Измена. Простить, отпустить, отомстить? (СИ) - Шевцова Каролина

- Да какие там намеки, я говорю прямо. Можешь не переживать, что я потеряю голову от любви, Аркаша. Любовь это удел поэтов, как ты с Женей. Я же прозаик. И просто хочу секса. Чтоб аж искры из глаз летели, понимаешь?

Савранский зло рассмеялся. На нас покосилась женщина с телефоном в паре метров от окна. Она явно не планировала подслушивать чужой разговор, но теперь заинтересовалась. И мне впервые стало плевать, что там слушают другие люди, не буду говорить и на полтона тише!

- Не думал, что ты такая.

- Так и не думай, потому что на самом деле я в разы хуже. Можешь спросить у Никиты, его я тоже выгнала из дома. Кстати, то видео с тобой слил наш сын, представляешь? Достало смотреть, как ты мне изменяешь, вот и устроил родителям такой сюрприз.

- Не удивлен, твое воспитание.

- Конечно мое. Тебя же рядом не было.

- Да и ты себя не сильно утруждала. Даже сейчас не хочешь остаться со своим ребенком.

- Савранский, я сейчас скажу тебе новость, от которой у тебя совсем сорвет башню. Прикинь, Тамара и твой ребенок тоже! Вот это сюрприз, да?

Несколько секунд мы стояли напротив друг друга. Глаза в глаза, со сжатыми зубами, чтобы в порыве ярости не сказать что-то еще более гадкое. Контролировать себя становилось все труднее, злость, так долго кипевшая во мне, наконец нашла выход и теперь бурлила, стремилась наружу. Так, чтобы еще сильнее задеть когда-то любимого человека. Так, чтобы не мне одной было больно.

Это неправильно. Это разрушало меня изнутри. Но почему-то я не могла остановиться.

- Вот вы где, а я вас по всему этажу искала. Томочка заснула. Настя, ты привезла вещи? А то я не увидела сумки в палате.

Мама выглядела спокойной. Такие ссоры были ее стихией. Она умела за пару слов довести собеседника до истерики и при этом не потерять своего лица. Так что, если сейчас она подключится к разбокам, я сделаю ставку на опыт и годы манипуляций.

- Настенька не останется в больнице. Мы решили, что я возьму больничный. Так будет удобней всем, я наконец отдохну, а у Насти появится время для своего любовника, - произнес Савранский, глядя на меня.

- Настя?! – Ахнула мама.

- Все в порядке. Аркадий прав, мама. – Я смотрела не в сторону, а прямо перед собой, на мужа.

- Настя… у тебя появился любовник?

Голос мамы не дрожал. Она прекрасно контролировала собственные эмоции.

- Да, представляешь? Жаль, что ты узнала об этом так, мы с Тимуром хотели сделать вам сюрприз с шариками и тортом в виде Кама сутры.

- Настя, кажется ты не понимаешь, что говоришь.

- О нет… смею вас уверить, ваша дочь вполне серьезно. Я видел как они целуются, прямо как подростки, на пороге дома!

- Настя, - ахнула моя мама. – Тебе же сорок?!

- Тридцать девять, - парировала я. – Достаточно большая, чтобы не спрашивать у вас разрешения, с кем и где мне целоваться.

Савранский скрипнул от злости зубами. Видимо, он тоже сводил челюсть, чтобы хоть немного себя сдерживать. Длинный и тощий, с вытянутым позеленевшим лицом он больше походил на ящера, чем на человека. В нем не осталось ничего от прежнего Кеши, которого я так сильно любила.

Любила его, не любя себя.

Любила его, растворяясь и пропадая.

Любила и прощала, втаптывая себя же в грязь.

А теперь все. Закончилось. Не осталось ни любви, ни нежности, ни уважения.

- Если ты хочешь знать мое мнение, Анастасия, - твердо прочеканила мать.

Я повернулась и посмотрела на нее. Собранная, будто готовилась к этому разговору всю жизнь, она взяла стойку. От нее точно не дождешься лишних слов и проявления эмоций, все будет быстро, по делу и размежет меня до лепешки.

- Не хочу. – Брови мамы поползли вверх, прямо к прическе. Я улыбнулась, почувствовав свое превосходство, и добавила тверже: - Мамочка, я не хочу знать твое мнение. Спасибо, что поинтересовалась. Кеша, держи меня в курсе. Если я не отвечаю на звонки, значит занята и наберу тебя позже. Поцелуй от меня Тому, не хочу ее будить.

