Ребенок для Азата (СИ) - Зайцева Мария

И мне стыдно. И перед ним тоже.

Сердце болит все сильнее, глаза заволакивает слезами, и я не могу сдержаться.

Пытаюсь, жму руку к губам, чтоб ни один всхлип не вырвался, но не получается!

Азат поворачивается, смотрит на меня с недоумением и тревогой…

И тут меня прорывает, я шепчу какие-то совершенно глупые слова о прощении и рыдаю уже взахлеб.

Азат торопливо, но аккуратно кладет Адама в кроватку, дает ему в руку погремушку и спешно идет ко мне.

— Ты чего, сладкая, что такое? Прекрати немедленно… — он встает коленями на кровати, тянется ко мне, я пытаюсь уползти, увернуться, понимая, что, если сейчас обнимет, то я же вообще с ума сойду от слез, буду рыдать до истерики.

Азат легко ловит меня и все же обнимает.

И я все же рыдаю.

Утыкаюсь ему в голую, покрытую густым темным волосом грудь, и самозабвенно заливаю ее слезами.

Азат обнимает, больше ничего не говоря, только дыша тяжело, а я, проревевшись, успокаиваюсь, ощущая себя невероятно слабой, вялой и опустошенной.

— Ну вот… Все? Больше не будешь? — гудит он мне в макушку, а я только обнимаю его сильней, слушая, как мерно и тяжело бьется сердце в груди. Его ритмичный стук успокаивает, усыпляет даже. И я бы, наверно, опять отключилась, но недовольное кряхтение Адама приводит в чувство.

Я отстраняюсь, ощущая неловкость после всего случившегося. Азат не спешит отпускать, его руки скользят по спине, стягивая вниз простынь, касаются обнаженной кожи. Дыхание тяжелеет, ладони становятся горячими, зажигая внутри меня ответный огонь.

Адам с предупреждающего кряхтения переходит на громкое гуление, и я замираю, а затем шепчу в грудь Азата:

— Он хочет есть…

Азат тоже застывает, а затем с видимой неохотой отстраняется.

— Ему надо смесь? — спрашивает он.

— Нет, я грудью покормлю, — отвечаю я, покраснев.

Азат кивает, встает, идет к кроватке, достает сына и передает его мне.

Адам тянет ручки, довольно гулит, понимая, что сейчас будет есть.

Прикладываю его к груди, наблюдая, как он жадно присасывается, сжимая грудь пальчиками. Лицо его при этом настолько расслабленное, умиротворенное, что мне передается его спокойное состояние, и даже погружает в привычный для любой кормящей женщины легкий транс.

Поднимаю взгляд и натыкаюсь на жадно смотрящего на меня Азата.

Он сидит напротив, в кресле, облокотившись на колени, и не отрывает от меня внимательного взгляда.

И в этот момент мне настолько неловко и странно, что первое желание — отвернуться. Стыдно же… Смотрит…

Но потом сбрасываю это наваждение и неловко улыбаюсь.

Азат отвечает мне тяжелым, горячим взглядом, выдыхает, немного отклоняется назад, на спинку кресла, явно делая над собой усилие, чтоб расслабиться.

Мы не разговариваем, пока Адам ест, словно нечто сакральное происходит, удивительное… Тайное. Только для нас троих.

А затем это мгновение нарушается телефонным звонком.

Азат вздрагивает, хмурится, достает телефон, коротко рявкает в трубку:

— Да. Я помню. Да. Я же сказал, что буду. Все.

Потом нажимает отбой.

Смотрит на меня виновато.

— Тебе надо ехать, — говорю я.

— Да… Я ненадолго, сладкая. Скоро вернусь. Хорошо?

— Хорошо.

— Ты не убежишь?

— Нет.

— Дождись меня, ладно? Нам надо поговорить все же.

— Да, — эхом вторю ему, — надо…

Азат собирается, потом наклоняется поцеловать меня, гладит пальцами лоб Адама, сытого и довольного, чмокающего уже с гораздо меньшим энтузиазмом.

— Дождись, ладно?

— Да…

Азат уходит, я перекладываю Адама на кровать, переодеваю его, затем определяю в манежик.

После случившегося срыва состояние вялое и странное.

Понимаю, что надо в конце концов рассказать Азату про мое фиктивное замужество, и даже сегодня это лучше сделать, но каким образом все сказать, какие слова подобрать, не знаю.

Точно так же, как и не знаю, что нас ждет дальше.

