Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon"

-Ты умеешь готовить?

-А что тебя удивляет?

-Не знаю… Многие мужчины не умеют.

-Многих мама разбаловала, а потом бабы, свято верящие в заезженную хрень про путь к сердцу через желудок.

-А тебя типа не баловали?

-Ну, пытались, конечно, даже царицей соблазняли, но я не поддался, – с озорной улыбкой процитировал он Иван Васильевича.

-Ой, да неужели?! - засмеялась я.

-А что?

-Ничего. Еще скажи, меня ждал.

-Ну, а если? Баловать будешь?

-Увы, мои таланты с кулинарией никак не связаны, - с тяжелым вздохом покаялась я.

-Не волнуйся, мое сердце и ЖКТ тоже, - успокоил он с таким снисходительным видом, что захотелось ему съездить по самодовольной физиономии, но вместо этого я зачем-то ляпнула:

-Ну, теперь понятно, почему ты до сих пор не женат.

Сережа хмыкнул, но комментировать не стал. Весь оставшийся путь мы провели в уютном молчании. Я рассматривала пейзаж за окном, Серёжа курил, думая о чем-то. Вскоре мы подъехали к небольшому, но очень красивому дому из бруса на окраине деревни. Он стоял на холме, поэтому, будто возвышался над всеми. Припарковавшись, Сережа несколько раз посигналил, на что тут же среагировала собака, и началась цепная реакция. Когда мы вышли из машины, лаем заливалась вся деревня.

-Серёга! - выскочил нам навстречу высоченный, загорелый до черноты пожилой мужчина, отчего его улыбка и седина казались не просто белоснежными, а ослепительными.

-Михалыч, - расплылся Сережа в не менее ослепительной улыбке и поспешил навстречу этому сутулому африканцу.

-Ети вашу мать! Что случилось? – заметив, видимо, пластырь на брови и погнутый бампер, всплеснул африканец руками.

-Да с трассы полетали немного, - ответив на рукопожатие, похлопал Сережа по тощему, жилистому плечу.

-Ну, дела, - покачал головой Михалыч. – Долихачишься ты, Серёга. Однажды точно долихачишься!

-Ты мне всю жизнь это говоришь.

-Да какие твои годы, - отмахнулся африканец, словно от несмышленыша.

-Ну, точно, - сыронизировал меж тем несмышленыш.

-Тебя каким ветром –то сюда занесло?

-Да вот, - протянул Сереженька с лукавой улыбкой, и кивну в мою сторону, ошарашил. – Привез тебе коллегу на подмогу.

В меня вперилось два мужских взгляда: один смеющийся, второй - хмурый. Я же хотела сквозь землю провалиться, когда этот юморист объявил:

-Знакомься, Михалыч, Анастасия Андреевна – ученица второго курса Сельского университета.

Михалыч озадаченно кашлянул, Серёженька же засиял, как начищенный тазик, всем своим видом, заявляя: «а вот будешь знать, Настенька, как обманывать».

-Ей бы в модели, - заключил после беглого осмотра «коллега».

-Так и я о том же, но она ни в какую. «Пчеловодом, - говорит, -буду и все». Упрямая, - от души веселился Сережа, заставляя меня сгорать от стыда.

-Шутки все шутишь? – заподозрив неладное, пожурил его Михалыч.

-Да какие уж тут шутки. Да, Настюш? – закинув руку мне на шею и притянув к себе, насмешливо уточнил этот садюга.

Мне ничего иного не оставалось, как натянуто улыбнуться и кивнуть. Как говорится, заварила кашу – расхлёбывай.

-Ну, раз такое дело, - мрачно заключил меж тем Михалыч, сверля меня каким-то тяжелым взглядом. – Пойдемте, я как раз сегодня собрался мёд качать. Меня, кстати, Петр Михайлович зовут.

-Очень приятно, - вежливо отозвалась я, в ответ же получила само за себя говорящее молчание.

-Кажется, я ему не очень понравилась, - смущенно шепнула я Сереже, когда Петр Михайлович направился к дому.

-Этому старому хрену никто не нравится, так что не переживай, - с улыбкой заверил он и чмокнув меня в кончик носа, повел во двор, где объявил о своём намерении приготовить плов, помыться в бане и получить пару банок свежего меда, а после распределил фронт работ: Михалыча послал за барашком, меня чистить морковь и лук, сам же затопил баню и установил во дворе печь для казана.

