Гипноз для декана (СИ) - фон Беренготт Лючия

— Ты… — проговорил он наконец, еле раздвигая губы. — Это ты разбила мой трофей… Ты, Сафронова.

— Я… — кивнула, кусая губы. — Я упала, правда? Ты подбежал и…

— Увидел твою голую грудь, — продолжил он за меня.

Так я думала! Я почувствовала, как краснею, а в комнате, и так пропахшей сексом, становится жарко.

Не вздумай туда идти, не вздумай, он не простит!

— Расскажи мне, что ты почувствовал тогда! — не выдержав, выпалила вопрос, который до смерти хотела задать ему все эти дни.

— Я почувствовал… стыд. Будто увидел что-то неположенное, не принадлежащее мне. Возбуждение — встало так, что пришлось выпустить рубашку. Злость. Ревность — мне захотелось отчислить всех, кто мог увидеть твою грудь… кроме меня. И ненависть — к тебе. И к себе. За то, что я всё это… чувствую.

— Ты всё ещё ненавидишь меня? — я очень стараясь не дрожать голосом, но у меня, разумеется, не получилось. Если он скажет «да», я наверное, умру на месте.

— Нет, — спокойно ответил он. И замолчал — для продолжения фразы требовался более конкретный вопрос.

Но я так и не смогла заставить себя задать ему самый главный в моей вселенной вопрос. Да и нечестно это было бы — заставлять человека признаваться в любви под гипнозом.

Вместо этого я пошла дальше — закрыв глаза и буквально заставляя себя выдавливать слово за словом самое роковое для меня внушение.

— Я хочу, чтобы ты вспомнил всё, что я до этого приказывала тебя забыть. Вспомни всё, что происходило на том приёме — абсолютно всё! Потом всё, что происходило позже — когда ты пришел ко мне в комнату для семинаров в библиотеке. Вспомни, как ты увидел меня, гипнотизирующую Ренату Ерохину, как предложил мне загипнотизировать себя… как я согласилась. Вспомнил? Теперь вспомни то, что я говорила тебе под гипнозом… как достала часы, заставила тебя впасть в транс… приказала забыть о случае с трофеем. Вспомни, как ты рассказывал мне про своих бабушку и дедушку… про дачу… Вспомни. Всё вспомни, Андрей! А теперь давай переместимся к тебе в офис. Помнишь, когда я пришла к тебе подписать заявление, а ты занимался в своем маленьком зале за ширмой… Помнишь? Я снова достала те часы-луковицу… Это специальные часы — я использую их для того, чтобы гипнотизировать тебя. И сейчас я пользуюсь ими — уже в третий раз.

Зрачки Игнатьева всё ещё не двигались, а вот лицо слово бы жило своей, отдельной от глаз жизнью — губы шептали что-то неслышное, лицо то морщилось, то облачалось в гневную маску, то добрело, расплываясь в улыбке…

Он переживает заново события, которые я приказала ему забыть! — поняла я. Разговаривает со мной, ругается, смеется и даже…

Губы декана внезапно вытянулись в трубочку — это он снова переживал поцелуй со мной. Тот самый поцелуй, который я урвала у него, спящего в кресле!

Мне стало одновременно смешно и страшно. Ведь если я дойду до конца, он и это вспомнит — как лежал тут передо мной и выставлял себя на посмешище. Каждую свою гримасу вспомнит! И эти губы, смешно вытянутые в трубочку… И моё идиотское хихиканье.

Я зря приняла такое поспешное решение — всё ему рассказать прежде, чем влюблюсь в него по серьезному. Потому что я уже влюбилась. И теперь просто потеряю его.

Однако пути назад не было. Процесс был необратим — разве только я не решила окончательно прекратить его мозги в кашу постоянными забываниями и вспоминаниями.

Оставалось одно. Дать себе немного форы перед тем, как я окажусь лицом к лицу с новой реальностью, в которой он снова станет моим врагом и ненавистником.

— Ты сейчас погрузишься в сон и будешь спать еще час, Андрей, — тихим голосом проинструктировала его. — А когда проснешься — всё также же будешь помнить, что произошло с тобой. И то, что сейчас происходит. И то, что я тебе сейчас скажу… — не позволяя себе остановиться, на одном дыхании я продолжила: — Я люблю тебя, Андрей. И мне очень, очень жаль, что так получилось. Прости меня, если можешь. Прощай…

Последние слова я произнесла так тихо, что сама не услышала, что говорю. А когда договорила последнее слово, он уже спал — глубоко и спокойно.

