Смотрит на меня так, будто не узнает. Ну, я сама себя сейчас не узнаю. Где мои крики, где слезы, где обвинения, где претензии и где жалость к себе?
— Я тоже забыл, почему женился на тебе, — Марк касается моего лица, — и сейчас мне уже не вспомнить, почему я влюбился в тебя тридцать лет назад, — его пальцы бегут по моей шее, — почему любил… потому что сейчас я вижу другую женщину. На этой женщине я не был женат. И в эту женщину я начинаю влюбляться, и эта женщина знает, кто я есть.
— Но эта женщина не знает, как нам быть теперь, Марк, — слабо улыбаюсь, и мое сердце сжимает тоска.
— Как быть? — Марк пробегает кончиками пальцев по моей ключице. — Вместе быть. Вот как быть.
— Это будет сложно, — пытаюсь и себя, и Марка отрезвить. — Увы, но развестись было бы проще, чем быть друг с другом после всего.
— Значит, будет сложно, — Марк не пугается моих угроз. — Я принимаю вызов, Оля. А ты?
Глава 62. Как ты любишь?
— Мы можем развестись, — заявляет Марк. — Если ты не готова вернуться.
Мы лежим на кровати и оба смотрим в потолок.
— И ты меня оставишь?
— Смысл не в этом.
— А в чем?
— В том, чтобы ты опять меня полюбила, Оля, — тихо и четкой проговаривает Марк. — Чтобы мы побыли любовниками.
Я хмурюсь.
— Ты понимаешь, о чем я, Оля?
Многие до того, как стать мужем и женой, были любовниками, и многие вспоминают это время с улыбкой и румянцем на щеках.
— Наверное, — неопределенно отвечаю я. — Вдруг через неделю я тебя опять… разлюблю? Ты опять будешь моим мужем… — тяну, — скукота…
— Это прозвучало обидно, — вздыхает Марк и одну руку кладет на грудь, будто хочет накрыть сердце и защитить его, — но этого я и боюсь.
Я поворачиваю к нему лицо:
— Я тоже этого боюсь. А если все это лишь самообман? Если я сейчас все это творю лишь для того, чтобы просто вернуть себе из-за упрямства? Сойдемся и опять в ту же колею войдем, но теперь будет еще Фаина и то, что ты привел в наш дом.
Если мы останемся вместе, то нас ждет много скандалов, разговоров и правды, которые пугают тем, что надо быть теперь друг к другу более терпимыми, более внимательными и более открытыми.
Это тяжело.
Главная проблема многих браков — мы отказываемся от честности, и именно она — фундамент любви, уважения и той душевной близости, которая не знает стыда и страха быть непонятым в семье.
— Я куплю новый дом.
— Ты же понял, о чем я говорю. И я знаю, что ты можешь купить новый дом. И даже несколько. Целый поселок можешь купить.
А еще любовь — это вера в человека, и сейчас мы с Марком должны поверить друг в друга, а иначе нам не стоит вновь быть вместе.
— Понял, — он тоже поворачивает ко мне лицо. — Я не знаю, зачем так поступил.
— Чтобы я заревновала? — предполагаю я.
Марк молчит, хмурится, обдумывая мое предположение, и качает головой. Прижимает ладони к вискам:
— Ты меня вызверила, Оля. Я тебя возненавидел в тот день, — закрывает глаза, будто ему больно, — и мне показалось, что любая баба заменит тебя, — он резко открывает глаза и смотрит на меня, — потому что со мной была в этот год кто угодно, но не жена. Ты орешь мне про Фаину, а меня это не трогало. Для меня ничего не имело ценности.
Он садится.
— И наш дом… он уже не был нашим, Оля, — тоскливо смотрит на меня.
— Не был, — соглашаюсь я.
Я им поделилась со своим женским клубом. Я пустила, пусть и виртуально, на нашу кухню, где я пекла «горячие кексики» для мужа, завела их в спальню, когда решила поделиться обзором на новое шелковое белье, а однажды загнала даже в кабинет мужа: сняла на видео моим девочкам кусочек из логова «моего работяжки».
А еще я хвасталась садом. И бассейном, у которого «любила нежиться под солнышком».
