Катерина (СИ) - Бушар Сандра

***

– Вот, – Семен поставил на стол кучу полных контейнеров, – кушай, Катюш…

Я неловко поежилась на скрипучем бабушкином любимом стуле, уставившись на горы еды. Горечь заполнила желудок так сильно, что было больно дышать. Натянув улыбку, я как можно безэмоциональнее прошептала:

– Молодец Стеша, столько наготовила!

– При чем тут Стеша? – Семен уставился на меня в полном недоумении. Так, будто я сморозила какую-то несусветную глупость. Настолько детскую, что он и ожидать подобного не мог. – У нас отель с трехразовым питанием. Я пошел остатки с ужина забрал.

Неожиданно настроение увеличилось втрое, я не смогла сдержать счастливую улыбку. Тяжелый камень, давящий к земле, вдруг куда-то исчез.

– Спасибо тебе, но… Тут слишком много всего, – оценив объем контейнеров, я прикинула вес. Там было не менее трех килограмм. «Неужели Семен и вправду думает, что я способна столько съесть?». – Давай вместе? Расскажешь, как поживаешь.

– Можно… – Семен деловито осмотрелся по сторонам. – Только нужно сперва дом проверить, тут давно никого не было. Ты начинай, а я пока тебе постельное на свежее сменю.

Мужчина скрылся в соседней комнате, а я приступила к супу, достав из бабушкиного ящика запылившийся столовый набор. Кусая губы, я пыталась притупить свое любопытство и не сдержалась:

– Ты никуда не опаздываешь?

– Полночь, Катюш… На работу поздно, или уже рано…

Стоило остановиться, мой интерес казался неуместным, но все же с губ сорвалось:

– Я не о том. А если Стеша заскучает?

В соседней комнате после грохота, грубых мужских шагов и шарканья мебели послышалась гробовая тишина. Голос мужчины показался мне напряженным:

– Может она и заскучает, только это не моя забота.

– Как это? – сердце в груди больно забарабанило, а пальцы до побеления костяшек сжали ложку. – Она ведь твоя жена!

– Бывшая, Катюша. Бывшая. Это очень важное уточнение! – гневно рявкнул он, будто устал повторять одно и то же. – Если честно, не очень приятно говорить на эту тему.

– Ты поэтому мне ничего о браке не рассказывал? – разговор казался нервным и тревожным не только мне. Я услышала, как по ту сторону стены Семен присел на постель и тяжело выдохнул.

– Именно. Да и не думал, что это важно. Казалось, что эта часть жизни давно позади, – немного помолчав, мужчина прочистил горло. Складывалось ощущение, будто он выдавливает из себя каждое слово. – Может ты слышала от бабушки, что я в Мариновку после смерти отца переехал. Когда Стефании объявил об отъезде, она заявила: либо я, либо Мариновка. Оказалось, ей ни сколько был нужен я, а московская обеспеченная жизнь. Продав большую часть имущества, я дал ей хорошие отступные при разводе, хоть и не должен был. Мы в браке ничего не нажили. Она эти деньги быстро спустила на шмотки, отпуска, гулянки… Узнала, что в Мариновке я не просто веду сельскую жизнь, а разрабатываю прибыльный курорт, и тут же появилась. Якобы поняла, что жить без меня не может. А я давно уже не хочу ее, ведь… Не важно! В общем, за дурака меня держит, всячески оттягивает развод. Честно? Уже от одного вида ее передергивает.

Семен рассказывал трагическую историю, которая должна была вызывать сострадание, но почему тогда настроение снова улучшилось, бабочки заплясали в желудке, грозя разорвать его на мелкие части?

– Неужели нельзя никак ускорить процесс? – как можно спокойнее спросила я. Радуясь, что Семен не видит моего лица. Было бы крайне неловко объясняться за улыбку.

– Я пытаюсь, подключил все возможные связи. Но там свои нюансы, придется какое-то время потерпеть, – желая поскорее закончить разговор на явно раздражающую тему, он торопливо переключился: – Расскажи лучше о себе, Катюш. Как Макс?

Я замерла в недоумении. «При чем тут я и Макс? С чего он вообще решил упомянуть нас в одном предложении?!». Поморщившись, я открестилась:

– Понятия не имею, что там с ним. Вроде отчислили. А может родители снова за него заплатили… Кто его знает.

– О! Жаль, сочувствую.

