Келли грустно улыбнулась:
— Ты знаешь, Перл, в нашей клинике мне почти никогда не бывает весело. Вернее… Никогда не бывало раньше, до тех пор пока не появился ты.
Перл удовлетворенно рассмеялся
— Да, по–моему, я немножко расшевелил это сонное царство. Без меня бы доктор Роулингс сделал бы изо всех пациентов бессловесных роботов, которые подчиняются одной его команде.
Келли вскинула голову:
— Но ведь доктор Роулингс говорит, что пациенты должны во всем, обязательно, повиноваться врачу, иначе не получится полного выздоровления.
Перл пожал плечами:
— Ну и что? Ты чувствуешь какое‑нибудь улучшение своего состояния с тех пор, как доктор Роулингс стал применять свои методы лечения к тебе.
Келли на мгновение задумалась.
— Да… — с сомнением произнесла она. — Наверно мне уже лучше. Когда я попала в клинику доктора Роулингса, я вообще ничего не помнила. Я видела вокруг себя только незнакомые лица и даже мои родители были для меня какими‑то чужими. Ну, знаешь, как воспитатели. Мне казалось, что я прожила с ними какое‑то время, но это время давно прошло.
— А теперь?
— А теперь я уже вспомнила почти всех, кого когда‑то раньше. В этом мне помог доктор Роулингс. Он говорит, что только ого методы позволяют вылечить людей и сделать их нормальными.
— А ты что, считаешь себя ненормальной?
— Наверное, — пожала плечами Келли. — Доктор Роулингс говорят, что я больная и мне требуется продолжительный курс лечения, чтобы вернуться к тому состоянию, которое было прежде.
Поря махнул рукой:
— Да брось ты, Келли, все это ерунда. Доктор Роулингс сам точно такой же больной, как все, кто находиться у наго в клинике. Точнее говоря, многие из его пациентов значительно нормальнее я здоровее, чем сам.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она недоуменно.
Перл рассмеялся:
— Зияешь, по этому поводу я даже сочинил рассказ. Келли крайне изумилась:
— А ты пишешь рассказы?
— В этой больнице от тоски и скуки не только рассказы, но и романы начнешь писать. Что же еще здесь делать целыми днями, если доктор Роулингс не позволяет ходить по коридорам, покидать свою комнату после отбоя, и просто веселиться. Остается только — собственные мысли, с которыми ты всегда находишься наедине. Подумай сама, Келли, ведь это же невозможно сидеть целыми днями взаперти, в этой палате, словно в клетке, пытаться вытянуть Оуэна на разговор или, иногда, через окошко заигрывать с медсестрами.
— Так ты нашел способ развлечения в том, чтобы писать рассказы?
Перл рассмеялся:
— Ну, если хочешь, можешь назвать это и так, хотя, честно говоря, я думаю, что это скорее способ размышления о том, что происходит вокруг. Таким образом мне проще смотреть на мир. Да и время, надо сказать, таким образом проходит гораздо быстрее. Знаешь, я хоть и попал в эту больницу но своей собственной воле, однако находиться долго здесь не могу. Слишком гнетущая атмосфера в этих стенах
Она сочувственно посмотрела на него:
— Да, после того, как ты привел нас к себе домой я понимаю, чем ты жертвовал, отправляясь в клинику доктора Роулингса. Но ведь ты не бросишь меня? — она с надеждой посмотрела ему в глаза.
— Нет, нет, — поспешно сказал он. — Я останусь с вами.
Келли посмотрела в ту сторону, где, задумчиво глядя на пляшущих пациентов клиники, сидела Кортни Кэпвелл.
— А как же… — протянула Келли. Заметив ее взгляд. Перл оглянулся:
— А, ты имеешь в виду К оргии. Она славная девушка и все понимает. Конечно, ей хотелось бы побольше времени проводить со мной, но увы, я слишком занятый человек. Дела требуют моего присутствия в клинике.
Келли понимающе посмотрела на него и опустила голову. Наступила неловкая пауза, которую нарушали лишь звуки музыки и вопли радующихся жизни пациентов. Наконец, она подняла голову, словно очнулась.
— Перл, ты что‑то говорил о своих рассказах.
