Лето. Деревня. Любовь (СИ) - Марецкая Зоя

И вот, наконец, Маша огорошила мужа новостью, что записалась ко врачу. Он почувствовал мандраж и одновременно уверенность, что все будет хорошо.

«Маша, скинь мне адрес, фамилию врача и время приема, я приеду», — написал он ей сообщение.

Она долго молчала, потом сбросила адрес частной клиники неподалеку от школы, где она работала и где учился Лука.

«А время?»

Маша опять долго молчала. Юрий отвлекся по рабочим делам, и не сразу увидел входящее сообщение:

«Через пятнадцать минут».

Твою ж мать, Маша!!!

Он умудрился доехать за двадцать. Весь нашпигованный адреналином и адской смесью из бешенства, страха, волнения и надежды. Залетел на второй этаж, перепрыгивая через ступеньку, и ворвался в кабинет врача.

— Немедленно выйдите, у меня прием! — гаркнула тетка в белой шапочке злющим голосом откуда-то из-за ширмы.

Юра сделал еще пару шагов и увидел лежащую на кушетке рядом с аппаратом УЗИ Машу, всю красную и зареванную. Чувствуя, как защемило сердце, бухнулся на колени и уткнулся носом в ее грудь. Маша всхлипнула и начала гладить его по голове.

— Прости меня, прости меня, — дрожащим голосом зачастила она, — я никак не могла поверить… мне было так страшно… Прости, Юрочка… Это чудо, это просто чудо…

И тут он начал смеяться. Громко и истерически.

— Маш, ну, что ты говоришь? Какое чудо? Не позорь меня пре враче, я вообще-то старался! Почти каждую ночь! А я как бы уже далеко не мальчик!

— Нет, нет, я не то имела в виду, — слабая улыбка появилась на ее губах. — Я про себя, я же бесплодная…

Он опять засмеялся:

— Да-да, точно, я же забыл, ты бесплодная, я импотент…

Тут возмутилась врач, которая до этого молча и с удивлением взирала на эту странную сцену.

— Мамочка, какая же вы бесплодная, у вас уже двенадцать недель! Хотите пол узнать?

Юра встал с коленок и чмокнул Машу в губы. Вид у него был диковатый. Виновато глянул на врача и отошел в сторону.

— Простите меня, доктор, что ворвался. Я знаю, что там мальчик. Вы продолжайте, я вот тут рядышком тихо постою.

— Можете стул взять и посмотреть, — смилостивилась та. — Я вам фото распечатаю. Точно, мальчик у вас будет, мамочка. Сердечко сейчас послушаем.

— Вовка, — шептала Маша, глядя на экран.

Она заливалась слезами, Юра гладил ее руку. На экране махал руками Макаров-младший. Ему было хорошо и спокойно в мамином животике. Врач, улыбаясь, вслух называла параметры. Юрка чувствовал, как болит его шрам. Но это была хорошая боль. Сердце болело от любви и благодарности. За счастливые глаза любимой женщины, наполненные надеждой.

«Ты есть, спасибо Тебе. Теперь я точно знаю, что Ты есть».

— Вообще все у вас хорошо, мамочка. Угрозы нет, — завершила осмотр врач.

— Сексом можно заниматься? — глядя на Машу, весело спросил Юрий. Та опять улыбнулась, на этот раз смущенно.

— Можно, но, желательно, не в моем кабинете.

— Упс. Извините, я случайно.

Юрий громко трагически вздохнул и убрал руку с голой ножки жены. Та счастливо рассмеялась. В первый раз за последние Бог знает сколько дней.

— Можете одеваться и подождать в коридоре. Заключение я вам сейчас распечатаю. И вообще, Мария Ивановна, вам пора уже на учет вставать, срок большой.

— В отпуск можно уехать? — спросил он.

— На самолете лучше не надо. На море?

— Нет, у нас деревня, девятьсот километров.

— О, деревня — это совсем замечательно, свежий воздух, натуральные продукты, — обрадовалась врач. — Не возражаю, даже настойчиво рекомендую. Нервы мамочке нужно укрепить однозначно.

— Простите нас, доктор, сами понимаете — первая беременность. В нашем-то возрасте, — подала голос Маша. Она уже оделась и подошла к мужу, прижалась к нему. — Большое спасибо вам и до свидания.

Они вышли в коридор.

— Про какой это свой возраст ты толкуешь? Ты у меня еще девочка, пятерых успеешь родить, — Юрка, смеясь, глядел в ее глаза. — И вообще, я думаю, ты все придумала про свое бесплодие. Чтобы усыпить мою бдительность и коварно от меня залететь. Ох, врушка ты, Марьванна Макарова. Повязала меня по рукам и ногам.

— Ты хочешь еще пятерых? — она смущенно уткнулась носом в его плечо.

— Пфф. Да хоть семерых. Напугала ежа голой …опой. Я ж теперь многодетный отец-молодец, не гоже мне младенцев боятся. Всех вырастим, выучим, на ноги поставим.

— Юр, а откуда ты знал, что это мальчик?

Он мягко улыбнулся.

