На грани фола (СИ) - Орлова Настя

— Где у тебя ванная? Мне руки нужно помыть.

— Ты как тут оказалась? — хриплю я, давясь иглами.

— Веню прижала к стене, он же Лику сюда возил по твоей просьбе. Ванная?

Я киваю в сторону, и девчонка исчезает в том направлении, а я медленно плетусь обратно и забираюсь во влажную постель под промокшее от моего пота одеяло, которое уже ни хрена не греет, чтобы стучать зубами и дальше. Если это глюк, когда просплюсь — пройдет.

— Эй, ты как? — слышу откуда-то издалека сладкий голос, который действует на головную боль лучше любого обезбола. Я готов слушать и дальше, пусть говорит. — Тебе что-то нужно? Чего-то хочешь?

— Отсосешь мне?

А что мне терять? Пусть хотя бы в моих больных фантазиях Булочкин рот обработает мой член. Хоть какой-то плюс должен быть от того, что у меня плавятся мозги?

Я не врубаюсь, что происходит — то проваливаюсь в забытье, то выныриваю на поверхность, чтобы снова захотеть обратно. Мне не нравится то, что творят с моим телом: на лоб, грудь, ноги и руки то и дело приземляется что-то холодное. Оно пахнет спиртом и вроде бы немного остужает жар, но стоит это убрать, конечности чуть ли не судорогой сводит — так холодно мне становится. Пытка в чистом виде. И длится она адски долго, пока я не отключаюсь, чтобы спустя время открыть глаза и сразу почувствовать чье-то присутствие.

Булочка.

Правда тут.

Сидит, залипает в телефоне и подскакивает, едва не свалившись с кровати, когда замечает, что я проснулся.

— Ты как, Сень?

Я ненавижу, когда мое имя сокращают так, но не могу ей сказать об этом. Не сейчас, пока она с такой тревогой и волнением изучает мое лицо, будто ей и правда не все равно.

— Сколько дней прошло? — хриплю я.

— Ты спал часа четыре. Может, пять, — бормочет она, и я готов бы продолжить ей любоваться, но от созерцания прекрасной Огневой меня отвлекает резкий запах. Я принюхиваюсь и понимаю, что источаю этот спиртовой аромат сам, а потом глаза находят бутылку водки с марлевыми примочками на прикроватной тумбе.

— Булочка, ты, блять, обтирала меня водкой за пять косарей?

Она охуенно сексуально в своей невинной порочности кусает губу и хлопает ресницами.

— Не жалуйся, я тут спасала твою душу из темницы Преисподней.

— Чего?

Девчонка устало вздыхает и заправляет волосы за уши, присев на край кровати рядом со мной.

— Ты в бреду утверждал, что меня послал сам дьявол. И ты готов продать мне душу, если я сделаю тебе… — она краснеет, мнется и почти съедает слово «минет», но я навсегда запоминаю движения ее губ, произносящих это. — А за водку я верну.

— Я принимаю только натууурой, — тяну, воображая ту самую картину. Интересно, что еще я мог ей сболтнуть?

— Громов, ты сейчас не такой уж и неотразимый. И от тебя воняет водкой и потом.

— Ах, ты…

Резко сев, я сцепляю руки на ее талии и утягиваю за собой в пучину влажных перин. Прижимаю к себе, вдавливая обозначившуюся после разговора о минете твердость ей в живот, выбиваю легкий стон, но не целую. Мама сказала, у меня ангина, не хватало еще Булочку заразить. По состоянию мне, кажется, гораздо лучше, по крайней мере я чувствую себя так — если не готовым к свершениям, то определенно не собирающимся добровольно отправиться на тот свет. У меня вроде бы даже температура спала. Ну или я просто балдею рядом с Булочкой настолько сильно, что мне все болезни нипочем.

Мы смотрим друг на друга молча, и все, о чем я могу думать в этой ватной крепости, — как я по ней скучал.

— Ты не звонил.

— Знаю.

— Я ждала.

— Прости.

Глаза Огневой вспыхивают удивлением, а я просто прижимаюсь лбом к ее лбу. На споры нет сил. Она здесь, я все еще жив — мне несказанно повезло.

Когда мой телефон снова шумит, спрятанный под подушкой, я с трудом отрываюсь от малышки и тянусь к нему. Кажется, пора возвращаться в реальный мир. Ну или хотя бы попытаться, раз Огнева вытащила меня с того света.

А это Рус звонит.

— Еще не сдох? — вместо «как дела» или «как твое здоровье» слышу я в трубке. Вот это я понимаю — настоящая дружба.

— Не дождешься.

