Мой плохой босс (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Барабаню я в дверь абсолютно без кокетства, без трепета. Скажите спасибо, что не ногой.

И со второго раза в двери все-таки проворачивается ключ — я таки помешал этой сладкой парочке.

Кто откроет? Ирина? Или этот её Пэйн? Даже не знаю, какой вариант мне предпочтительней.

Судьба сама решает за меня этот вопрос — как только в коридор выглядывает разъяренный Зарецкий, недовольный тем, что его прервали — на темных небесах моей души вспыхивают разноцветные фейерверки.

— Тебе чего, — рычит он, явно желая меня урыть за одну только мою назойливость.

— Мне только вас, Прохор Степаныч, — ядовито откликаюсь я и впечатываю свой кулак в скулу соперника.

Пожалею я об этом позже — хотя и слышу как на высокой ноте воют инстинкты самосохранения. Но мне не до них. Сейчас — внутри меня звенит гонг, давший старт началу драки.

Боже, как же я хотел дать этому уроду по морде… Вот со вчерашнего дня и хотел…

Оно того стоило — мне полегчало!

Глава 25. Ирия

Вообще-то я не привыкла вылетать из душа пробкой, стягивая полы халата на груди.

Я, если честно, и в номерах Тресса редко пользовалась именно ванными, хотя и знала, что Тамара до смерти дрочит своих уборщиков, чтобы в клубе была просто стерильная чистота. Все равно душ в моем понимании рядом с сессиями помещался только при наличии секса, а я секс и сессии не смешивала. Проще было добраться до дома и раздеваться уже на своей территории.

Но вот сегодня — свершилось. Некогда было ехать домой, когда позвонил Проша и предложил встретиться раньше, чем было оговорено по расписанию — я согласилась. И все, на что меня хватило, это заехать и взять себе в магазине чистую блузку и свой личный халат. Черный.

Хорошо, что догадалась это сделать, иначе пришлось бы мне выскакивать из душа в полотенце. Ну, или без него. Но это уже совсем не вариант.

Казалось бы, приватная зона, ВИП-номер, в котором встречаемся только я и Зарецкий, и никого больше сюда не пускают. Что может пойти не так?

С кем в мое отсутствие может сцепиться мой контрактный саб?

Верещагин!

Я только увидела его затылок в клубке из двух мужских тел, катающихся по полу и чуть не взвыла.

Опять! Опять влез! В мою зону комфорта! Без разрешения!

Я ведь шла сюда, чтобы успокоиться. Чтобы хоть чуточку выдохнуть. Без него!

— Сидеть! — рявкаю на пределе связок.

Что примечательно — в стороны друг от друга расшвыривает обоих подравшихся кретинов. Оба они среагировали на мой приказ. Оба замирают на полу, один стоя на коленях, Антон — опираясь на одно.

Проша — багровый, яростный, будто бык, на скуле наливается темно-фиолетовым фонарь.

У Верещагина — отсутствуют верхние пуговицы на рубашке, разбита губа, и вообще выглядит он — будто попал под пресс. Только он злющий и готовый снова броситься в бой.

Дышат оба тяжело, явно желая продолжить свою разборку.

Я сгребаю Верещагина за его чертов галстук.

— Что ты тут опять забыл, — я уже даже не шиплю, я рычу.

— Как и вчера, тебя, — выдыхает этот идиот, — ты мне обещала. Обещала, что с ним порвешь.

А я, твою мать, чем, по-твоему, тут занимаюсь? — про себя.

— Ты не имеешь никакого права мне ничего предъявлять, — бросаю я вслух, — ты дважды отказался быть для меня Нижним. Это тебе отвратительно.

— Я передумал, — кажется, Верещагин и сам не понимает, что несет, но то, как он на меня смотрит…

Голодными глазами жертвы. Моей жертвы.

— В угол, — я дергаю подбородком, — на колени. Лицом к стене. Руки на затылок.

У него в глазах что-то вспыхивает. Его гонор и вспыхивает. И пусть горит он синим пламенем.

— А если…

— Дверь вон там, — я даже не даю ему договорить. Я и так понимаю, что он хочет спросить.

Что, если он не будет подчиняться? А то. Он может выйти нахрен, и я за ним запру дверь номера.