Вскоре у нас уже вовсю кипела работа. Точнее, у мужчин кипела, а у меня еле тлела в попытках не счистить с кожурой всю морковь. Сережа, проходя мимо, посмеивался над моими успехами, Петр Михайлович продолжал недовольно зыркать, заставляя чувствовать неловкость. Когда с заготовками было покончено, Сережа взялся за приготовление плова, мы же с Петром Михайловичем, переодевшись в защитные костюмы и вооружившись дымарем, отправились «просвещаться».

Господи, я прокляла тот час и Сереженьку с ним заодно, когда мне в голову пришла идея с этим гребанным пчеловодством! Стоило подойти к ульям, как меня окружил рой пчел. Застыв истуканом, я боялась даже дышать, не то, чтобы что –то делать. В ушах стояло такое жужжание, что казалось у меня крыша поедет. Петр Михайлович же, не замечая моего состояния, посвящал меня в тонкости содержания пасеки: какие растения медоносы, какие –нет, когда оптимально заселять пчел, какие стамески выбрать, когда качать, на чем лучше гнать… Не знаю, как я выдержала эту экзекуцию, но когда мы, наконец, собрали все рамки с медом, счастью моему не было предела. Правда, это оказалось только началом. Дальше меня повели в специальное помещение, где, собственно, производилась «медогонка».

Как ни странно, но эта часть моего наказания, оказалась увлекательной и уже спустя полчаса под чутким руководством Петра Михайловича я орудовала электрическими ножами, вскрывая рамки, после закладывала их в специальную машину, похожую на центрифугу, а затем сливала с нее откаченный из рамок прозрачный, как стеклышко, душистый мед.

Ох, какой умопомрачительный аромат шел от него! У меня так и чесались руки, макнуть пальчик в тару, но рядом с Петром Михайловичем я, конечно же, не осмеливалась, хотя за час, что мы провели бок о бок, он немного оттаял и уже не смотрел на меня волком, но все же до непринужденности было далеко, поэтому, когда он ушел за контейнерами, я вздохнула с облегчением.

Стерев с лица пот - в помещении стояла невыносимая духота – окунула сразу два пальца в мед и уже открыла рот, готовая языком ловить липкую сладость, как мою кисть сжали крепкие пальцы. От неожиданности я едва не подскочила на месте.

-Серёжа, блин! - выдохнула с шумом, поняв, кто застукал меня на месте преступления. Он же, улыбнувшись, поднес мою руку к своим губам и с таким аппетитом слизал медовые дорожки, что меня изнутри, будто огнём обожгло.

-Вкусно, - облизнувшись, протянул он и поцеловав мое запястье, также обмакнул указательный и средний пальцы, а после поднес к моим губам.

Медленно приоткрываю их, глядя в загорающиеся огнём глаза, а в голове отчетливо слышу жесткий голос:

«Трахалась что ли уже с кем-то?»

И всё… Внутри будто какая-то стена вырастает, не позволяющая чувствам и желаниям прорваться наружу.

-Я сама, - произношу тихо, неловко отводя взгляд. Серёжа с досадой цокает, а потом торопливо слизав мед, вдруг обхватывает мое лицо липкой рукой. Застываю растерянно, но прежде, чем успеваю что-то сказать, он сминает мои губы жадным поцелуем, без церемоний врываясь языком в мой рот.

На рецепторах разливается терпкая сладость, а в крови огонь желания, и я снова перестаю соображать. Мою стену сносит одним прикосновением этого мужчины. Зарываюсь дрожащими пальцами в короткие волосы, втягиваю запах костра, исходящий от его горячей кожи и целую в ответ со всей страстью. А он, кажется, только этого и ждал.

Улыбается и, больно прикусив мою губу, шепчет, зализывая ранку:

-Вот так… Выкинь из головы всю ту херню, поняла!

Нет. Не поняла.

Толкаюсь языком ему навстречу, и мир вокруг перестает существовать. Есть только наши ненасытные, бешеные поцелуи, лихорадочно – скользящие руки, рваное дыхание и грохочущие о ребра сердца. Вряд ли они бьются в унисон, но это сейчас неважно. Сейчас вообще ничего не имеет значения, кроме желания быть ближе. Смешаться, слиться, отдаться, взять.

Примитивно. На голых инстинктах. По животному.

Да и плевать! Лишь бы вот так: языком по соленой коже, ногтями по стальным мышцам, сочащейся смазкой промежностью по его напряженному паху через два слоя штанов и насквозь мокрые кружевные трусики.