Двое (СИ) - Салах Алайна

Настойчивый писк телефона заставляет меня дернуться. Я распахиваю глаза и начинаю быстро моргать. Седой мужчина, сидящий напротив, отрывается от экрана мобильного и смотрит на меня. Я сама не заметила, как уснула.

Пустой стаканчик из-под кофе, который я все это время сжимала в руке, я выбрасываю и иду к ресепшену. Терпеливо выжидаю очередь из двух человек и повторяю девушке свой недавний вопрос:

— Каримова Булата перевели из реанимации в палату?

Она фокусируется взглядом на мониторе и неожиданно изрекает:

— Да. Как ваше имя?

— Таисия, — от волнения мой голос взвивается. — Володина.

— Не вижу вашего имени в списке посетителей, — она поднимает глаза и ее профессионально поставленный тон смягчается: — Без этого я не смогу оформить пропуск. 

Пальцы впиваются в края стойки. Ну как же так? Я должна к нему попасть.

— Сейчас у него уже есть посетитель, — зачем-то добавляет девушка.

Разумеется, пришла Карина. 

— Это мужчина, — замечает девушка, перед тем как вернуть глаза в монитор. Кажется, я не заметила, что произнесла последнюю мысль вслух.

Больше она мне помогать не собирается, а значит и действовать ей на нервы смысла не имеет. Я отхожу в сторону и делаю то, на что никак не могла решиться вчера: набираю номер Булата. Знаю, что мы расстались плохо, но ведь сейчас другие обстоятельства. Я совсем не претендую на возобновление отношений, просто хочу знать, что у него все хорошо.

Спустя мгновение моя рука с зажатым телефоном безвольно повисает вдоль тела. Номер недоступен. Закусив щеку, я разглядываю пол. Должен быть шанс. Когда ты чего-то так сильно хочешь, он просто обязан быть.

Невидимые нити заставляют меня поднять голову, и в ту же секунду внутри остро екает. Из раскрывших дверей лифта выходит Камиль. Это и есть он. Мой шанс. Я срываюсь с места и иду ему навстречу, стараясь не пуститься в бег. Тело звенит решимостью и напряжением. Если понадобится встать перед ним на колени на глазах персонала и посетителей — я это сделаю.

— Камиль, здравствуй, — я преграждаю мужчине путь, отчего его брови удивленно взлетают. — Я знаю про аварию. И вчера сюда приезжала… Булата перевели в палату, а меня нет в списках… Мне очень нужно… Хотя бы на один раз… Телефон у него выключен. Пожалуйста, помоги мне. Я все равно никуда не уйду. Пожалуйста… 

Он секунду изучает мое искаженное мольбой лицо, после чего лезет в карман и прикладывает к уху телефон.

— Здесь Таисия… Не знаю, не спрашивал... Хочет подняться к тебе.

Секунда, что он ждет ответ, растягивается для меня в минуту неизвестности. Если Булат ответит, что не желает меня видеть... Не знаю, как я это переживу.

Камиль возвращает мобильный в брюки и делает едва заметный кивок сторону ресепшена. 

— Пойдем, Таисия. Тебе выпишут пропуск.

39

Зажав в руке драгоценную пластиковую карточку, я смотрю на Камиля.

— Спасибо большое, что помог. Я уж думала, что придется здесь ночевать.

Наверное, нужно сказать что-то еще, чтобы выразить степень моей благодарности, но сделать я этого не в силах. По-крайней мере, не сейчас. Все мои помыслы уже не здесь, они с ним, с Булатом.

— Удачи, Таисия. 

Тело, за сутки отяжелевшее под грузом переживаний и отчаяния, сейчас весит не больше грамма и буквально парит над начищенным полом вестибюля. Булату ничего не угрожает, он знает, что я здесь, и готов со мной увидеться. 

На выходе из лифта я едва не сшибаю с ног уже знакомую мне медсестру с поста — так резко выскакиваю. Приходится извиняться, но она мне улыбается и говорит, что все нормально. Наверное, она поняла, что я просто взволнована тем, что наконец увижу Булата.

Рядом с нужной палатой застываю. Заношу руку, чтобы постучаться, и в нерешительности ее опускаю. Разве Булат пойдет мне открывать? Нет, конечно. 

