Рози и Зверь по-соседству (ЛП) - Болдуин Кейли

Я бы никогда бы не назвал Рози хрупкой. Но сейчас она казалась настолько близкой к тому, чтобы сломаться, что мне срочно нужно было вытащить её отсюда, подальше от людей.

— Я хочу тебе кое-что показать.

Глава 27

Рози

Дилан крепче сжал мою руку, раздвигая низко свисающие ветви тополя и ольхи, заросшие над тропинкой, и шагнул в затенённое, полуразрушенное кладбище. Надгробия были почти полностью стерты временем, но на некоторых ещё можно было разобрать даты — более чем трёхсотлетней давности. Дикие кусты малины и костяники, усыпанные ягодами, разрастались так буйно, что почти полностью поглотили старые могилы.

Заброшенное, забытое.

Я всё ещё не могла поверить, что папа вот так просто объявился в городе. Говорил, что заскучал, запертый на моём катере.

А как же я?

Волна стыда накрыла меня. Какая эгоистичная, кислая мысль. План «Сладкий лимон» предполагал, что я должна заботиться о папе и его нуждах.

— Я часто приходил сюда, когда рос, — тихо сказал Дилан, возвращая меня к настоящему. Он продолжал держать мою руку, ведя дальше сквозь высокую траву. Сквозь листву пробивались солнечные лучи, освещая золотыми пятнами его волосы и плечи, словно кто-то рассыпал по нему волшебную пыль. — Знаю, все считают кладбища жуткими, но это место всегда казалось мне спокойным. Когда я увидел твою картину в то утро, она напомнила мне именно это место.

Дикие цветы прорастали сквозь густую траву, окружая упавшее бревно — идеальное место, чтобы присесть вдвоём. Всё вокруг выглядело так, словно мы попали в сказку — не хватало только волшебной музыки и пары эльфов, мелькающих вдалеке.

Я села рядом с Диланом, наши бёдра и плечи соприкасались, чтобы уместиться на бревне. Он держал мою руку на своём бедре, и я поймала себя на мысли, что он, похоже, делал это бессознательно. Его большой палец медленно водил по моей ладони, и этот простой жест заставил меня задержать дыхание.

— Я приходил сюда, когда нужно было подумать, — продолжил он.

— О чём ты думал?

Я была рада перемене темы. Честно говоря, я ожидала, что он начнёт расспрашивать меня о папе, а у меня не было ответа, который я была готова дать.

— О многом. О том, как однажды я стану профессиональным хоккеистом. О том, какой будет жизнь за пределами Винтерхейвена. О моей влюблённости в миссис Мейбл.

Я рассмеялась и толкнула его плечом.

— Перестань. Врёшь.

— Чистая правда, — ухмыльнулся он, глядя на меня с озорной искоркой. — То, как она читала Роберта Фроста в девятом классе? Любовь с первого взгляда.

Я покачала головой, но улыбка никак не сходила с моего лица.

Всё это пространство, целое кладбище вокруг нас — и мы сидели, прижавшись друг к другу на этом маленьком участке бревна. Но мне и в голову не пришло отодвинуться. Даже когда острые кусочки коры врезались мне в ногу или трава щекотала щиколотки.

Дилан вдруг стал серьёзнее.

— В основном я приходил сюда, чтобы просто смотреть в небо и мечтать. Никто, кроме Шайло, не понимал, почему я так стремлюсь уехать из Винтерхейвена и играть в хоккей. Я никогда не был лучшим на льду, но я был самым упорным. Не останавливался ни на день. Ни в перерывах между сезонами, ни после колледжа, ни даже когда мы вышли на профессиональный уровень. С тех пор, как мне исполнилось тринадцать, каждая свободная секунда моей жизни уходила на хоккей.

— Это первый раз, когда ты по-настоящему сделал перерыв?

Он кивнул.

— Да.

Теперь было понятно, почему он иногда казался таким потерянным. Почти всю жизнь у него была цель, и теперь, когда её у него отняли, он не знал, куда себя деть.

Вокруг одной из могил кружила бабочка, мягко порхая среди ярких маков.

— Здесь действительно спокойно, — прошептала я, глядя на эти дикие цветы. — Я даже не знала, что это место существует.