Оттирая слёзы с уголка глаза, я наклонилась над ним и поцеловала этого спящего принца.

— Я люблю тебя… — повторила, вглядываясь в его угомонившееся лицо, похожее на маску какого-нибудь римского патриция. Провела кончиком пальца по носу, обвела губы…

И аккуратно положила ему на грудь часы-луковицу.

На улице меня уже ждало вызванное такси — приехало пока я собиралась. Вот ведь оно как — жить в богатом районе! Небось пасутся где-нибудь неподалеку, борясь за каждый вызов отсюда!

Погрузила сумку с вещами в багажник, влезла на заднее сиденье и тупо уставилась в подвешенный к консоли монитор с картой. Я понятия не имела, куда мне ехать. Обратно в общагу? И что я всем скажу?

А вдруг вообще ехать никуда не надо? Вдруг Андрей очнется и решит меня простить? Он, ведь и сам, если разобраться, во многом виноват…

Однако, здесь сидеть тоже не вариант — потому, что, если он мне НЕ простит, пусть лучше скажет об этом по телефону. Меньше всего мне сейчас нужны его перекошенные от ярости глаза и изрыгающие проклятья губы…

— Девушка, мы поедем куда-нибудь? — водитель такси, вот уже несколько минут ожидавший моего решения, начал терять терпение. Заметно было, что от грубостей его удерживает только тот факт, что я вышла из самого богатого дома на улице.

— Да, конечно… — неуверенно протянула я.

И вдруг вспомнила.

Девчонки же звали меня потусить после учебы! Вот куда я пойду! Отвезу вещи в камеру хранения на ближайший вокзал, встречусь с ними на кампусе, попью кофе, отвлекусь от печальных мыслей, а к тому времени глядишь, и Андрей мой проснется…

И всё решится.

Идеально же придумано!

— В город! — приказала я таксисту. И дала адрес центрального здания нашего универа.

Водитель с облегчением тронулся с места, я же набрала номер своей лучшей подруги Киры, уже предвкушая, как заберусь на свою любимую скамейку в нашей забегаловке, расслаблюсь и втяну через трубочку моего любимого кофейного коктейля.

Красные кроссовки, которые заметила на водителе, чуть отклонившись в сторону, я упрямо решила… проигнорировать.

Глава 28

В отличие от таксиста, кроссовки нового бойфренда Ренаты были обыкновенного, белого цвета.

О да, как оказалось, у Ренаты завелся парень!

Глаза я, конечно, выпучила — и когда только успела? — но при нем расспрашивать о том, откуда он взялся, мне показалось неприличным. Тем более, Рената и так смущалась, и всем своим видом показывала, что не склонна сейчас к откровенным разговорам — даже рукой мне показала, что, мол «потом расскажу».

Парня мне представили Маратом и сообщили, что он с факультета экономики — параллельный поток.

В принципе, учитывая то, что я тоже не собиралась ни с кем откровенничать, парень мне не мешал. Какая разница, рядом с кем наслаждаться коктейлями и огромным, разноцветным, многовкусовым мороженным, который нам принесли на всех четверых?

Кира, само собой, тоже пришла и болтала без умолку, почти не трогая наш общий десерт. Мне даже показалось, что она немного… не в себе — до такой степени поток ее красноречия был неудержимым. Будто бы болтовней она пыталась сдержать плохо сдерживаемую истерику.

А, может, это она из-за нас нервничает? Лучшие подруги всё же разбегаются — вон и Рената уже при мужике… Боится остаться одна, вот и сходит с ума.

Я снова почувствовала себя виноватой. Нужно будет всё же навещать девчонок почаще — даже если у нас с деканом всё разрулится…

— А представляете, в Солнцево новый ТЦ открыли! — неожиданно громко взвизгнула Кира. — И я читала, что там все большие сети держат свои аутлеты! И всё-всё задешево! Может, съездим, а? Все равно сегодня больше нечего делать.

— У Маратика машина есть, — поддакнула Рената, а ее неразговорчивый «Маратик» только угукнул, на мгновение оторвавшись от телефона.