Делаю всё как он говорит. Не без труда, конечно, но справляюсь с задачей.
Дверь в квартиру открываю без проблем. Она новая и нигде ничего не заедает.
Заходим. Владимир прислоняется к стенке и с облегчением выдыхает.
— Вот так… Постой здесь, — говорю я ему, опираясь правой рукой в мощную мужскую грудь, а левой пытаюсь закрыть входную дверь.
— Просто потяни на себя. Она автоматическая, — улыбается Владимир. — И можешь меня уже отпустить, я не упаду.
— Ой, прости…
— Да ничего… Поможешь снять тулуп?
Звучит как чистая провокация, и я бы подумала бы именно так, если всего полчаса назад не видела его крови.
Так, дыши, Диана…
Я не боюсь вида крови, но вдруг там действительно что-то страшное.
— Давай… Так… аккуратно…
«Нет, чтобы отойти от стенки», — фырчу про себя, — «Стоит словно к ней прилип».
Мне приходится буквально прислониться к мужчине, чтобы освободить его руку из рукава.
В нос проникает отнюдь не аромат древесного парфюма, отголоски которого еле уловимо тонко присутствуют, но превалирующим является запах горячего тела, овечьей шерсти, бинтов и металлический запах крови. Это на столько дикое сочетание, что я теряюсь. Оно не отталкивает меня. Напротив, мне хочется прижаться к Владимиру. Да что там, повиснуть на нём, обвив руками крепкую шею.
Сумасшедшая…
— М-м-м… — выдыхает он.
Видимо, я всё-таки надавила на больное место.
— Прости… Я рану задела, да? — растерянно спрашиваю я.
— Всё нормально, Ди, — криво улыбается мужчина. — Я даже готов потерпеть, если ты прижмешься ко мне сильнее.
— Ну тебя!
Краска заливает щёки.
Какой позор!
— Диан, можно тебя ещё кое о чём попросить? — слышу его голос над макушкой, словно под водой нахожусь.
— О чём? — отмираю.
— Помоги сменить повязку, пожалуйста. Надеюсь, ты не боишься вида крови, — просит он.
Мотаю отрицательно головой.
— Хм… твоё «нет» значит, что ты не боишься или то, что не станешь мне помогать? — ухмыляется Владимир.
— Я не боюсь крови, — говорю твёрдо, скинув с себя оцепенение. Задираю подбородок выше, чтобы посмотреть ему в глаза. — Где можно помыть руки?
— Проходи, пожалуйста, вперёд. В ванной как раз есть всё необходимое, — говорит он, кивнув вглубь коридора.
— Я не знаю куда. Веди…
Едва дёрнув могучими плечами, Владимир разворачивается и отправляется вперёд, а я замирающим сердцем иду за ним следом.
Боже, какая у него широкая спина!
Великан щёлкает выключателем и открывает дверь в достаточно просторную ванную. Стены и пол в ней выложены чёрной плиткой. Натяжной чёрный глянцевый потолок, с врезанными в него светодиодными светильниками. Вместо привычного эмалированного «корыта» со смесителем установлена душевая кабинка с хромированными деталями. Раковина и стиральная машина также чёрные. Ощущение такое, что мы находимся в космосе.
Он достаёт из шкафчика целый пакет с медикаментами и кладет его в раковину, а сам садится на край душевой кабинки.
— Если чего-то будет не хватать, то принесу аптечку, — говорит Владимир.
— Хорошо, — тихо отвечаю я, роясь в содержимом пакета. — Так, ножницы есть, бинты есть… Перекись водорода? Угу… Вижу… Пластырь для стягивания глубоких ран… есть.
— Всё на месте? — спрашивает он, оказавшись за моей спиной.
Когда он успел встать? Я даже не заметила.
Едва коснувшись ладонями моей талии, Владимир кладёт их на раковину по обе стороны от меня. А я завороженно наблюдаю за колышущимися от его горячего дыхания фиолетовыми волосками на своём виске, когда он заглядывает через плечо.
Киваю и разворачиваюсь.
— Садиться? — спрашивает он, опережая событие.
— Садись, — киваю я. — Хотя… нет. Постой. Ты высокий и мне будет неудобно снимать старые бинты.
— Я вижу, ты не первый раз это делаешь. Я прав?
— С чего ты так решил? — выгибаю бровь, и улыбнувшись уголком губ, беру в руку ножницы.
Догадливый какой…
— Ты слишком безжалостно режешь на мне бинты, — ухмыляется он.