После душа вяло делаю себе чай с молоком. И вижу, как вибрирует телефон.

Лаура.

Глава 46

— Нэй… Как у тебя дела?

Голос Лауры, тихий и какой-то безжизненный, заставляет забеспокоиться.

— Все хорошо… — осторожно отвечаю я, гадая, стоит ли рассказывать подруге о последствиях корпоративного мероприятия? И моем явно изменившемся семейном статусе? И стоит ли спрашивать ее о том, чем закончилась та сцена в туалете. Стоит ли вообще про это говорить?

Меня мгновенно начинают терзать муки совести за то, что за все это время не нашла минуты поговорить с Лэй.

Утром воскресенья, придя в себя после случившегося накануне, я ей набирала, но подруга не отвечала.

Я планировала позвонить попозже, но тут в моей жизни опять появился Азат, и все предсказуемо полетело в пропасть.

В итоге, я только сейчас вспоминаю, в каком положении оставила Лэй тем субботним вечером.

И теперь с тревогой вслушиваюсь в ее голос, мучаясь от сомнений и страха за нее.

— Отлично… Я тебя бросила, прости… — неожиданно огорошивает Лэй, и я тут же торопливо отвечаю:

— Нет, все нормально, Лэй… — делаю паузу и, выдохнув, все же решаю продолжить, — я видела… Вас… с Адилем… В туалете… Прости…

Лаура молчит, и это очень тяжелый момент для меня, я уже открываю рот, чтоб продолжить, но она неожиданно отвечает:

— Да… Так глупо все…

— Лэй… — я пытаюсь быть деликатной, понимая, что у нее что-то серьезное происходит, — приезжай…

В голове проносится, что Азат обещал приехать, но ничего, как-нибудь решу этот вопрос.

— Нет, ну что ты… Встретимся завтра, на работе, хорошо?

Тут на заднем фоне слышится хорошо знакомый голос с грубоватыми рычащими нотами и бархатными перекатами звуков, и Лаура торопливо прощается, отключаясь.

Я с некоторой оторопью сижу пару минут, пытаясь осмыслить происходящее, но оно упорно не осмысливается.

Конечно, я могу легко поверить, что моя ветреная и веселая подруга встречается с Адилем. Он красивый, брутальный, похож на своего брата, то есть, ходячая гора мышц и властности. И плюс ко всему, еще и, похоже, умелец в плане женщин… Слишком давно живет в Европе, слишком привык себе ни в чем не отказывать. Но Лаура никогда до этого, на моей памяти, не встречалась с женатым мужчиной… А Адиль женат. И дети у него есть. И я даже знакома с его женой, молчаливой и строгой Залией…

Она не поехала за мужем в Европу, да он, кстати, и не особенно звал, насколько я понимаю. По рассказам Азата, Адиль приезжает на родину несколько раз в год, на пару дней, а затем опять уезжает. Жена его, правильно и традиционно воспитанная женщина, всю жизнь прожившая в имении родителей в горах, после замужества просто сменила одно имение на другое, и продолжала жить тем укладом, который ей привычен.

А Адиль, как я понимаю, ни в чем себя не ограничивал…

Я не помню, говорила ли подруге о том, что он женат… Если нет, то надо ли говорить? Влезать?

Ох, вот тоже проблема…

И голос Лауры по телефону такой необычный был, странный…

Из манежика раздается кряхтение Адама, а это значит, что скоро пора менять ему памперс.

Остаток дня я провожу в заботах, играя с сыном, готовя нехитрую еду, между делом отвечаю на звонок Ани, заверяю, что все в порядке и помощи не надо. Всевышний, сколько добрых, участливых людей вокруг меня!

Азат не звонит, наверно, очень сильно занят.

И я не хочу думать о том, что жду его звонка. Очень жду. И не хочу думать, что буду делать, если он вдруг… Не позвонит. Такое же может быть?

Может.

Я для него замужем. А если решит не связываться со мной, просто участвовать в жизни сына и все? Мне будет легче? Тяжелее? Не могу понять, не могу толком осмыслить всю ту бурю, что бушует внутри, заставляя периодически застывать на месте и смотреть в одну точку.

В какой-то момент эмоций становится так много, что начинаю задыхаться.

Смотрю на Адама, он улыбается, показывая два только-только начавших прорезаться зубика. Он меня сегодня ими чувствительно куснул за грудь, маленький хищник. Весь в своего отца…