочными коробками со сладкими букетами. Букет из рафаэлок для Аленькой — её любимый десерт, из клубники в шоколаде — для Стефании, глазированная вишня для любимой тёщи и… вот чёрт, забыл, как зовут… короче, ещё один презент для какой-то бабки. Вообще-то, я хотел взять ей курагу в шоколаде, но Геныч заявил, что враг в лице этой перечницы мне не нужен, поэтому для неё — композиция из мармелада, зефира и глазированных ягод. Ну и вискарь для пацанов.

Цепляю бороду, колпак, шубу, шлёпанцы… хватаю мешок и, обливаясь потом, бегу на пляж.

Африка, бля… плюс пятьдесят, наверное! Но мысль о неведомых хоботочниках придаёт мне ускорение.

И вот он, океан! Шарю взглядом по берегу, но ёлки со звездой в упор не вижу. Зато слышу Геныча и ориентируюсь на звук. И, похоже, меня тоже заметили.

— Джамбо, Дедушка Мороз, борода из ваты, — грохочет Геныч. — Что в мешке ты нам принёс?..

— Акуна Матата! — выкрикиваю гораздо бодрее, чем себя чувствую.

Пока я всё это планировал, потом летел, ехал, запихивал в мешок подарки — всё время ощущал душевный подъём, а сейчас… потерялся. Понял вдруг, что боюсь.

Мне очень страшно посмотреть в любимые карамельные глаза и увидеть в них безразличие. Александрину я замечаю сразу… да что там — я только её и вижу — мою чумовую богиню в светлом купальнике, облегающем всё то, по чему я так дико истосковался. И напрочь забываю все заготовленные слова. Лыблюсь, как дурак, и киваю собравшейся компании.

— Джамбо…

Сашка смотрит задумчиво и мрачно, рядом с ней ободряюще мне улыбается худая брюнетка с длинным мундштуком во рту…

— Вадька, ты, что ли⁈ — с визгом бросается мне на шею Стефания, отыгрывая свою реакцию на «нежданчик», целует меня и тихо шепчет в ухо: — Какой же ты молодец, что п-прилетел! Вот увидишь, всё будет х-хорошо.

Пока её обнимаю, успеваю обменяться рукопожатиями с Генычем и здоровым греком Жорой, а выпустив из рук Стешку, сбрасываю бороду и колпак, целую руку брюнетке, даже не расслышав её имени, и с грохочущим сердцем на онемевших ногах подхожу к моей Алекс.

— Здравствуй, Аленький… мы с тобой в пятницу не договорили…

— Разве?.. — её губы кривятся в хмельной усмешке. — Помнится, я всё тебе сказала…

— Но я не всё успел… сказать.

— Ещё успеешь, братуха, — тяжёлая рука Геныча падает мне на плечо. — Давай-ка сперва за встречу. — Он впихивает мне в ладонь картонный стакан, чокает по нему своим и грохочет на весь пляж: — Водка «Коньяги» — живи большими глотками!

Большой глоток обжигает мне горло и осветляет память — ух, подарки же! Хватаюсь за мешок и извлекаю содержимое.

— С наступающим вас, девчонки! — голос мой тоже окреп.

Алекс принимает свой сладкий букет с королевским достоинством — сдержанно и величественно, а Стефания — с бурным восторгом и очередными объятиями. Неучтённой брюнетке пришлось вручить Настин подарок (раз уж тёща отсутствует), и она принимает его с тёплой улыбкой. Осталась одна коробка и, взяв её в руки, я озираюсь по сторонам.

— А где бабуля?.. — спрашиваю и тут же теряю весь воздух, когда кулак Геныча впечатывается мне меж лопаток.

— Ай, молодец! — давясь смехом, выдаёт Александрина.

— Вадь, если ты п-про маму, то она позднее п-подойдёт, — смущённо лепечет Стефания.

— А может, ты меня потерял, внучок? — смешливо интересуется брюнетка, поигрывая в воздухе пальчиками. — Я здесь, деточка! Инесса Германовна я, если ты забыл.

Блядь! Хорошо, что темно, потому что от моих ушей сейчас — хоть прикуривай.

— Очень… красивое имя, — я сокрушённо улыбаюсь и пятернёй ерошу свои волосы. — Простите, леди, я немного перегрелся.

Глава 21

С новым счастьем!

1 января

Вадим

Я хочу…

Нет, не так.

Аленький, пожалуйста, забудь всё то, что мешало тебе простить меня… и, прошу, давай начнём сначала!

Удерживая зрительный контакт с единственно важной и необходимой мне женщиной, я одним махом запиваю своё желание отвратительно сладким шампанским.

— Ур-р-а-а! Ура-а! А-а-а!

Ровно в полночь ликование на множество разных голосов и языков сливается в единое «ура», и этому немало способствует Геныч, самый громкоголосый участник праздничной вечеринки. «С Новым годом! С новым счастьем!..» — звучит отовсюду, бомбят оглушительные залпы фейерверков, кто-то целует меня, кто-то хлопает по плечам, но сейчас мне совершенно похер на всё, что творится вокруг…

Я отстранённо киваю друзьям, улыбаюсь и продолжаю смотреть на Александрину. Смяв в ладони стакан и отбросив его в сторону, я жду, когда допьёт она. Но Сашка будто специально не торопится — цедит мелкими глотками, не сводя с меня смеющихся глаз. Интересно, что она загадала?..

Я всегда считал бредовым утверждение, что с кем встретишь Новый год, с тем его и проведёшь. Но сейчас, как утопающий, готов цепляться даже за идиотские приметы или это народная мудрость… неважно… Только бы снова не потерять этот взгляд и не увидеть в нём презрение. А с ненавистью и злостью бороться намного легче.

— С Новым годом, Аленький, — в этом диком гвалте я даже сам себя не слышу, а едва Сашка делает последний глоток, накрываю её влажный рот поцелуем.

— Горько! — рычит над ухом Геныч, а мне в шею с силой впиваются острые ногти моей любимой ведьмы.

Боль нарастает, но это лишь сильнее подстёгивает, и я углубляю поцелуй с горько-сладким вкусом игристого виски и неповторимым опьяняющим ощущением любимой женщины. Целую так, как никого и никогда в своей жизни… выпиваю, как последний глоток надежды перед прыжком в неизвестность. И даже сдираемый с меня скальп — не повод остановиться.

Однако сжатые до хруста яйца и прокушенная губа всё же возвращают меня в реальность. Я с шипением прикрываю ладонями пах и, слизывая с губ кровь, отступаю на шаг назад. Алекс яростно вытирает ладонью губы, хищно улыбается и салютует мне выхваченной из рук Геныча бутылкой шампанского. Я морщусь, уже уверенный, что сейчас этот пузырь встретится с моей башкой… но обошлось — рыжая бестия присасывается к горлышку и делает жадный глоток.