На грани фола (СИ) - Орлова Настя

Я поднимаю на Балашова глаза и, увидев беспокойство на его лице, чувствую, как предательски щекочет в носу. Он ведь действительно беспокоится обо мне. А я действительно не знаю, как ему объяснить… все.

Что сделал Арсений? В том-то и дело, что ничего. Абсолютно. Со свидания в ресторане прошло три дня, а он не сделал ничего. Не написал, не позвонил мне, а когда я набралась смелости и позвонила ему сама — тупо сбросил звонок. Ну, а чему я, собственно, удивляюсь? Это же Громов! Сыграл на один вечер сразу и за фею-крестную, и за принца, а в полночь удалился, наблюдая, как я из Золушки превращаюсь в тыкву. И ведь винить его не в чем — он ничего мне не обещал, кроме того, что мы встретимся в универе. А я его в универе вообще не видела три дня! Двое из ларца — Платонов и Быков — постоянно трутся без своего предводителя.

Поначалу я в типично женской манере пытаюсь найти Арсению оправдание — он занят, у него потерялся телефон, или его укусил оборотень, и Громов обязательно позвонит или напишет мне после полнолуния. Потом начинаю злиться, пока злость, незаметно для меня, не рассыпается в пыль, превратившись в какое-то тоскующее отчаяние, выжигающее саднящую дыру в груди.

— Слушай, Веня, я пойду, — отставляю нетронутый кофе в сторону и поднимаюсь на ноги. — У меня через три часа смена в кафе.

— Ты в таком состоянии работать собираешься? Хоть раз возьми выходной.

— Нормальное у меня состояние, — пытаюсь улыбнуться, но моя гримаса друга явно не впечатляет. — Я работала с температурой и ничего. А выходной мне не по карману — деньги нужны.

И оставив Веню в кафе, я угрюмо плетусь к общаге. Настроения нет. Точнее, есть — завалиться на кровать, накрыться с головой одеялом и отключиться. Но даже этого я сделать не могу: вроде бы постельное белье уже сменила, и времени прошло немало, а вся комната будто бы насквозь пропитана запахом Арсения. Парфюмер хренов.

В расстроенных чувствах я шлепаю ногой по луже, глядя как грязная жижа растекается по асфальту и моим светлым кроссовкам. Глупый, конечно, поступок, но это хотя бы поступок. Что-то отличное от унылого дерьма, в котором я варюсь последние дни. Обидно. Подобная рефлексия настолько не в моем характере, что я даже не знаю, как с ней справляться. И ладно бы депрессовала из-за учебы! Так нет же — из-за наглого мажора, который задурил мою голову своим хамоватым джентльменством и свалил после в закат. А мне теперь — мучайся и думай, что я сделала не так, что значило каждое его слово и чем я заслужила все это.

Ненавижу.

Дотопав до общаги, я медленно поднимаюсь по ступенькам и в дверях неожиданно сталкиваюсь с Платоновым. Он бросает на меня хмурый взгляд и молча обходит, чтобы двинуться дальше, а я под действием неведомого порыва, вдруг тараторю ему вслед:

— Руслан, привет! Не знаешь, где Громов?

Парень оборачивается и пронзает меня таким презрительным взглядом, в котором отчетливо читается нечто вроде «ты ко мне обращаешься, серьезно?». Но я игнорирую его выпад и принимаю этот невербальный наезд с поразительным спокойствием. Неделю назад я помогла ему вытащить друга с того света (ну, почти), так что он явно не переломится ответить на пару моих вопросов.

— Арсений просил меня кое-что сделать, — выдумываю я на ходу. — Я сделала, а он пропал. Надо отдать.

— Подождешь, — хамит Платонов. — Ему сейчас не до твоего перевоспитания.

— И чем же он так занят? — закипаю я.

— С температурой под сорок валяется третий день, — нехотя отвечает парень. — Так что уймись и подожди. Сам тебя найдет, если ему что-то понадобится.

— Нет, ждать я не буду, он мне нужен, — настаиваю я, вызывая у парня насмешливую гримасу.

— Не сомневаюсь.

— Ты не понял, — чувствую, что густо краснею, но напора не сбавляю. — Это очень важное дело. Я должна его увидеть.

— Уймись, Огнева, — осаждает меня Платонов. — Не до тебя Арсу сейчас, поняла?

— А это не тебе решать! — заявляю запальчиво, мысленно прикидывая, сколько будет стоить такси за город.

