Мгновения жизни - Коббольд Марика

Потом Грейс спрашивает меня:

— Вы видели воскресные газеты?

Я отвечаю ей, что предпочитаю телевизор.

— Там есть один мужчина, который мне нравится. Такой забавный. Веселил всю Англию.

— В газетах была статья обо мне. Очень глупая статья. А вчера напечатали еще одну. На этот раз они расспрашивали обо мне мою бывшую свекровь. Это называется «предоставить всем равные шансы».

— Если бы мою свекровь попросили охарактеризовать меня, — говорю я, — скорее всего, она ограничилась бы двумя словом: сплошное разочарование.

Это было семьдесят лет назад, и эти годы промелькнули и исчезли, как мелкие разменные монеты. И вот она, Лидия, лежит такая маленькая в такой огромной кровати. «Луиза, запомни, что отныне ты — важная персона». Невероятно, подумала я, впервые увидев ее, что она может быть матерью Артура, который обладал ростом и силой викинга. Но вскоре я поняла, что она компенсирует хрупкое телосложение железной волей, так что мне представляется, что она просто приказала своему тщедушному телу родить здорового, жизнерадостного мальчугана, который вырос и стал моим мужем. Она сполна воспользовалась предоставленными ей девятью месяцами, выжав из них максимум возможного. Она ненавидела расточительство, даже если речь шла всего лишь о словах. «Я буду звать тебя Луиза, — заявила она мне при первой нашей встрече. — Терпеть не могу эти вычурные двуствольные имена».

И теперь я должна помнить, что я — важная персона. Новая мысль, надо сказать. Ошибка. Непонятно кто. Никто — к таким выражениям я привыкла; но важная персона… Есть люди, которые обращают на себя внимание с такой же легкостью, как окно притягивает к себе дневной свет. Эти люди имеют право считать себя важными персонами. Но я всегда сравнивала себя со стаканом воды в жаркий полдень: меня замечали, только когда я не оказывалась рядом в нужный момент.

Но, возможно, все переменилось после того, как я встретила Артура. Он разглядел меня в битком набитой людьми комнате и в тот вечер уже не отходил от меня ни на шаг. Самое странное — по крайней мере столь же странное, как и то, что этот замечательный мужчина обратил на меня внимание — заключалось в том, что внезапно меня заметили: люди, которые в коридорах, аудиториях и на вечеринках проходили мимо меня, как если бы я была пустым местом, вдруг нашли меня заслуживающей внимания.

Я знаю людей, способных во время разговора заставить собеседника рассмеяться два, а то и три раза, и мне всегда хотелось обладать таким даром. Даром, который заставляет людей расцветать от радости, когда морщинки разбегаются от уголков глаз к скулам, подобно лучам солнца, а люди откидывают голову, не в силах удержаться от смеха. Я сказала об этом Артуру, и он взял меня за руки и посмотрел столь многозначительно, что щеки мои порозовели, словно я слишком близко села к огню.

— Вы моя смешная серьезная девочка, — заявил он мне. — Не пытайтесь быть похожей на остальных. Всегда оставайтесь собой. — Он улыбнулся, отчего, невзирая на свою бороду, стал похож на мальчишку. — В любом случае, у меня имеется запас шуток, достаточный для двоих, разве не так, мой прекрасный, мой серьезный и восхитительный молодой друг? — Тут он рассмеялся, и все люди вокруг обернулись и увидели меня.

И вот она я, миссис Артур Блэкстафф: важная персона.

— Не сутулься, девочка. Ты высокая, и перестань делать вид, что это не так. Вся округа сгорает от желания познакомиться с тобой. Покажи себя в самом лучшем свете. Не надо выглядеть перепуганным кроликом.