— Ты прав. У меня есть фельдшерское образование.
— Хм… а почему не пошла учиться дальше?
— Зачем? — равнодушно спрашиваю я. — Я выбрала для себя более творческий путь.
— И какой же, если не секрет? — прищуривается мужчина.
— Грубая работа, — говорю я, проводя пальцами по его левому плечу с изображением парашюта и надписью «НИКТО КРОМЕ НАС».
— И как это понимать? — хмыкает Владимир.
— Я тату-мастер, — гордо отвечаю я.
— А-а-а, — выдыхает, — Это у меня с армейки ещё… Прапор тот ещё тату-мастер был, — посмеивается он.
— А это откуда? — задумчиво провожу линию вдоль зажившего шва на правой руке, идущего от кисти до самого локтя.
Мужчина чуть заметно вздрагивает, когда я всё-таки касаюсь подушечками пальцев участка кожи на его запястье.
— Хорошо, что не оторвало, — хмыкает он. — Отделался лёгким испугом и почти ничего не чувствующим мизинцем, — крутит он перед собой раскрытую ладонь. Пустяки…
— Ты воевал? — тихо спрашиваю я, а у самой сердце кровью обливается. Мой брат погиб на войне.
— Я служил в спецназе… Давай не будем сейчас об этом… Ладно? — выдыхает он, сживая в кулак поврежденную правую руку. — Лучше скажи, что там? — кивает на свою рану, когда я, размочив перекисью присохший к ней бинт, снимаю повязку.
И я только сейчас замечаю огромную гематому на его левом боку и…
— Шов немного разошёлся. Кровь остановилась. А рану я сейчас стяну пластырем.
— Ты моя спасительница, — улыбается Владимир.
Кажется, его действительно порадовала новость, что не придётся ничего снова зашивать.
— Присядь, пожалуйста, — прошу я, чтобы перекинуть бинт через его плечо и сделать еще несколько витков вокруг торса.
— Да, моя фиолетоволосая нимфа! — улыбается Владимир.
— Не поняла… Что за сарказм, м? Тебя не устраивает цвет моих волос?
— Нет, что ты? — ухмыляется здоровяк. — Мне очень нравится. Он такой… такой необычный.
— То-то же! — победоносно выдаю я. — Теперь готово… Ай!
Мужчина обхватывает мою талию руками и приживает к себе.
— Спасибо! — выдыхает он в мои губы перед тем, как накрыть их своими.
От его поцелуя кружится голова. Чувствую себя пушинкой в его руках, когда он подхватывает меня, несёт, а затем усаживает на что-то твёрдое.
Распахиваю глаза.
Стиральная машинка.
— Что ты… — только и всего успеваю сказать я перед тем, как мои мысли разлетаются перепуганными птицами.
Мозг говорит: «Пока!», отпуская тело в свободное плавание, когда его большие ладони начинают терзать мои соски под тонким вязаным джемпером, когда сжимают ягодицы до сладкой боли, когда в мою промежность упирается отнюдь не ствол крупнокалиберного оружия. Его алчные губы исследуют изгиб моей шеи, а зубы царапают нежную кожу и даже слегка прикусывают.
Осознание, что всё происходящее неправильно, что так быть не должно, выстреливает в мозг запоздалой пулей.
Я разрываю поцелуй и мотаю головой:
— Нет, Вов, не надо… — выдаю тихо, будто сама не верю в то, что говорю.
Мужчина целует меня снова и снова. Он не слышит или просто не хочет слышать меня. Его руки на миг застывшие, вновь оживают. Они поглаживают, мнут, подталкивают так близко к краю, что я вот-вот сорвусь в эту бездну и растворюсь в ощущениях, наплевав на остатки гордости.
— Шарапов, остановись! — на этот раз более громко и уверенно говорю я. — Стой! Отпусти меня!
Сосед отпускает, отступает на шаг и смотрит на меня в упор, тяжело дыша.
— Уходи! — хрипит он. — Живо!
Я на миг замираю, пораженная таким резким ответом, но быстро взяв себя в руки, заставляю свою размякшую тушку стечь на пол.
— Прости! — голос мой шелестит будто опавшая листва на ветру.
Я выбегаю из ванной, даже не посмотрев на него. Боюсь. Не знаю, его или себя. Или того, что, увидев его мощную сгорбленную фигуру, а именно таким он мне сейчас представляется, не смогу уйти.
