Девочка, я тебя добью(сь) (СИ) - Кьяр Яра

— Сорри, я случайно, — сухо произносит он, что больше походит на отмашку, чем на извинение.

— Ничего, — вздыхаю я и пожимаю плечами.

Всякое ведь бывает. Не специально же он влетел в мой столик. Споткнулся, может, как я утром, или его кто-то из толпы толкнул. Хорошо, что на меня не попало, и я не испачкалась и не обожглась.

Но этот позитивный настрой мигом улетучивается, когда я перевожу взгляд на соседний стул, на котором оставила свои вещи: пролитая жидкость тонкой струйкой стекает по столу и льется не на пол, а прямо на ватман, который жадно впитывает в себя чай!

Глава 5

— Нет-нет-нет-нет… — бормочу себе под нос, схватившись за голову, и с ужасом понимаю, что труд нескольких недель пошел насмарку.

Хватаю ватман со стула и в отчаянии пытаюсь промокнуть его рукавом кофты, но ничего не меняется, что вполне ожидаемо. Колючий ком обиды обжигает горло, пелена слез застилает глаза, и я уже готова впасть в истерику.

Закидываю сумку на плечо и бегу из столовой, бросив недоеденные бутерброды. Не вижу никого и ничего вокруг, хочу просто поскорее скрыться от чужих глаз и дать волю слезам, потому что держать их в себе становится невыносимо.

Мне ведь так тяжело дается начерталка! Я столько времени убила на то, чтобы начертить эту долбаную деталь в трех проекциях! Ладно бы в одной, но в трех⁈ Это ведь как соображать надо, чтобы понять, как она будет выглядеть со всех сторон⁈ Нам ведь только вид спереди дали. Но я все равно справилась, потому что старалась. Все выходные проводила над этой работой, лишь бы успеть сдать в срок, а, выходит, все было зря! Вообще все!

Неожиданно влетаю в чью-то высокую фигуру и молюсь, чтобы это не оказался какой-нибудь там декан или ректор.

— Простите, — мямлю я, смаргиваю слезы и поднимаю глаза.

Власов. Собственной персоной. Глядит на меня сурово из-под сведенных бровей и испепеляет взглядом.

— Наумова, ты совсем страх потеряла? — басит он.

— Нет, я просто… Просто у меня…

— Просто, просто, — с пренебрежением передразнивает он. — Дело к тебе есть.

— Прости, мне сейчас не до этого, — мотаю головой и делаю шаг в сторону намереваясь уйти, но крепкая хватка парня заставляет меня остановиться и вновь замереть.

— Кажется, ты чего-то не поняла? — его недовольство сменяется откровенной злостью.

Разум тут же проясняется, и я начинаю соображать, что и кому я только что сказала.

— Извини, я… попутала что-то. Какое у тебя ко мне дело? — встрепенувшись, отвечаю я.

— Влас, ты че так долго? Тоха уже… — прерывает наш разговор Виталик, но тут же замолкает, замечая меня.

— Да иду я уже, иду, — отвечает ему Власов и обращается ко мне: — Ладно, Наумова, выдохни пока. Поговорим позже.

С этими словами он уходит со своим приятелем в столовую, а я напрягаюсь, думая о том, что же Тимур от меня хочет. Зато закрыться в туалете и безудержно плакать из-за работы уже не хочется, хоть и по-прежнему обидно. Ведь препод вряд ли примет ее, даже если я объясню, что испортилась она не по моей вине. Но можно ведь попытаться. Вдруг сегодня у него будет хорошее настроение, и он пожалеет меня?

До пятой пары мне удается дотерпеть с трудом. Все время думаю и гадаю, удастся ли мне все же сдать работу, зачтут ли ее. А на самой паре по начерталке тяну до последнего, боясь узнать решение препода.

Когда очередь подходит к концу, беру свою работу с коричневым пятном, находящимся ровно в центре листа, подхожу к преподавательскому столу и кладу ватман перед Анатолием Сергеевичем.

— Это что⁈ — возмущенно глядит на меня он, тыча линейкой в пятно.

— В столовой сегодня кто-то чай на него пролил. Случайно, — оправдываюсь я, виновато опустив взгляд. — Но я так долго делала эту работу, так старалась! И понадеялась, что вы все же примете…

— Не приму, — отрезает Анатолий Сергеевич, и меня захлестывает прежнее отчаяние. — Но не из-за пятна.

— Не из-за пятна? А из-за чего же? — изумляюсь я.

