Грешник (СИ) - Влад Мэри

Сандро прав. Я безумен. Выстраиваю стратегии, следую им, а потом что-то происходит, меня клинит – и всё идёт по пизде. Из раза в раз.

Вот истинная причина, почему я не сделал Нору своей. Я боялся, что однажды не смогу справиться с собой, и принцесса погибнет от моей руки.

Вот истинная причина, почему я отказался от должности Босса. Я боялся, что настанет день, когда чокнутый зверь, сидящий внутри, погубит клан Савиано.

Если Нора сегодня умрёт, я и правда сойду с ума и пущу себе пулю в висок. Босс не может себе такого позволить. Я готов умереть ради семьи, но жить ради неё во что бы то ни стало, я не хочу.

Запрокидываю голову и делаю то, что делают люди на грани отчаяния.

Я недостоин просить, но я прошу тебя, Боже, не дай ей умереть. Забери лучше мою жизнь. Всё, что угодно. Я не стану обещать тебе, что не убью снова. Я убью. Я плохой человек. Ты всё видишь. Тебе нужны мои страдания? Раскаяние? Бери. Возьми всё. Только не забирай её. Если она выживет, я оставлю её в покое. Она сможет сама решать, как ей жить. Не наказывай её за мои решения. Это я виноват во всём. Не она.

– Мистер Савиано.

Резко поворачиваюсь и вижу Картера, нашего доктора. Он делает вид, что не замечает погрома, который я тут устроил, и спокойно произносит:

– Пройдёмте со мной.

Едва мы оказываемся в его кабинете, Картер сразу переходит к делу.

– У Норабелль сотрясение мозга, вывих плечевого сустава, переломы на руке и ноге с левой стороны, – говорит он, стоит мне сесть напротив него. – Вывих вправили, наложили гипс, ввели обезболивающее. Состояние стабильное. Она должна скоро прийти в себя. Вы можете пройти к ней, прежде чем ей вколют снотворное.

– То есть всё обошлось?

– Можно и так сказать, – Картер въедливо смотрит мне в глаза. – Норабелль не свернула себе шею, не повредила позвоночник, что уже само по себе чудо, учитывая, с какой высоты она скатилась. Но вы не спрашиваете о главном.

– О чём?

– У Норабелль случился выкидыш. Вы не знали, что она была беременна?

Картер двоится в глазах, во рту пересыхает, а в голове стучат последние слова Норы: «Он был твой… Твой…»

– В какой она палате?

– В сорок второй. Налево по коридору и до конца. Норабелль ещё не знает, что потеряла ребёнка. Сейчас лучше не волновать её.

Нет, она знает. Поняла сразу. Но верить Нора будет в лучшее. Разумеется, я не скажу ей. Просто не смогу.

Поднимаюсь на ноги, выхожу из кабинета. Меня шатает, в глазах рябит, и я опираюсь о стену. Галстук душит. Расслабляю его, ощущая, как под пальцами стекают капли пота. Словно под наркозом я преодолеваю расстояние до палаты и захожу внутрь.

Нора лежит на больничной койке. Такая маленькая и беспомощная. На лице живого места нет, на плечевой сустав надет фиксатор, рука и нога закатаны в гипс.

Хочется сквозь землю провалиться. Прямо в ад. В самое пекло. Тлеть там и возрождаться, искупляя свои грехи. Но даже этого будет мало. Не придумали ещё способа, чтобы наказывать за всё, что я натворил и ещё совершу.

Сажусь рядом и беру её за руку. Вижу, как трепещут ресницы, а затем раздаётся тихое:

– Дерек…

Нора открывает глаза и вымученно улыбается мне. Отвожу взгляд.

– Ты здесь.

Она слабо сжимает мою ладонь. Этот жест режет по живому, заставляя сердце болезненно сжиматься. Принцесса была бы в порядке, если бы мы не забрали её. Жила бы своей жизнью, возможно, вышла бы замуж и родила детей. Вполне может быть, что её старик был бы ещё жив.

– Это моя вина.

Голос не подчиняется мне. Он глухой и звучит словно из трубы. Меня затягивает туда, краски вокруг сгущаются. И лишь Нора светится. Светится даже сейчас, лёжа на грёбаной больничной койке. Принцесса рада, что я пришёл. Рада, чёрт подери! Она оказалась тут из-за меня и радуется моему появлению.

– Это моя вина.

– Нет… Что ты такое говоришь? Я сама сделала выбор. Не вини себя. Это же не ты меня столкнул, – Нора скользит взглядом по своему телу, и подавляет вздох. – Не всё так страшно, – изрекает она. – Срастётся.

