— Каток назван в честь Шайло. Он пожертвовал деньги на его строительство несколько лет назад, — сказала она, проведя рукой по стойке, на которой в блестящем дереве было выгравировано: «Ледовая арена Блэйра».
Я застыл на месте, глядя на его имя. Его наследие.
Рози потянула меня за руку:
— Знаю, это не тот уровень, к которому ты привык, но… — Она указала на коньки.
В моём заторможенном состоянии потребовалась минута, чтобы найти свой размер. Шнурки были короткими, будто их перерезали лезвиями сотни раз. Боковины кожи потрескались и облезли от постоянного использования.
Я стянул обувь, надел коньки и, едва затянув шнуровку, выскочил на лёд. Вперёд-назад. Вперёд-назад. Я набирал скорость, позволяя всему остальному миру исчезнуть в этом движении. Холод покалывал руки, я ускорялся.
Ничего не существовало, кроме меня и льда. Меня и скользящих движений ног, несущих меня от одного края к другому. Когда скорость стала достаточно высокой, это почти напоминало полёт.
Мы с Шайло часто закрывали глаза, катаясь по замёрзшему пруду, и неизменно оказывались в сугробах на его краях. Одно из самых ранних воспоминаний: я, смеясь, поднимаюсь после падения лицом в снег, а Шайло плюхается рядом со мной, такой же растрёпанный, с красными от мороза щеками. Но мы делали это снова и снова, находя радость в простых вещах.
Шайло всегда был мастером находить радость. В очевидных вещах — дружбе, щенках, благотворительности для школы, в своей жене и дочери. В смехе, в наших с ним сложных рукопожатиях перед игрой, в запахе первого снега.
Он не был идеальным. Иногда становился угрюмым, его вызовы порой заходили слишком далеко, а в отношениях с людьми он бывал совершенно слепым.
Но он был моим лучшим другом.
И я хотел, чтобы мы выиграли этот матч для него.
Но мы не смогли.
Мы не могли.
Мы всё ещё нуждались в нём.
Коньки резко заскрипели, когда я остановился.
И слёзы, которые я сдерживал с тех пор, как Шайло погиб, наконец покатились по щекам.
Холод обжигал кожу, но я позволил им течь. Даже когда почувствовал тёплое прикосновение Рози, её объятия, словно она пыталась удержать меня, не дать разбиться на части.
Я развернулся и крепко обнял её, вдыхая её мягкий, знакомый запах. Она ничего не говорила. Одного ее присутствия было достаточно, чтобы моя грудь начала медленно расслабляться, а дыхание — выравниваться.
Она отступила и, подняв ладони, осторожно провела холодными пальцами по моим щекам, стирая остатки слёз.
Я не чувствовал ни капли стыда.
Не с ней.
— Я оставила ключи на скамейке, — тихо сказала она, кивнув на сверкающий металлический ключ. — Каток в твоём распоряжении.
Глубокая благодарность заполнила меня. Я снова обнял её, на этот раз крепче, приподняв над полом, и, спрятав лицо у её шеи, прошептал:
— Спасибо.
А потом, когда дверь за её спиной закрылась, я снова выскользнул на лёд. На этот раз медленно.
И позволил всем воспоминаниям о Шайло прийти.
Глава 29
Рози
Групповой чат семьи Форрестер
Рози: Слух подтвердился.
Джулс: Какой?
Рози: Дилан Сэвидж целуется так же хорошо, как играет в хоккей.
Рози: Вы тут?
Рози: Почему никто не отвечает?
Рози: Брааатья.
Хэйден: Нам нужно время, чтобы переварить это заявление.
Джулс: И мы бы хотели видеть возрастные ограничения на дальнейшие сообщения с такими… откровенными подробностями.
Беннетт: Я думал, ваши отношения фальшивка?!?
Рози: Отношения могут быть фальшивыми, но вот поцелуи были оооочень настоящими.
Джулс: Заблокировано.
Я долго не могла заснуть и была в ужасе, когда ледяная вода капнула мне на лицо и разбудила. Я вздрогнула, запутавшись в тяжелом одеяле, и случайно пнула табуретку, которую использовала, чтобы дорисовать сцену над поверхностью воды под потолком. Только когда я услышала, что Дилан наконец вернулся домой, смогла расслабиться.
