Да, именно трахнуть. Мне сейчас ничего другого не нужно. Богдан считывает наше общее желание, сажает меня на подоконник, разводит ноги и тут же входит. Одним грубым толчком. Вздрагиваем вместе, друг другу в губы.
Сжимаю его член изнутри сильнее, чтобы почувствовать это болезненное растяжение острее. Потому что мне так надо. Очень надо.
Ноги дрожат, с губ слетают уже не стоны, а крики от его грубых вторжений. Расцарапываю в порыве страсти его плечи, спину.
— Да! Да! Глубже! — требую. Но это я? Я скромная девочка Марина. А кричит и требует какая-то развратная девка.
— Какая жадная девочка, — усмехается Богдан. Подхватывает мою ногу и ставит пяткой на подоконник, раскрывая сильнее и входя глубже.
— Ааа, — хватаю воздух, утыкаясь губами в его шею, и кончаю, закатывая глаза. Богдан – за мной, настолько быстро, что я даже забываю про то, что презерватив он не надел, а я не предохраняюсь. Но сейчас ничего не соображаю и даже не осознаю этого.
Не осознаю, даже когда мы падаем в кровать, и я, как удовлетворённая самка, мокрая и растерзанная своим хищником, засыпаю.
Я могла бы вспомнить об этом утром. Начать нервничать и сокрушаться. Возможно, костерить Богдана и начать скандал.
Не то чтобы я не хочу детей.
Хочу, конечно.
Но не так же быстро и не с пока еще женатым мужчиной.
Но утром опомниться мне не дают.
Будит нас настойчивый звонок на телефон Богдана.
— Убей того, кто звонит в такую рань! — ворчу я, утыкаясь в подушки. По ощущениям мы спали всего часа четыре. Богдан сбрасывает звонок и прижимает меня к себе. Спим дальше. Но всего минуты две. Его телефон опять трезвонит. — Да кто это? — прихожу в себя. Приподнимаюсь и замечаю, как Богдан смотрит в экран, хмуря брови. Это Жанна. — Что ей надо? — недовольно спрашиваю я.
— Да откуда я знаю, — Богдан снова сбрасывает звонок, отключая звук.
— Может, ответишь? Не хотелось бы снова ее лицезреть, — кутаюсь в одеяло.
Не успевает он отложить телефон, как приходит сообщение. И мы вместе его читаем: «Богдан, возьми трубку! Я попала в аварию!»
Перевожу взгляд на Богдана, даже не зная, что сказать.
— Снова манипуляция? — вздергиваю бровь.
— Да хрен ее знает. Зае*ала, честное слово! — ругается он. Перезванивает ей, но встает с кровати и уходит говорить в другую комнату. Что мне категорически не нравится.
Вот же настырная баба.
Ну где гордость? Зачем так унижаться? Ну не хотят тебя. Хлопни дверью! Уйди гордо.
Мне жутко интересно, о чем они говорят. Но я из принципа лежу, не сдвигаясь с места.
Богдан возвращается минут через десять и быстро одевается. Молчит, стискивая челюсть.
— Что с ней? — не выдерживаю я.
— Неприятности у нее, блядь! А решить, сука, должен я! — психует, застегивая ремень на брюках, и тут же несется в прихожую.
— Да что случилось? — путаясь в одеяле, бегу за ним. — Куда ты? У нас же отпуск!
Бережнов надевает пальто и обувь, а я терпеливо жду ответа. Ну как терпеливо. Меня потряхивает от ревности и злости.
Богдан открывает дверь, чтобы уйти, но потом, видимо, совесть просыпается. Он разворачивается и прижимает меня к себе.
— Я попытаюсь быстро всё решить. Не переживай и не психуй, — вынимает из кармана карту и оставляет ее на тумбе. — Купи всё, что надо в отпуск, собери вещи. Если что, звони. Я на связи. Всё, вылет в восемь, — сообщает он мне. И пока я перевариваю, уходит, хлопая дверью.
Глава 31
Богдан
Жанна ждет меня в своей машине возле обычной районной больницы. Выхожу из своего внедорожника и осматриваю тачку Жанны. Не вижу видимых повреждений.
Наеб*ла? Очередная уловка?
Вот вроде взрослая женщина…
Окей, сажусь к ней на переднее пассажирское.
Жанна курит прямо в салоне. Всё, сука, в дыму, горло начинает першить от стойкого запаха табака. Я давно бросил эту гадкую привычку и сейчас очень чувствителен к запаху табака, который вызывает стойкое отвращение.
Открываю окно со своей стороны, пытаясь отдышаться.