— А он мне снился, Машуль. Много раз уже. Красивый розовощекий бутуз с твоими голубыми глазами. А ты тесты делать не хотела. Все нервы ты мне истрепала, Машенька.

— Юрочка, если бы ты знал, как я тебя люблю, — ее опять пробило на слезы.

Юрка вздохнул и прижал ее к себе. Руки у него дрожали от волнения. Зашептал на ушко, гладя жену по спине:

— А уж как я тебя люблю, Машуль. Это ты мое чудо. Страшно подумать, что еще год назад у меня ничего и никого в жизни не было. Только памятник на кладбище. А теперь у меня есть ты. Ты и есть мое настоящее чудо. Не плачь, маленькая. Тебе нельзя плакать, а то Вовка расстроится. Не плачь, Машенька, все хорошо. Все хорошо. Давай на майские в деревню уедем. Я тебя научу картошку сажать.

Она засмеялась сквозь слезы:

— Почему картошку?

— Ты что! Картошка — это стратегически важный деревенский продукт! — Он поднял палец вверх. — Кто картошку не сажал, тот не может считаться деревенским жителем.

— Все, я хочу сажать картошку. Поедем.

Они стояли в коридоре в обнимку, и даже врач не посмела их побеспокоить. Молча положила листок с заключением на стул и скрылась за дверьми своего кабинета. Маша постепенно успокаивалась. Подняла голову, заглянула Юре в глаза.

— Ты больше не поедешь сегодня на работу?

Он фыркнул.

— Что я там забыл? Я сам себе начальник.

— Ванечку только через два часа забирать. Может, погуляем по Невскому? Смотри, погода какая хорошая.

— А пошли, — легко согласился Юрка. — Можно заехать домой и Лучика с собой взять. Мороженого хочу. Будем есть мороженное. Только тебе умыться нужно, Машуль. У тебя глаза растеклись. Пошли в туалет.

— Я что, панда?

— Ага. Моя беременная пандочка.

Она посмотрела на него влюбленными глазами.

— Юрочка, вот за что ты мне достался такой хороший? Я же самая обыкновенная.

Он ласково улыбнулся.

— Даже спорить не буду. Хочешь побыть обыкновенной — будь. Только я все равно тебя сильно-сильно люблю. И для меня ты самая необыкновенная.

Они вышли на улицу, держась за руки. Робкое апрельское солнце заливало питерские крыши и мостовые. Юрка по привычке закурил. Потом спохватился и выкинул сигарету в урну.

— Это последняя была, Маш, — виновато сказал он. — Давно надо было бросить.

— Юр, а ты сегодня какой стих для меня приготовил? — внезапно спросила она.

— Маш, прости, не до стихов мне сегодня было. Давай до вечера, обещаю, что подготовлюсь. И вообще, я теперь буду про детей стихи искать. Пора менять репертуар.

— А я знаешь, что в сети нашла, пока свою очередь ко врачу ждала?

Не торопите жизнь… — она дана,

Чтоб мы с тобой могли заметить,

Что есть Любовь на этом свете,

Чтобы услышать, как смеются наши дети,

И чаши горести и счастья пить до дна.

Нам жизнь дана, чтоб видеть лица близких:

родных по крови или найденных в пути,

Чтобы избавиться от мыслей подлых, низких,

Уметь простить и счастье обрести.

И наша жизнь по капельке уходит,

Минуты превращаются в года,

Умейте ждать и верить… иногда,

Плохое за руку Хорошее приводит…

Не торопите жизнь, она — одна!!!

И не пытайтесь Небо обмануть,

Любая ночь лишь до поры темна,

Но ноша каждому из нас дана,

Чтоб не мешала крыльями взмахнуть!*

*Стих Татьяны Перепелицыной

ЭПИЛОГ

В последнее время они так редко куда-то выбирались вдвоем, что Маша чувствовала себя взбудораженной. Сегодня исполнилось ровно пять лет со дня их свадьбы, и на вечер у них с Юрой было запланировано посещение ресторана и театра. Маша готовилась к свиданию с мужем очень тщательно. Надела новое платье дерзкого малинового цвета с пышной юбкой и корсетом, которое любимый еще не видел, придирчиво оглядела себя. Да, у нее наконец-то получилось скинуть вес и перейти на пятидесятый размер одежды вместо пятьдесят четвертого, который она носила после рождения Кати. Маше очень нравилась ее новая подтянутая фигура, а вот Юрка, смешной, ругался очень сильно и взял с нее торжественное обещание, что больше она не скинет ни килограмма. Хорошо, что ее «троечка» после грудного вскармливания так и не «сдулась». Маша вертелась перед зеркалом, придирчиво оглядывая свое открытое декольте и голые плечи. Не девочка уже, но вполне симпатичная и уверенная в себе женщина в самом расцвете сил и красоты. Длинные волосы были заплетены в французскую косу, из которой были соблазнительно выпущены отдельные светлые прядки. В ушах и на шее блестели капельки бриллиантов — подарок мужа в честь рождения дочери. Их Маша еще тоже не выгуливала «в свет».