— Смотри, ты вот это отверстие неверно перенесла на вид сверху, — и указывает линейкой на мою ошибку, а затем начинает сверять линейкой размеры детали в разных проекциях.

Выжидаю, поджав губы и надеясь, что ошибка у меня всего одна. Но вывод преподавателя меня не радует: ошибок оказывается несколько, и все Анатолий Сергеевич помечает красной ручкой, как делает это всегда, чтобы шансов что-то стереть и исправить уже не было — только переделывать.

— Все это тебе нужно еще раз перемерить и исправить, — заключает он. — До следующего занятия у тебя еще есть время.

— Вы даете мне еще неделю? — удивляюсь снисходительности преподавателя, который обычно рвет и мечет от малейшей ошибки.

— Нет, если хочешь, я прямо сейчас поставлю тебе незачет, — хмыкает он.

— Нет-нет, не нужно! — одергиваю его.

— О, вот еще: основную надпись поправь, — добавляет он новые пометки красной ручкой. — Если переделаешь раньше, можешь прийти на занятие с другой группой и показать. Вдруг опять напортачишь, и снова придется переделывать. А так у тебя хотя бы шанс появится сдать работу вовремя.

— Хорошо, спасибо большое! — широко улыбаюсь и сгребаю свою работу со стола.

Обидно, конечно, что допустила ошибки. Зато зря расстраивалась из-за пролитого чая, работу-то все равно придется переделывать. Но хотя бы не из-за чьей-то вины, а из-за своей собственной. А это кажется уже не столь трагичным. Тем более, что преподаватель дал мне еще неделю на переделку.

Настроение немного поднимается. Складываю ватман вчетверо и убираю в сумку, ведь теперь можно уже не волноваться за его внешний вид. Слушаю перешептывания ребят, которым удалось сдать работы, и улыбаюсь, радуясь за них.

По окончании занятия выхожу из аудитории вместе со свей группой, надеваю куртку и разматываю наушники перед дорогой домой, как друг слышу оклик Власова:

— Наумова, стой!

Замираю и даже дышать перестаю. Точно, Тимур же что-то от меня хотел!

— Стою, — отвечаю ему, развернувшись назад.

Он подходит совсем близко, и мне приходится вскинуть голову, чтобы смотреть в его наглое, но красивое лицо.

— Помнишь, ты вчера меня подставила с курсовой по допечатке? — насмехается Тимур, будто это возможно забыть, да еще и так быстро.

Сглатываю ком, вставший посреди горла, и тихо отвечаю, кивнув:

— Помню.

— Так вот. Из-за тебя мне придется сдавать курсач уже завтра. Смекаешь, к чему я?

— Не-а, не смекаю, — мотаю головой.

— Ты должна подготовить его за меня к завтрашнему дню, — отвечает он.

— Тимур, это же нереально! — ахаю я. — Я свой неделю делала и…

— Свой, это вот этот? — ухмыляется он и достает из своей сумки мой курсач.

Мой! Тот самый, что я вчера сдала Радиону Владимировичу!

— Откуда он у тебя? — изумленно лепечу я и тяну руку, чтобы забрать свою работу, но Власов поднимает ее над своей головой, чтобы я уж точно не дотянулась.

— Не важно, откуда. Важно вот что: если не сделаешь работу к завтрашнему дню, лишишься зачета вместе со мной.

— Тимур, пожалуйста, не надо так, — молю его, готовая тотчас разреветься.

— Надо было думать, Наумова, прежде чем делать что-то наперекор мне. Ну все, чеши отсюда, не трать время зря, а то не успеешь ничего сделать.

До боли закусываю губу, чтобы не разрыдаться прямо на глазах у Власова, и молча киваю, соглашаясь с его просьбой. А затем резко разворачиваюсь и быстрым шагом иду прочь, глотая слезы.

— Удачи тебе, Наумова! — кричит мне вслед Власов. — Она тебе понадобится.

Глава 6

Хочется волком выть, кричать от досады, спрятаться где-нибудь ото всех и реветь, реветь без остановки. Кажется, будто я попала в какую-то петлю, состоящую из одних лишь бед, и выбраться из нее невозможно. Второй день подряд в моей жизни творится сущий кошмар. Нет, неприятности, конечно, и раньше случались, но сейчас им просто нет ни конца, ни края. Хочется, чтобы кто-то подошел ко мне, хорошенько встряхнул за плечо и громко прокричал на ухо: «Хватит спать! Проснись, иначе этот ужас никогда не кончится!».