— Мы с Шайло и Хадсоном часами исследовали Винтерхейвен, когда были детьми. У каждого было своё любимое место. Чарли обожала тропинки за Главной улицей, Лили — огромное поле с цветами возле нашего дома. Но они никогда не понимали, почему мне нравилось это кладбище.

— А Шайло?

— Его любимым местом был пруд в лесу за нашим районом. Мы плавали там летом, играли в хоккей зимой, а поскольку он был влюблён в Лили, всегда надеялся, что она случайно придёт и увидит его.

— Он любил Лили? Она знала об этом? — Я старалась, чтобы в моём голосе не прозвучало удивление. Беннет тоже был влюблён в Лили, так что, вероятно, в ней были какие-то достоинства, даже если я их не замечала.

— Нет, не знала. Он собирался вернуться в Винтерхейвен после колледжа и признаться ей, но потом встретил свою жену, Амелию, и влюбился в неё с первого взгляда, без памяти. Лили была всего лишь детским увлечением. Амелия стала любовью всей его жизни.

— Может, это даже к лучшему, что Лили ничего не знала. Представь, что ты теряешь кого-то, кого любишь… Это может сломать человека.

Я смотрела на наши переплетённые пальцы — его большие, сильные, с моими, меньшими, прячущимися между ними. Так чувствовал себя папа? Он тоже потерял любовь всей своей жизни — и просто сбежал. Это было безответственностью, как утверждали мои братья? Или горем? Должно ли это быть чем-то одним? Люди сложные. Мы так любим раскладывать всех по коробочкам с ярлыками, но эмоции и поступки не всегда поддаются столь примитивной классификации.

Тонкости и нюансы всегда сложны, но необходимы.

Но, Боже, как же это трудно.

Я осторожно провела пальцами по его рукам, по белым тонким шрамам на костяшках пальцев. Следы от старых порезов, заживших, но оставивших свой след. Он резко вдохнул, и это вернуло меня к тому моменту, когда я изучала его лицо. Я не понимала, почему меня так тянет прикасаться к нему.

Его голос стал хриплым.

— Это место напоминает мне о лучших моментах моего детства в Винтерхейвене.

— Какие были лучшие моменты?

— Летние ночи, когда мы с Шайло и Хадсоном носились по городу. Первый снег. Когда пруд замерзал. Мы играли в хоккей до тех пор, пока я не переставал чувствовать свои пальцы от холода. — Он провёл свободной рукой по высоким стеблям травы. — Тишина и медленный ритм жизни здесь… Я не умел это ценить.

— Звучит как в сказке.

— Некоторые моменты действительно были такими, — он замолчал, и тишина накрыла нас, наполненная лишь шумом ветра в листве. Я склонила голову на его плечо, слушая его глубокое, ровное дыхание. Сердце успокоилось, и мне захотелось заговорить. По-настоящему.

— Ты как-то узнаёшь все мои секреты, — прошептала я, приподнимая голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Кончик моего носа почти касался его бороды, и она щекотала кожу, но я не отстранилась.

Дилан же, наоборот, наклонился ближе и мягко поцеловал меня в кончик носа.

— Мне нравится знать твои секреты.

Ох. Мне тоже нравилось, что он их знал. Особенно если за это я получала такие лёгкие, едва ощутимые поцелуи, от которых сердце начинало стучать чаще, а мысли разбегались.

Если я не пошевелюсь, может быть, он снова меня поцелует. Или, может быть, если я подамся чуть ближе, он поцелует меня уже в другое место. Мои губы ведь были так рядом.

Это же всё равно фальшивые отношения, да? Но что вообще означает «настоящие»? В конце концов, реальность, наверное, всего лишь социальная конструкция, придуманная патриархатом, чтобы не дать мне поцеловать Дилана Сэвиджа в этом старом, заросшем кладбище. Наглость, если честно.

Катокл одобрил бы этот поцелуй, в этом я была уверена.

Дилан заправил мою прядь за ухо, и его пальцы скользнули по коже моей шеи, очерчивая линию вдоль подбородка. Он обхватил мою щёку, большим пальцем мягко проведя по губам. Его взгляд, наполненный жаром, притягивал меня, и я наклонилась ближе, пока его тепло не окутало меня полностью.

— Нам стоит потренироваться в поцелуях, — выдохнула я, когда напряжение между нами стало почти невыносимым.