Мы еще несколько раз подкалываем друг друга, пока он не выдает с опаской в голосе:

— Я тут на подружку додика напоролся. Искала она тебя, — говорит осторожно.

— Да, она меня уже нашла.

— Ооо, сочувствую, брат. Если что, это не я тебя сдал. И не подыхай хотя бы до игры.

— Ну спасибо, — ржу я.

А когда отключаю вызов, залипаю на глазища Булочки, которая ими и правда будто бы в самую душу смотрит. Так и хочется увидеть, как эти глаза еще сильнее расширятся, когда я буду проникать в нее — медленно, сантиметр за сантиметром, растягивая и… Не сдержавшись, прижимаю Огневу к себе и душу в объятиях.

— Фууу, Громов, ты и правда липкий!

— Так пойдем со мной в душ. Это последняя просьба умирающего, ты должна ее исполнить.

— Что-то ты не похож на умирающего, раз твоя кровь циркулирует по организму и организует стояк. Ты, кстати, вчера перед смертью включил меня в завещание, а то вдруг забыл.

— И что же я тебе завещал?

— Конечно же, машину и… сердце.

Блять, а оно будто бы и не против.

— Ага, только нужно читать мелкий шрифт в договорах, которые подписываешь кровью.

— А что там? — ухмыляется она, а я наклоняюсь ближе и шепчу ей на ухо.

— Завещание вступает в силу только после совместного душа.

— Дурак, — в приступе смеха давится чайками Огнева, заставляя и меня улыбнуться. Колотит по моим ребрам, чтобы отпустил, но слишком слабо сопротивляется, для проформы, видимо. Ну или это я не рассчитываю силу, потому что не хочу ее отпускать.

— Ну, Булочка, я прошу. Не хочу без тебя, — снова мямлю я, и на этот раз выходит как-то слишком искренне, что ли. Так, что зараза открывает рот, облизывает пересохшие губы и внезапно (хоть и после минутной паузы), что я даже не верю сразу, говорит «ладно, хорошо».

Булочка, блять, соглашается. Соглашается искупаться со мной, намылить друг друга гелем, растереть пену по телу… Аааа! Дальше фантазия разгоняется не на шутку: я в мыслях слышу стоны из ее рта и подкидываю девчонку с огненной задницей вверх, чтобы сплела за моей спиной ноги, а я вдавился разрывающимся от желания членом ей между ног. Сука, я только представил это, а меня уже рвет.

— Ты же понимаешь, что душ принимают голыми? — с большим трудом давлю улыбку я. Как дурак, вместо того чтобы хватать и тащить девчонку в берлогу, я даю ей последний шанс сбежать. С ней хочется только так — по ее собственному желанию, чтобы она тоже этого (чего бы ни было) хотела.

— Но тебе придется одолжить мне одну из твоих пижонских маек, я не брала домашнюю одежду с собой.

Я отдам ей всю коллекцию трусов «Кельвин Кляйн».

— Да хоть весь гардероб.

Это правда — я готов поделиться с ней всем. Мне ее не хватало, я это понял только сейчас и задумался: может, мне и было так хуево, потому что не было ее рядом?

Не хочу проверять эту теорию и снова отпускать Огневу. Я буду просто конченым придурком, если не подсажу ее на прущую из нее же самой похоть. Ну или хотя бы на мой член.

Глава 34

Тори

Душевая кабинка в квартире Арсения кажется размером с мою комнату в общаге, и я почти не преувеличиваю. Стекла в ней идеально блестят, что вызывает у меня вопросы. Например, как много рабынь держит Громов, чтобы те полировали ему мебель (а может, и не только) и убирались в доме. Поддон выложен темным декоративным камнем, а на стенах ванной красуется плитка под черный мрамор. И да, я смотрю куда угодно, только бы не смотреть на Арсения, который прямо сейчас в режиме онлайн стягивает с себя футболку и бросает ее в корзину с грязным бельем, а затем распускает завязки на пижамных штанах.

Черт!

Я все-таки смотрю. Да что там, я с жадностью слежу за каждым движением Громова, будто это самое долгожданное продолжение любимого сериала. Кажется, я и не дышу, замерев с приоткрытым ртом, у меня даже губы пересыхают. Все, о чем я могу сейчас думать, — это длинные пальцы Арсения, спускающие по ногам штаны. Я думаю о них до тех пор, пока не встречаюсь с ним взглядом, потому что, глядя в его глаза, думать становится невозможно. Это отвлекает — его изогнутая левая бровь, ухмылка в уголках губ и чертовски горячий огонь в зеленых глазах, который обещает мне отнюдь не веселье.