— Да, я прошу у медсестры, миссис Коллинз бумагу я пишу по вечерам, когда все коридоры клиники заперты, и санитары следят за тем, чтобы никто не выходил из палат. Хочешь я прочитаю тебе то, что написал в последние дни.
Она огляделась по сторонам:
— Ты думаешь здесь будет удобно?
Перл улыбнулся:
— Мы пройдем с тобой в другую комнату.
— А как же Кортни?
— Ничего, я ей все объясню. Она поймет.
— Но, может быть, ей тоже захочется послушать?
Перл пожал плечами:
— Не знаю, не думаю. Вообще, честно говоря мне не хотелось бы делиться с ней этим. Пусть это будет наша небольшая тайна.
Келли кивнула:
— Ну хорошо. Я согласна. Перл положил ей руку на плечо:
— Я сейчас окажу Кортни, что нам необходимо обсудить наши дела в клинике и вернусь.
Он быстро направился к Кортни и стал объяснять ей что‑то, горячо жестикулируя. На лице девушки появилось выражение глубокого разочарования и угрюмо насупившись она отвернулась в сторону. Перл попытался еще что‑то сказать ей, однако она разочарованно махнула рукой.
Спустя несколько мгновений он подошел к Келли.
— Ну вот, все улажено.
Келли с сомнением посмотрела за его плечо:
— По–моему, ты обидел ее,
— Ничего страшного. Должны же быть и у меня какие‑то тайны. Идем.
Он взял Келли под локоть и потащил ее в маленькую соседнюю комнату, где мебелью служили две огромные бутафорские кровати я табуретки будто бы сделанные для Кинг–Конга.
— Здесь, конечно, не слишком комфортно, — улыбнулся Перл. — И музыка не слишком мешает.
Они устроились па кровати поудобнее и Перл вытащил из кармана больничных брюк несколько листков плотно сложенной бумаги.
— Ты всегда носишь их с собой? — поинтересовалась Келли.
— Нет. Просто это последнее, что я написал. Буквально вчера. Ну вот, слушай. Рассказ называется «Больная больница».
Он развернул листочки и стал читать написанный мелким я убористым почерком текст: «Однажды я заболел. У меня воспалился желчный пузырь. Мне должны были сделать операцию. Мой личный врач порекомендовал мне клинику «Офелия».
— У нее очень хорошая репутация, — сказал он. — Думаю, что вы не разочаруетесь, если обратитесь за помощью туда.
Я согласился.
На следующий день я приехал в эту клинику и меня провозили в кабинет дежурного врача. Это был мужчина лет пятидесяти, худой и бледный. Он встал с кресла и вынул изо рта градусник.
— Извините, у меня почти тридцать девять. И состояние не слишком хорошее.
Я поинтересовался:
— Что, грипп?
Он уныло махнул рукой:
— Да кто его знает.
Несмотря на температуру, он привел меня в палату я посоветовал немедленно лечь. Потом вошла молоденькая хорошенькая медсестра, чтобы сделать мне болеутоляющий укол. Она слегка прихрамывала.
— Ох, если бы знали вы, сэр, — сказала она виновато улыбаясь. — Как в эту сырую погоду у меня разыгрывается радикулит.
Немного погодя явился профессор T рву мл, который назавтра должен был меня оперировать. Именно о вам говорил мне мой личный врач, рекомендуя мне его, как лучшего специалиста по заболеваниям пищеварительного тракта. Это был молодой, энергичный, обаятельный человек.
— Вам, честно говоря просто повезло, — с улыбкой сказал он. — Вряд ли кто‑нибудь лучше меня разбирается в болезнях желчного пузыря. Уж вы мне поверьте.
С этими словами он почему‑то оглушительно расхохотался.
— Завтра утром я займусь вами. Послезавтра другие займутся мной.
Я посмотрел на него с легким недоумением:
— Что это значит?
— Как вы не понимаете? Моему желчному пузырю тоже капут.
И он сделал такое движение как будто выбрасывал что‑то в помойку.
— Но у меня дело обстоит хуже, гораздо хуже. В вашем случае мы хотя бы знаем как и что, а вот у меня… У меня картина, — как бы вам сказать? Очень и очень не ясная. Разрезать недолго, а вот что там найдешь?
И он снова неудержимо расхохотался:
— Так говаривал мой учитель, профессор Риппер, и был прав несмотря на все научные достижения.