— Если решишь наведаться в загородный дом, никто тебя туда не пустит, — предупреждает парень, проявляя чудеса проницательности. И только я распаляюсь, чтобы раздавить его раздражением, как он продолжает: — Он в хате в центре.

— А адрес?

— Не доросла еще до адреса, раз Гром не сказал, — Руслан язвительно смеется и, не прощаясь, разворачивается и сбегает по ступенькам вниз, а я какое-то время тупо стою, глядя ему вслед. В любой другой ситуации думала бы, какой же хам этот Платонов, но сейчас единственное, на чем сосредоточен мой мозг — информация о том, что Арсений заболел. То есть, он не динамит меня, ему просто очень плохо. Это он после нашего свидания с запаской и моим папой так простыл?

Хандра проходит как по взмаху волшебной палочки, когда я срываюсь с места. Несусь в комнату, быстро переодеваюсь и собираю сумку — там малиновое варенье, имбирь, которые мама передала, и запасная чистая одежда из того, что есть, чтобы переодеться после смены. Пока застегиваю молнию, думаю о том, что по пути надо будет купить лимон. С мамой Громова, которая врач, за право лечить Арсения я соревноваться не буду, но мне тоже хочется сделать для него что-то… хоть что-нибудь! Ничего такого. Просто, когда у меня болела рука, он позаботился обо мне, а я ненавижу быть в долгу.

Глава 33

Арсений

Это ад. Нет, я серьезно сдох и попал в ад, где телки, которых жарил я, теперь жарят на костре меня, тычут вилами в мои ребра и танцуют свои дикие дьявольские танцы — по-другому и не описать. И даже если это галлюцинации, я имею на них полное право: градусник зашкаливает и отказывается демонстрировать температуру ниже тридцати восьми. Мое лицо горит, тело пылает, но при этом меня трясет так, будто в комнате минус двадцать, а я лежу на морозе полностью голый. Голова болит, точно по ней пару раз битой хорошенько прошлись, глаза слезятся и пекут, словно мне в них перцовым баллончиком зарядили, а в горле, кажется, иголки дикобраза застряли — даже блядскую воду пить больно, я молчу о таблетках. И чем дальше, тем хуже.

Мне конец. Отвечаю. Это все, я не выкарабкаюсь. Так и встречу свою смерть — в полном одиночестве в пустой квартире, и мой охладевший труп найдут лишь через несколько дней, когда я распухну и потеряю весь шарм.

Блять.

Телефон под подушкой опять разряжается противной трелью, отдающей в виски, и я, не глядя, лезу и сбрасываю боковой кнопкой вызов. Достали. Нет Громова. Ни для мамы, которая и так бесцеремонно заявляется ко мне домой и открывает своими ключами дверь, чтобы оставить лекарства с покупной едой и расписать инструкции, что, зачем и как из таблеток принимать. Ни для Лёвы, моего гаденыша-брата, который прикалывается надо мной третий день, зная, что я сейчас ничего ему не сделаю. Ни для Артуровича, которого волнует только один вопрос — выйду ли я на игру через пять дней, потому что без меня команда продует в хлам. Ни для парней, ни тем более для телок. Даже и особенно для Огневой — этой видеть меня при смерти точно не нужно. Не хочу жалости, а она меня в ней утопит ведь.

Громова нет, а звонок есть. И он явно звучит не из-под подушки. Дверь? Кого еще принесло? Я минут пять притворяюсь мертвым и жду, что тот, кто пришел, свалит в закат или что там вообще за окном? Я не знаю, у меня темно в комнате — полный блэкаут. Но не тут-то было, этот кто-то продолжает ломиться ко мне. Еще какое-то время я собираюсь с мыслями, чтобы встать, а когда по стенке выползаю в коридор и, открыв дверь, нахожу на пороге Булочку, то вместо радостного приветствия, которым вопит мой восставший из мертвых член, я выдаю мерзкое шипение. Потому что в мою плотно зашторенную квартиру с улицы проникает свет, причиняющий почти физическую боль.

— Блять, — глухо ругаюсь и сглатываю, царапая горло еще сильнее.

— Это ты меня с Кариной спутал.

Огнева преспокойно закрывает за собой, ставит на пол сумку, разувается, проходит дальше и оглядывается по сторонам, а я до сих пор не пойму, меня глючит или правда она. Здесь.