Прошло еще слишком мало времени, чтобы я могла с уверенностью сказать, относится ли ко мне свекровь с откровенным недоброжелательством или за ее грубоватыми манерами скрывается доброе сердце. То же самое относилось и к дому, Нортбурн-хаусу, который стал для меня приютом и кровом. Этим вечером, спускаясь по широкой дубовой лестнице, я решила, что он великодушен и доброжелателен. Я чувствовала, как меня приветствуют стены, оклеенные обоями цвета темно-красного вина, обнимает дубовая панельная обшивка, влекут к себе многочисленные окна со свинцовыми переплетами. В иные дни, когда внутрь дома проникал яркий свет с юга и запада, я начинала дрожать в тепле и чувствовать себя щепкой в бушующем океане. Может быть, дом до сих пор не решил, как ему относиться ко мне. Интересно, как вели себя предыдущие новобрачные, чтобы умиротворить его? Наверное, приносили в жертву своего сына и наследника этим несоответствиям и противоречиям, этому свету и этой темноте.

Артур зовет меня. Начали съезжаться гости. Я подозреваю, что, несмотря на страх перед моей свекровью из-за ее острого язычка, большинство гостей почтило нас сегодня своим визитом исключительно по той причине, что по округе пополз слух, будто новобрачная невообразимо простовата и некрасива!

Артур говорит мне, что у него нюх на спрятанные сокровища.

У меня необычайно тонкий слух. Я слышу их — матрон со всей округи, с их мучнисто-белыми щеками и неприятными, резкими голосами. Как бы они ни старались, разговаривать нормальным человеческим тоном противно их натуре. Это было у них в крови, они родились с сознанием собственной значимости, чтобы занять отведенные им в доме жизни лучшие места.

— Но кто она такая?

— Одна из этих «синих чулок». Очевидно, он откопал ее в каком-то запыленном лекционном зале Кембриджа. Родители умерли. Какой скандал. Полагаю, она — из этих умных девиц.

— Неужели наконец случилось чудо? — У женщины мягкий голос, в котором слышны смешинки, и я хочу посмотреть, кому он принадлежит. До сих пор гости не замечали меня, не видели, что я стою совсем рядом с ними, поэтому, когда я выхожу из тени, на их лицах появляется чрезвычайно комичное выражение — с таким же успехом я могла бы материализоваться среди них, пройдя сквозь толстые стены или сойдя с рисунка на обоях, подобно привидению. Меня представляют, и я наблюдаю, как женщины поджимают губы, выдавливая напряженные улыбки. Так делают все, кроме той дамы с мягким голосом, сказавшей добрые слова. Она намного моложе остальных, ниже меня ростом — впрочем, как и большинство женщин, — и у нее темно-каштановые волосы, разделенные на прямой пробор, короткая челка и темно-карие, почти черные глаза. Она протягивает руку, чтобы обменяться со мной рукопожатиями.

— Меня зовут Виола Гластонбери. — Я улыбаюсь в ответ и пожимаю ее руку.

К нам присоединяется моя свекровь.

— Итак, девочки, вы уже познакомились? Я очень рада. Мне хочется, чтобы вы с Виолой стали подругами, Луиза. Виола рисует. Небольшие премиленькие картины.

Но сейчас я смотрю в сторону окна, у которого стоит Джейн Дейл. Она не отрывает глаз от высокой фигуры моего мужа, находящегося в некотором отдалении от нее.

— Состояние. Хорошая семья. Невезение. Стесненные обстоятельства, — поведала мне свекровь еще при первой нашей встрече. — Очень помогает Артуру. Я хочу, чтобы ты была добра к ней.

Мой муж раздевается передо мной, и я не свожу с него глаз.

— Ты пользовалась большим успехом, дорогая, — говорит он.

На губах у меня играет довольная улыбка: не так давно я могла только мечтать о нем, а сейчас он стоит передо мной, из плоти и крови, обнаженный, его грудь и ноги покрыты мягким золотистым пушком, а его пенис смотрит на меня из кудрявых зарослей более темного оттенка.

— Я встретила кое-кого, кто пришелся мне по душе.

— Потом, — говорит он, обнимая и прижимая меня к себе. — Все потом.

Когда Грейс вернулась в кухню, Ной поднял голову от стола, на котором разбирал пачку писем.

— Однако ты не торопилась. Что ты там делала?

Грейс встала возле стула, задумчиво прижав палец к подбородку.

— Ну, хорошо, давай подумаем, чем мы могли там заниматься. Запускали бумажного змея? Загадывали друг другу загадки, может быть, играли в прятки? Разумеется, все это имело место, но по большей части мы занимались тем, что мы, женщины, называем словом беседовать.