Тайные близнецы Братвы (ЛП) - Фокс Мари

— Ты это запомнишь, — тихо говорит он, не глядя на меня.

Я не отвечаю. Я слишком устала, слишком подавлена всем, что произошло, чтобы спорить или бороться. Мое тело болит, а мой разум — это вихрь противоречивых эмоций — гнева, вины, желания и чего-то, чему я не могу дать названия.

Комната тяжелая от тишины, которая давит на грудь и заставляет каждый звук казаться слишком громким. Серж лежит рядом со мной, его рука небрежно закинута на живот, он продолжает смотреть в потолок, выражение его лица невозможно прочесть. Я ненавижу, как он может выглядеть таким собранным, словно это просто еще один рассчитанный ход в долгой игре.

Я слегка шевелюсь, боль в теле постоянно напоминает обо всем, что только что произошло. Мои пальцы касаются едва заметных синяков на запястье, и я смотрю на него, хотя он не встречается со мной взглядом. — Ты думаешь, это что-то доказывает?

Его губы дергаются, но это не совсем улыбка. — Это доказывает достаточно.

Я приподнимаюсь на локте, не обращая внимания на то, как простыни скользят по моей коже, прохладные и мягкие, в резком контрасте с жаром, все еще бурлящим в моих венах. — Синяки ничего не значат, Серж. Они не означают, что ты победил.

Его глаза наконец встретились с моими, острые и непреклонные. — Ты сейчас так говоришь, — бормочет он, его голос понизился. — Ты ведь не оттолкнула меня, правда? Ты хотела этого так же сильно, как и я.

Я с трудом сглатываю, правда его слов ранит глубже, чем я хочу признать. — Я не…

Он прерывает меня, слегка приподнимаясь, его присутствие подавляет даже в его неподвижности. — Ты можешь лгать себе, Кьяра. Не лги мне. Я знаю тебя лучше, чем ты.

Я открываю рот, чтобы возразить, но слов не выходит. Его взгляд приковывает меня к месту, и на мгновение все, что я могу сделать, это смотреть в ответ.

Наконец я откидываюсь на подушку, мое тело слишком изнурено, чтобы продолжать борьбу.

— Ты невыносим, — бормочу я.

Я закрываю глаза, его слова преследуют меня, пока я погружаюсь в сон.

Глава 19 — Серж

Ранний солнечный свет проникает через высокие окна, когда я спускаюсь по лестнице, в доме необычно тихо, за исключением слабого звука смеха, доносящегося снизу. Это звук, который не принадлежит моему миру — мягкий, невинный звук, который кажется неуместным среди холодного мрамора и острых углов моего дома.

Я останавливаюсь на мгновение, позволяя звуку окутать меня, прежде чем продолжить спуск, мягкое прикосновение моих босых ног по отполированным ступеням — единственный признак моего присутствия. Когда я приближаюсь к столовой, передо мной разворачивается сцена.

Кьяра сидит на полу с Алисой и Лео, ее улыбка широкая и беззащитная, когда она держит маленькую игрушечную лошадку, чтобы Алиса ее осмотрела. Лео сжимает в руках плюшевого медведя, его смех тихий, но искренний, когда она щекочет его бок, вызывая смешок из его обычно застенчивого поведения.

Катя сидит рядом, в ее руках дымящаяся чашка чая, ее выражение лица теплое, но понимающее, когда она наблюдает за своей невесткой с детьми. Она ловит мой взгляд, когда я вхожу в комнату, и слегка кивает.

— Они не могли спать, — тихо говорит она, и в ее голосе слышится веселье. — Ваши дети скучали по своей матери.

Кьяра поднимает взгляд на слова Кати, ее глаза встречаются с моими на кратчайший момент, прежде чем снова перевести взгляд на Алису. Ее улыбка не колеблется, но в ее плечах чувствуется намек на напряжение, напоминание о динамике между нами.

— Папа! — голос Алисы вырывает меня из раздумий, она вскакивает и устремляется ко мне всем своим маленьким телом с нескрываемым волнением.

Я слегка приседаю, ловя ее, когда она сталкивается со мной, ее руки обвивают мою шею. — Доброе утро, Алиса, — говорю я, и мой тон инстинктивно смягчается.

— Ты хорошо спал, папа? — спрашивает она, ее голос слышен сквозь мое плечо.

— Да, — лгу я, хотя беспокойная ночь, проведенная мной, уставившись в потолок, говорит об обратном. — Ты?