Нора пытается делать вид, что с ней всё в порядке, но я вижу, насколько сильно она напугана и растеряна. И тем не менее принцесса старается успокоить меня, хотя сама находится в шаге от того, чтобы разрыдаться.

– Это моя вина.

– У тебя шок, наверное, – Нора усмехается. – Это тоже пройдёт. Знаешь, когда Майкл однажды упал с велосипеда и сломал руку, папа несколько дней был сам не свой. Зато Майкл радовался, что можно не ходить в школу. А ещё…

Она рассказывает мне истории из детства, и я понимаю, что мы правда отняли у неё всё. В первую очередь – право самой выбирать, как ей жить и кем стать. У принцессы была нормальная жизнь до встречи с нами. Да, нелёгкая, но в ней были обычные горести и радости. Хорошие дни и плохие. И ни в одном из них Норе не нужно было переступать через себя, убивать или страдать от рук психа.

– Это моя вина, – шепчу настолько тихо, что принцесса даже не слышит.

Жму на кнопку вызова, и заходит медсестра.

– Ты уже уходишь? – встревоженно спрашивает Нора.

– Я приду завтра. И послезавтра тоже. Каждый день. Здесь ты в безопасности. Отдыхай.

Наклоняюсь и целую её в лоб, затем наблюдаю, как медсестра делает принцессе укол. Нору вырубает быстро. Медсестра уходит, и я беру с тумбочки кулон, который подарил принцессе. Если он исчезнет, Нора забудет меня быстрее. Вещи, точнее – воспоминания, связанные с ними, склонны возвращать нас в прошлое. Я искренне хочу, чтобы Нора жила своей жизнью и не думала обо мне. Уехала от нас и стала по-настоящему счастливой. Как в детстве, когда у неё была любящая семья. Пусть создаст свою. Со мной принцессе счастье не светит.

Я больше не имею прав на неё. Разумеется, я не стану её игнорировать или отсылать насильно. Буду присматривать за ней и, если она захочет уйти от нас, сделаю всё, чтобы принцесса начала новую жизнь. Вдали от нас и всех опасностей, что следуют за Савиано попятам.

– Прости меня.

Быстро покидаю палату, клинику и сажусь в машину. Всю дорогу теряюсь в своих мыслях. Перед глазами проносятся обрывки воспоминаний. Меня разрывает на куски от осознания собственной беспомощности. Нора ещё не знает, что потеряла ребёнка. Что с ней будет завтра? Не знаю, мечтала ли она о детях, но это и неважно. Для любой женщины такая потеря – это горе. Сильное и разрушающее.

А для меня? Никогда не хотел детей. В смысле – хотел, но понимал, что мне нельзя их заводить. Ребёнок, родившийся в мафиозной семье, обречён на вечные страдания. Я помню своё детство и юность. Никому не пожелаю подобного.

Но сейчас…

Ударяю по рулю, жму на тормоз и съезжаю на обочину. До дома осталось всего ничего, но я не могу заявиться туда в таком состоянии.

Вываливаюсь из машины, отхожу в сторону поля и ору. Не ору даже, а вою. Как раненое животное, загнанное в ловушку. Грудную клетку печёт, и я разрываю рубашку, рванув пуговицы. Стаскиваю галстук и бросаю в траву. Достаю пистолет. Выстрелы гремят, раздирая ночное небо. Когда пули заканчиваются, опускаю руку и обессиленный возвращаюсь к автомобилю.

До особняка добираюсь, подгоняемый лишь одним чувством – лютой яростью. С порога набрасываюсь на Эда и на глазах у всех заряжаю ему прямо в рожу. Но Эд не отвечает мне тем же. С помощью Альберто тащит меня в кабинет, выключает камеры и долго мне что-то втирает. Что именно – не знаю, я не слушаю его. Сижу, уставившись в пол. Меня ничего сейчас не волнует. Не трогает.

Минуты перетекают в часы, а я всё не двигаюсь.

– Дерек, ты слышишь меня?

Мотаю головой и наконец поднимаюсь на ноги.

– Куда ты? Дерек, стой.

Дверь.

Коридор.

Спальня.

Щёлкаю выключателем и осматриваюсь. Каждый угол, каждая деталь напоминает о том, сколько счастливых моментов я провёл здесь в объятиях принцессы.

Снести всё к херам.

Под ноль.

В пекло.

Я не смогу спать на этой кровати. Хотя сегодня я вообще не смогу спать.