С этими словами я наконец разорвала длинную висевшую на шее цепь с огромной гирей на конце. Нет больше ни ответственности, ни ожиданий, ни чужих проблем.

Есть только пустота, за которой начинается свобода.

Глава 31

Это был день звонков.

Рабочих, личных, всяких.

Я говорила с Томой, она все так же слаба и много спит. Говорила с Кешей, он не поверил, что его великая любовь способна заказать доставку еды, но обещал во всем разобраться. Говорила с мамой, о погоде, о работе и ни о чем личном. Говорила с отцом, о ремонте в клинике и обустройстве детского крыла. Говорила с бабушкой о Никите, потому что с Никитой говорить отказывалась. Говорила со свекром. Точнее слушала, пока он прощупывал почву и узнавал, как у нас с Савранским дела. Под конец старый говнюк выдал какую-то цитату из крестного отца, на тему того, что нет ничего важнее семьи.

Когда вы мафия и не один труп вместе закопали, то да. Так вы сможете не свидетельствовать друг против друга. В нашем случае его аргументы работали слабо.

Все это так вымотало меня, что вернувшись домой, я тупо завалилась спать и заснула, когда часы показывали половину восьмого.

Проснулась ожидаемо рано. Так рано, что по моим меркам за окном была еще ночь. Я долго крутилась в кровати, думала, может получится урвать у сна еще часок, но потом сдалась.

Кто рано встает, тому Бог дает. Отбирает у тех, кто не ложился вовсе и дает таким вот как я – ранним.

Сначала я вела себя так, будто меня Золушка покусала. Выкинула из тамбура лишнюю обувь, помыла вчерашнюю посуду, поменяла постельное белье. Стрелка часов дошла до пяти утра. Выругалась, пошла в душ, высушила и уложила волосы, накрасилась, надела джинсы. Те предательски сползли с талии на бедра. Странно. Фокус повторился еще с двумя парами брюк, и только тогда я убедилась, что одежда стала мне большой!

Не веря в такое чудо, я залезла в самые глубины гардероба и выудила оттуда платье по фигуре. Простое, на пуговицах, с рубашечным воротником и тонким кожаным поясом. Я не выкинула его, когда поправилась, только потому, что мне очень нравился и шел этот изумрудно зеленый оттенок ткани.

Из-за платья пришлось отказаться от любимых кроссовок и надеть высокие сапоги, а вместо куртки достать пальто. И такой вот фифой пойти на работу.

Когда я подъехала к клинике, на улице еще было темно. В нашем здании горели окна первого этажа, но даже так оно выглядело неуютно. Непроизвольно я остановилась напротив спортзала. Он начинал работу с восьми, и, судя по одному единственному освещенному окну, кто-то из администрации или тренеров уже пришел в офис.

Может этот кто-то… Тимур?

Я озиралась, будто шла к цыганам отворовывать своего коня обратно. Почему-то казалось, что никто не должен меня видеть. В такое время. В таком виде.

По лестнице поднималась пешком. Каждая ступенька отдавала тянущей болью в ягодицах после тренировки, и это чувство уже стало мне привычным. Более того, я начинала скучать, когда мышцы не откликались на движения и когда что-то давалось мне слишком легко. Пока не понятно, на что я подсела больше, на спорт или на одного спортсмена. И сегодня мне предстояло во всем разобраться. За серой дверью стояла гробовая тишина. Сколько я не напрягала слух, не могла расслышать ни звука.

А потому просто толкнула металлическую громадину, и зашла внутрь. Стянула с ног сапоги, тут было слишком чисто, а я забыла сменку дома. Точнее оставила специально, потому что не планировала тренироваться.

На цыпочках, чтобы если что уйти так же незаметно, как и пришла, я подкралась к источнику звука. Кто-то в самом углу зала раскладывал на стойке гантели.

Передо мной открылся роскошный вид: широкая спина, бугрящиеся под майкой мышцы, и лысая, как бильярдный мяч голова.

Захотелось как в фильме, тихонько закрыть Тимуру глаза и игриво так сказать:

«Угадай, кто?».

Но стало страшно, что он не угадает и начнет перебирает имена всех тех, кто мог прийти к нему в зал в такое время. Или еще хуже, от неожиданности вмажет мне гантелей по лицу, так чтобы к косметическим теням на глазах добавились мои, природные.