Я все же предупредительно стучусь, совсем как в школе, когда опаздывала на урок, и осторожно открываю дверь. Чувствую внезапную робость. Никто из моих знакомых никогда не попадал в аварию. Вдруг лицо Булата сильно пострадало, и тогда я не смогу совладать со своими эмоциями и расплачусь? Он может подумать, что я жалею его, или решить, что мне неприятен его вид, хотя это совершенно не так. Я буду его любить, даже если он навсегда перестанет быть таким красивым.

Внутри палата светлая и просторная, совсем как в американских сериалах, есть даже телевизор. Спинка койки, на которой полусидит Булат, приподнята, а сам он смотрит прямо на меня. 

— Привет… — улыбка соскальзывает с лица, а на глазах вопреки всему за секунду выступают слезы. «Вопреки всему» — потому что кроме повязки на плече и непривычной бледности, он мало чем отличается от Булата, которого я видела в последний раз. Такой же красивый, разве что выглядит, будто не спал двое суток.

Я плачу. От облегчения, вины, радости того, что все же смогла его увидеть, и своей вышедшей из-под контроля любви.

— Хватит, Таисия, — голос Булата звучит тише, чем обычно, а еще немного сипло, словно он хочет пить. — Видишь же, что все нормально. 

Я быстро промокаю слезы рукавом и снова пытаюсь улыбнуться. На этот раз выходит лучше. И правда, чего я плачу? Пришла его навестить и разревелась.

Стараясь шагать беззвучно, подхожу к его койке и опускаюсь на рядом стоящий стул. Хочется прижаться к Булату, чтобы украсть для себя толику столь необходимого мне запаха, но перебинтованное плечо и пластиковая трубочка, торчащая из его вены, меня останавливают. Я могу потерпеть. Главное, что сейчас я рядом, а он будет жить.

— Я думала, я с ума сойду, когда узнала, — шепчу, глядя ему в глаза. — Прости меня, пожалуйста. Это все из-за меня. Ты правильно сказал: я взбалмошная дурочка. Зациклилась на своем дне рождении. Если бы не я, ты бы не попал в аварию.

Булат немного хмурится. 

— Во-первых, ты тут совершенно не причем. А во-вторых, как узнала про аварию и про то, что я здесь?

Не в силах выносить его взгляд, я смотрю Булату на губы. Они выглядят сухими и не такими яркими как обычно. Не зря врач сказал, что он потерял много крови. 

Скрывать что-то от Булата или врать мне невыносимо, но сейчас я не могу подвести Михаила. 

— Я не могу тебе сказать. Прости, пожалуйста. Я не собираюсь никому рассказывать, где ты, если тебя это беспокоит.

— Вряд ли тебе есть кому.

— Как ты себя чувствуешь? Очень больно? Я приезжала вчера, но мне сказали, что ты реанимации и у тебя была операция. Думала, с ума сойду. Напридумывала себе разного, знаешь… Что ты… В общем, много разного. 

Перед глазами снова начинает мутнеть и в порыве чувств я осторожно сжимаю его ладонь, лежащую на кровати. Она обычно всегда очень горячая, а сейчас просто теплая. 

— Ты чего снова расхныкалась? — голос Булата звучит мягко и даже немного шутливо. — Таблеток успокоительных у медсестры попросить?

Не в силах поднять глаза, из которых неконтролируемо продолжают катиться слезы, я сильнее сжимаю его ладонь. К горлу подкатывает ком, в висках начинает гудеть, становится необъяснимо душно. Я неожиданно теряю над собой контроль.

— Ты все, что у меня есть, неужели не понимаешь... Есть еще Марина, но она другое. Я сутки думала, как буду жить, если с тобой что-то случится. Так и не придумала, между прочим. Ты только не отталкивай меня сейчас… Пожалуйста… Мне нужно быть рядом, чтобы знать, что с тобой все хорошо. Ты ведь умный и наблюдательный, Булат... Все наверняка видишь... Да, ты предупреждал, но мама всегда говорила, что я непослушная… Вот и тебя тоже не послушалась.

Я утыкаюсь лбом ему в ладонь и позволяю рыданиями сотрясать тело. От его кожи пахнет медикаментами, но они не в силах перебить его запах. Как я вообще могла подумать, что смогу без него? Я не могу.

Рука Булата подо мной начинает шевелиться, пальцы слегка поглаживают мою щеку. Очередной надвигающийся всхлип застревает в горле от этой ласки, и жмурюсь и шумно дышу. 

— Когда немного успокоишься, подай мне воду. Пить постоянно хочется.