Простыни и одеяла были мокрыми.
Я щелкнула выключателем лампы, но она не зажглась. Уф. Света не было. Я включила фонарик на телефоне и осветила комнату. Вся спальня была затоплена — по полу растекалась зеркальная лужа воды. Видимо, я спала слишком крепко, чтобы услышать, как это произошло.
Сквозь вой ветра послышался тревожный писк. Лиззи царапалась у двери, издавая жалобные трели. Бедняжка. Если ее одеяло с подогревом не работало, она, должно быть, замерзла.
Снаружи бушевала буря, и с очередным порывом ветра на мою кровать потекла еще одна струя воды.
Я взвизгнула, когда очередная порция ледяной воды попала мне на кожу.
— Рози? Что случилось? — раздался приглушенный голос Дилана из-за стены.
В следующий миг с громким всплеском обрушился кусок потолка, и поток ледяной мутной воды обрушился прямо на меня, как водопад. Я даже не поняла, какой именно звук сорвался с моих губ, но его хватило, чтобы Дилан вышиб дверь и вбежал в мою спальню.
Я стояла на кровати, мокрая насквозь, пижама прилипла ко мне ледяной второй кожей.
Его глаза расширились от шока, когда он оглядел комнату и потом меня.
— У меня протечка, — пробормотала я, дрожа от холода.
Дилан шагнул в залитую водой комнату, не раздумывая, и поднял меня на руки.
— Ты ледяная, — его голос был полон беспокойства.
Когда он развернулся, я заметила, что мой новый рисунок, краска на котором еще не успела высохнуть, размылась и потекла по стене, безнадежно испорченная. Дилан быстрыми шагами вышел из комнаты.
— Лиззи, — с тревогой прошептала я.
Он тут же остановился, вернулся, открыл дверь, и моя бедная кошка, дрожащая и испуганная, выбежала за нами.
Мы вошли в его квартиру, и Дилан сразу направился в спальню. Он аккуратно опустил меня на кровать, открыл ящики и достал огромный свитер и мягкие спортивные штаны.
— Тебе нужно согреться. У тебя губы синие, — сказал он, протягивая мне одежду.
Я пошла в ванную, освещая путь фонариком телефона, и переоделась. Как бы я хотела горячий душ, но электрический бойлер, очевидно, не работал без света.
Когда я вернулась, Дилан уже сидел на кровати, укутывая Лиззи в один из моих флисовых пледов. Она была завернута, как маленький котенок, и довольно урчала, уткнувшись в его грудь.
— Кто здесь теперь заботливый? — попыталась пошутить я, все еще дрожа.
Он бросил на меня сухой взгляд.
— То, что происходит во время бури в Винтерхейвене, остается в Винтерхейвене.
Я неожиданно хихикнула, но тут же вновь содрогнулась от холода.
— Иди сюда, — он похлопал по кровати рядом с собой. — Я отодвинул кровать от стены. Надеюсь, больше нас ничего не зальет.
У меня перехватило дыхание от этого «нас». И окончательно закружилась голова, когда он поднял одеяло, приглашая меня лечь рядом.
Я забралась в постель, а он лег рядом, прижимая к себе все еще завернутую в плед Лиззи. Ее глаза были полузакрыты, а громкое мурчание подтверждало, что она в полном восторге.
Я не ревновала свою кошку.
Я выключила фонарик на телефоне, погрузив комнату в темноту. Может, в темноте это все будет менее неловко.
Я повернулась к Дилану, и в тот момент, когда он пошевелился, его нога случайно коснулась моей.
Он вздрогнул и выругался.
— У тебя ледяные ноги.
— Почувствовал ты бы мои руки, — пробормотала я и, как ребенок, ткнулась ледяными пальцами ему в шею.
Он втянул воздух, но вместо того, чтобы отпрянуть, перехватил мои руки и прижал к своему боку. К обнаженному боку.
Касание кожи к коже.
Вот это тебе, Лиззи.
Его тело было таким теплым. Кому нужны горячая вода и электричество, когда рядом с тобой — человеческая печка?
Лиззи устроилась между нами еще плотнее, ее мурчание напоминало гул двигателей.
В голосе Дилана звучала улыбка:
— Она всегда так шумит?