Мы меряемся взглядами секунд десять. Вот только сейчас он мне не босс, а слишком наглый Нижний. И на моей территории госпожа — я. Не хочет меня слушаться…

Антон шагает в сторону указанного угла. Там опускается на колени. Отлично. Одного кретина я на место поставила. Надо разобраться со вторым. Я разворачиваюсь к Проше.

— Опять открыл дверь без маски? — холодно интересуюсь я. — Ты точно дорожишь имиджем?

Ярость стирается с лица Проши, будто капли воды под натиском полотенца. Он опускает взгляд.

— Третий раз, Ир, — устало произносит он, — третий раз подряд у нас с тобой не срастается. Третий раз происходит какая-то херня. Он явился и… Дай я просто разберусь с этим уродом, и мы с тобой займемся делом. Я уже сдохнуть хочу, до того мне паршиво.

— Этот урод — мой Нижний, — спокойно произношу я, скрещивая руки на груди, — так что впредь аккуратнее выражайся в его сторону.

Ну, пусть я несколько приукрашиваю действительность, но в отличии от Антона — я понимаю последствия его идиотской выходки.

Дать по морде депутату… А чего сразу не с моста в реку сиганул с якорем на шее?

Это ведь передо мной Проша ползает на четвереньках, а в реальной жизни он от всех своих противников не оставляет мокрого места. И уже завтра Верещагин может «случайно» выпасть из окна нашего бизнесцентра. С двенадцатого этажа, да.

Вот как так? Этот болван накосячил — а я его выгораживай!

Он еще и сбежит потом. Опять!

Проша смотрит на меня как-то странно. Вроде чуть успокоился, но странности в его взгляде это не умаляет.

Черт, я все еще в этом чертовом халате!

— Сядь, — я киваю в сторону кресла, — закажи мне из бара кофе и лед. И жди. Переоденусь — и мы поговорим.

— Лед для меня? — уточняет Проша. Пока действует наш с ним контракт — в нашем с ним номере все решаю я, так полагается. И он не может ничего делать без моего разрешения. В том числе и облегчать себе болевые ощущения.

— Лед для кофе, — мстительно улыбаюсь я, — а ты переживешь, Прохор Степаныч.

Одеваюсь я — назло обоим идиотам — без лишней спешки.

Вот еще — из-за двух передравшихся петухов стрелы на чулках сажать.

Даже жалею, что не стала мыть голову — еще десять минут воспитательного уединения выписала бы, пока сушила бы её.

Верещагин — чертов самоубийца. Придурочный, ушлый, ревнивый…

Ох, блин…

Принесло его на мою голову. Как вообще узнал, что я тут, а не дома?

Бесит. Бесит до невозможности. Этим своим «я передумал» — особенно.

Надолго ли ты передумал, малыш?

Ему все это игрушечки, для меня — половина жизни. Уже устоявшаяся и приведенная в порядок.

А Антон делает все, чтобы устроить мне бардак и тут.

Когда я выхожу — в комнате тишина. Кофе уже ждет меня на круглом столике между двух кресел. Проша выжидательно гипнотизирует дверь ванной, при виде меня у него даже плечи чуть расслабляются.

Подхожу к нему, касаюсь синяка на его скуле самыми кончиками пальцами.

— Ярко, — качаю головой, — как завтра на работу?

— Возьму больничный на неделю, — Проша пожимает плечами. Я киваю. Логично, да. Логичнее, чем объяснять прессе, на какой лестнице в Думе ты оступился, и иметь после этого две тысячи разных версий происхождения этого злополучного синяка.

Сажусь в свое кресло, потягиваю кофе, выдыхая из себя остатки раздражения.

Бросаю взгляд в угол, любуюсь на спину и переплетенные на затылке пальцы Антона.

Вот так и стой, паршивец!

У него, кажется, даже этот самый затылок возмущен подобным обращением с его мудацким величеством.

Это наказание совершенно точно его бесит, но настолько внаглую припираться на мою встречу, да еще и устраивать драку — в какие рамки это лезет? И что мне, каждый раз подмахивать его мазохизму? Обойдется.

Да, до слейвспейса, до осознания своей вины перед мастером и раскаяния нам тут так же далеко, как от Москвы до Антарктиды, маршрутом, проложенным строго через Китай. Но я и не мечтала ни о чем таком.

Собственно, именно поэтому я не люблю иметь дело с неофитами. Мало того, что они подолгу не могут определиться, и вот весь этот Верещагинский дроп — это на самом деле слишком обычное дело. Так еще и отдачи от них практически минимум.