— Закрой, холодно! — требовательно просит она, кутаясь в меховую жилетку.
— Потерпишь! — психую я.
Она выдернула меня из кровати, где я прекрасно себя чувствовал с любимой женщиной. Бесит. Но… Надеюсь, я не зря здесь булки напрягаю.
Поворачиваюсь к ней.
— Посмотри на меня, — холодно прошу я. Смотрит.
М-да. А женщина подустала. И вроде молодая еще. Всего тридцать один год. Но сигареты и алкоголь делают лицо уставшим. И тонны макияжа не спасают. Сейчас макияж «поплыл». Плакала? Пиз*ить ее надо. Да некому. Может, тогда дойдет, что она прожигает свою жизнь бесцельно.
— Бухала?
— Нет! — отрицательно крутит головой.
— Жанна… — устало выдыхаю.
— Да всего бутылка вина, — говорит так, словно ноль семь винишка – это компот. — И то давно протрезвела.
— Ну рассказывай, — откидываюсь на спинку сиденья, прикрывая глаза.
— Я ехала домой. Гололед. Резину не поменяла. Этим же ты всегда занимался. А я забыла.
Не удивлюсь, что она даже не знала, что машину надо «переобуть». Да, этим всегда занимался я по умолчанию.
— И? Не надо делать театральных пауз. Дальше!
— В общем, я не знаю, откуда взялся этот мужик. В четыре утра трасса пустая. Какой-то алкаш, забулдыга, — фыркает она.
Не комментирую, но глаза закатываю.
— И в общем, я увидела его поздно, он дорогу переходил, затормозить не успела. Гололёд… — вздыхает она. — Я его сбила.
Снова молчит, глотая воздух.
— Жанна. Не беси меня. Мне эта твоя драма по барабану. Дальше что?
— Конечно, я выскочила из машины. Кое-как затащила его в машину, привезла в больницу. По дороге мы договорились, что он не скажет, кто его сбил: не знает, не помнит, а я просто его подобрала и доставила в больницу.
Какая благодетельница, мать ее!
Снова замолкает.
— Всё, хеппи-энд? Можно расходиться? — иронично усмехаюсь я.
— Нет. У него сотрясение мозга и открытый перелом руки, какой-то сложный перелом… Я не вникала, — отмахивается.
Не вникала она!
Покалечила мужика и не вникала. Качаю головой.
— Он не будет писать заявление. Ментам скажет, что не помнит, какая машина. Взамен просит отдельную палату, уход, деньги на лечение и восстановление.
— Сколько?
Жанна протягивает мне обрывок бумажки, на которой написана сумма.
— Ох, ни хрена себе! Мужик молодец. Не растерялся. Ну а хер ли ты хотела? — развожу руками.
— Не смешно! — психует Жанна.
— Так и мне не смешно. Мне, сука, горько. Оттого, что ты однажды так вляпаешься под своими кайфами, что даже твой папочка не отмажет. Это еще так, цветочки, — кидаю бумажку с суммой ей на колени. — Кстати о полковнике. На хрен тебе я? Я, бля, не волшебник. Позвони полковнику, он взмахнет палочкой, и твои проблемы испарятся.
— Ты серьёзно? Не могу я ему позвонить. Дай слово, что он никогда об этом не узнает! — хлопает испуганными глазами. Реально боится. Вроде бы Ильин всегда холил ее и лелеял. Ну что он ей сделает? Отругает? Так Жанне пофиг.
— А в чем проблема?
— После того, как я порезала вены! Из-за тебя, кстати, — обижено заявляет она. Обращаю внимание на ее запястье. Ой ты господи. Там царапины, словно кошка поцарапала. Чем она их резала? Пилочкой для ногтей? — Он сказал, еще одна выходка, и – не дай бог в этом будет замешан алкоголь – закроет меня в психушку. А ты знаешь отца. Шутить он не умеет, — всхлипывает.
— Ну окей, допустим, — выдыхаю я. — А от меня ты что хочешь? Ты же вроде всё решила. Дай денег и надень белое пальто.
— Да нет у меня таких денег! Карта отца только, там столько нет. Он пополняет ее раз в неделю. Если я попрошу такую сумму, мне надо будет ее обосновать. А как? — разводит руками. — Заплати ты. Ты мой муж, в конце концов! — требует, повышая голос. Поразительная способность не просить, а требовать. Словно весь мир априори ей должен за то, что она есть. — И как-то по-мужски договорись с этим алкашом. Надави, что ли, возьми какие-то гарантии. Чтобы он меня не шантажировал.