— Да, новый дом ты в любом случае купишь, — сердито заявляю я и накрываю лицо руками, потому что мне становится опять стыдно за то, какой я позволила себе быть в семье. — Поэтому я так легко сбежала. Мой дом перестал быть родным гнездом.
— Он меня давно начал раздражать, — признается Марк. — Неуютным стал, — молчит и следует новое признание, — я хотел наказать тебя тем, что привел Фаину. Показать… показать, что у этого дома давно не было хозяйки.
Есть ли у нас будущее после таких истин?
Слишком многое нам надо понять, осознать и простить. Легче разбежаться, влюбиться в других, ведь с этими другими не будет общих ран, разочарований, обид и той самой честности, которая сближает через боль.
— Я больше не хочу проживать подобное, Оля, — Марк смотрит перед собой. — Я хочу любить тебя. Хочу ждать с тобой встречи, а не оттягивать момент, когда надо возвращаться домой. Хочу смеяться над твоими шутками, а не терпеть сплетни о незнакомых бабах и их любовниках. Я хочу обнимать тебя по ночам, а не отворачиваться… И у нас все это было.
— Было, — соглашаюсь я, — но никогда не было того, что есть сейчас. Мы никогда так не говорили. Может, в этом наша проблема, Марк.
— Я не мог так говорить с тобой, — хмурится. — Мне и сейчас сложно. Я заставляю себя говорить, потому что… потому что иначе ничего не выйдет. Я хочу уйти, Оля, — он смотрит на меня, — я чувствую себя сейчас слабым. И мне страшно, что ты сейчас смеешься надо мной.
— Не смеюсь, — приподнимаюсь и затем сажусь. — И я тоже хочу сбежать. Я любила играть дурочку, но я никогда не любила признавать свою неправоту, а я ее сейчас признаю. Знаешь, многие женщины предпочитают влюбиться в другого, чем сказать, что, да, я накосячила…
Мне бы было легче, как женщине, обвинить в развале нашего брака только Марка, и я бы осталась все той же трусливой Олей, которая много хвастается и которая отказывается брать ответственность за эту непростую жизнь.
И остались бы у меня из отношений только книжки с выдуманными мужиками.
— Не будет другого, — строго перебивает Марк, и мы в молчании напряженно смотрит друг на друга.
— Но и другой тоже не будет, Оля, — наконец, добавляет он. — Будешь ты. Я так решил. С разводом или без развода будешь только ты. Я не позволю себе потерять тебя вот такую. И я хочу знать, как такая ты умеешь любить, — подается в мою сторону, — кончаешь ты иначе, — в его глазах вспыхивает темный огонь. — А вот как любишь?
Глава 63. До конца
Как я могу любить после тех болезненных и сложных метаморфоз, что прожила я вместе с Марком?
А как я любила до всего этого?
Как я любила Марка? Как я любила наших детей? Как я любила саму себя?
Мои проблемы с этой жизнью начались с самой себя и с того, что я не любила себя, не видела в себе ценности и хотела казаться для чужих не той, кто я есть.
А кто я есть?
Я начала это только сейчас узнавать, и это так интересно.
Я, оказывается, крутая тетка.
Я всю свою жизнь играла какую-то наивную трусишку, которую нужно оберегать со всех сторон, а на деле — я могу быть очень жесткой и бесстрашной.
Могу мыслить трезво и холодно в момент острого стресса и еще командовать.
А еще я люблю чувство опасности в близости. Меня возбуждает, когда мне грубо и жестко напоминают, кто в спальне главный.
И мне совсем не хочется об этом делиться с другими.
Потому что это не выдумка, не ложь, а моя новая реальность. Я больше никого не пущу к нам с Марком под одеяло.
И советов чужим не буду давать.
Только родным и то только тогда, когда просят. Вот зять и попросил.
— Я не смогу так… — мой зять Андрей хмурится, и на меня не смотрит.
Ему, как мужчине стыдно, что мне известно: моя дочь пугала и шантажировала его Марком.
— Никто тебя в лесу не закопает, — вздыхаю я. — Марк дал торжественную клятву тебя не трогать и отпустить с миром.
— И дочь я не увижу.
— Увидишь, — обещаю я. — Яна, может, дурында, но у нее есть я и Марк, которые… ну, тоже наломали дров прилично. Мы сейчас… нагоняем потерянное время в воспитании, знаешь ли.