Она отстраняется, ее лицо светится, и она кивает. — Бабушка сказала, что мы можем вернуться пораньше, потому что Лео скучал по маме.

Я смотрю на Лео, который теперь забирается на колени Кьяры, его маленькие руки вцепились в ее рубашку, пока она гладит его волосы. Его взгляд на мгновение встречается с моим, и в нем промелькнуло узнавание, хотя он быстро уткнулся лицом в ее плечо.

— Он все еще привыкает, — тихо говорит Кьяра, ее рука медленно, успокаивающе скользит по его спине.

— Он придет в себя, — отвечаю я, стоя рядом с Алисой, все еще прижимающейся ко мне.

Катя грациозно встает, ставит чашку на стол. — Я оставлю тебя наедине с твоей семьей, — говорит она легким, но выразительным тоном. Она целует Алису в щеку, гладит Лео по голове и бросает на Кьяру взгляд, который я не могу расшифровать, прежде чем она выходит из комнаты.

Воздух меняется, ее присутствие исчезает, и мы остаемся только вчетвером.

— Папа, поиграй! — Алиса тянет меня за руку и тянет к полу, где сидит Кьяра, а Лео все еще сидит у нее на коленях.

Я позволил ей вести меня, опускаясь на пол рядом с ними. Алиса хватает игрушечную машинку и вкладывает ее мне в руку, ее яркие глаза выжидающе смотрят.

— Погнали! — командует она, хихикая, берет вторую машину и изображает гонку.

Я балую ее, катая машину по полу и издавая нерешительный звук двигателя, который заставляет ее смеяться. Это заразительно, и помимо моей воли я чувствую, как слабая улыбка тронула мои губы.

Кьяра смотрит на нас, ее выражение лица мягче, чем я когда-либо видел. Она ничего не говорит, но в ее взгляде мелькает удивление, как будто она не ожидала, что я способен на это.

Лео шевелится у нее на коленях, его маленькая рука неуверенно тянется к машине. Я протягиваю ему руку, сохраняя медленные и обдуманные движения. Он колеблется, его широко раскрытые глаза метнулись к Кьяре за подтверждением, прежде чем он наконец взял ее.

— Хороший мальчик, — бормочу я, наблюдая, как он крепко сжимает машину, обхватывая ее пальцами, словно это драгоценное сокровище.

Кьяра улыбается ему, целуя его в макушку. — Видишь? Папа не такой уж и страшный.

Ее слова легкие, дразнящие, но в них есть что-то, что заставляет меня взглянуть на нее. Наши глаза встречаются, и на мгновение между нами возникает понимание, хрупкое, но настоящее.

Алиса без предупреждения забирается ко мне на колени, ее маленькие руки тянутся вверх, чтобы обхватить мое лицо. — Папа, — говорит она серьезно, морща нос. — Можно нам блинов?

Я тихонько хихикаю, убирая прядь волос с ее лица. — Думаю, мы можем сделать что-то получше блинов. Посмотрим, что приготовила кухня.

Ее визг восторга заполняет комнату, и она сползает с меня, поднимая Лео на ноги. Вместе они устремляются к обеденному столу, их смех разносится эхом, когда они забираются на свои стулья.

Я следую за ним, оглядываясь назад, чтобы увидеть стоящую Кьяру, выражение ее лица невозможно прочесть, когда она наблюдает за детьми. Она присоединяется ко мне за столом, садясь напротив меня, когда персонал начинает приносить завтрак.

В воздухе витает аромат чего-то сладкого, и когда тарелки поставлены на место, мой взгляд останавливается на блюде передо мной. Французские тосты, золотистые и хрустящие, обмакнутые в молоко и слегка посыпанные сахарной пудрой.

Я смотрю на Кьяру, слегка приподняв бровь. Она избегает моего взгляда, полностью сосредоточившись на отрезании куска для Алисы.

— Французские тосты, — небрежно говорю я, понизив голос.

Ее рука замирает на мгновение, губы сжимаются в тонкую линию, прежде чем она продолжает: — Это любимое блюдо детей.

Я беру вилку, отрезаю кусочек и подношу его ко рту. Вкус насыщенный, молоко смягчает хрустящие края. Я не отрываюсь от нее, пока жую медленно, намеренно.

Наконец ее взгляд поднимается, чтобы встретиться с моим, и я вижу напряжение в ее взгляде, воспоминание о том, что когда-то значило это блюдо, повисшее между нами.