Почему-то раздражение взяло верх. Бросив ложку в судок, я фыркнула:

– С чего это тебе вдруг стало его так жалко? А мне вот не очень. Знаешь, после того, как он буквально меня не изнасиловал, я даже смотреть на него не могу! А тебе его жаль… Как забавно!

Он резко встал с постели, она громко заскрипела. Пять громких тяжелых шагов и Семен возник в проходе. Его глаза пестрили праведным гневом, а губы холодно убийственно чеканили:

– Что значит «чуть не изнасиловал», Катюша?!

Я с ужасом смотрела, как сжимаются и разжимаются кулаки мужчины. Как раздувается его мышечная грудь… Как надуваются вены на руках и висках… В такие моменты меньше всего на свете хотелось врать мужчине, и я эмоционально выложила ему все подробности того злополучного вечера. Как была зла на Семена за контроль, как удачно сдала философию и как поехала отмечать с Максом в клуб, в отместку за вечные запреты, и как решила переночевать у парня, дабы упростить себе жизнь.

– Он трогал тебя?! Приставал?! – рычал тот с красными глазами. Лопнувшие капилляры заполнили кровью белок. – Без спроса выкладывал в сеть?!

Я мягко кивнула, будто это могло успокоить пышущего яростью бешеного зверя.

– Я УБЬЮ ЕГО!!! – животный рык зазвенел в ушах. Словно в замедленной съемке Семен кинулся к выходу из дома, а я за ним, пытаясь удержать, затянуть обратно в дом. Он отмахивался от меня, как он надоедливой куклы: – Не надо, Катюш! Не трогай меня! Мы разберемся по-мужски. За такое не жалко и присесть!

– Ты совсем дурак, Семен?! – не сдержалась я, упираясь ногами в косяк двери, а руками безрезультатно затягивая мужчину обратно в дом. – Знаю, то, что я скажу, может показаться полным идиотизмом, но, если бы Макс не поступил так, я бы еще не скоро поняла, что совершенно ничего к нему не испытываю. Разве что призрение и неприязнь! И поняла, что ты для меня очень важен…

Он резко замер, с недоверчивым прищуром заглядывая в глаза:

– Ты ведь вышла за меня, потому что бабушка заставила, Катюш. Не придумывай.

В ту секунду пришло осознание. Там, на кладбище, не призрак привлек мое внимание к кустам. Это был Семен. Он слышал ту часть разговора, что лучше было бы никогда не знать.

– Да, – лгать было бесполезно и глупо. Мужчина читал меня насквозь, как распахнутую книгу. Нервничая, сгорая от неловкости, я выпалила быстро, чтобы не передумать: – Сперва так и было, это верно. Я каждый день повторяла себе: «Я живу с ним только потому, что бабушка этого хотела!». Но ты… Твоя забота и любовь заставили меня посмотреть на все иначе. Жаль, поздно. Уже ничего не изменишь.

Горячий вихрь смел меня в охапку и пригвоздил к стене. Горячие руки жадно сжимали мои пылающие щеки, а губы жадно скользили по лицу. Я ощущала, как пылающие поцелуи прожигают кожу, заставляют дрожать… И закрыла глаза, пытаясь запомнить этот момент на всю оставшуюся жизнь.

– Как же поздно, маленькая моя?! Как же поздно, если я люблю тебя до одури и безумия! Когда думаю о тебе каждый день и забыть не могу! Ты в моем сердце каждый день, час и секунду… Я люблю тебя, Катюша. Люблю, слышишь? – шептал он путанно и пьяно, блуждая ладонями по моему телу жадно и нетерпеливо, будто впервые. – Одно твое слово, любимая, и весь мир упадет к твоим ногам. Только. Одно. Слово.

Я и представить не могла, что растаю в его крепких руках, как мороженное на солнце и уплыву на розовых берегах в розовую реальность. Но червяк внутри громко шептал: «Этого не может быть! Вам не суждено быть вместе! Очнись!».

Горючие слезы отчаянья потекли по щекам, прожигая кожу. Вскинув на замершего мужчину полный боли взгляд, я тихо прошептала:

– Я знаю, что ты меня любишь, Семен. Вижу, поверь. Но… Что мы будем делать с Олей и ребёнком? Прости, но я не могу простить измену.

Брови мужчины сперва свелись на переносице, а после поползли на лоб. Сложив губы в тонкую линию, он растерянно протянул:

– О чем ты таком говоришь, Катюша? Оля от кого-то беременна?