Игра в любовь с форвардом (ЛП) - Лоусон Энджел

— Выведите его.

— Куда ты идешь?

— Искать свою девушку.

Твайлер подключила трекеры отслеживания на наших телефонах после того, как мы скрыли отношения. Не для того, чтобы мы могли найти друг друга, а скорее, согласно ее словам: «Если я пропаду без вести или окажусь мертвой, все довольно быстро поймут, что ты был моим тайным парнем. Это защитит нас обоих».

Вот каково это — влюбиться в девушку, помешанную на тру крайм.

И, черт, я определенно влюбляюсь в нее.

Выхожу из бара и быстро проверяю приложение и вижу, что Твайлер уже добралась до Шотгана, ее маленькая иконка движется в направлении дома.

Я срываюсь на бег, выбегаю из делового района и возвращаюсь в кампус. Когда я догоняю ее, она идет по тротуару, ведущему к ее крыльцу.

— Твай, — зову я, — Подожди.

Я ждал, что она продолжит убегать. Может даже для того, чтобы отгородиться от меня. Те вещи, что наговорил мне этот мудак — что если он обрушил это токсичное дерьмо и на нее? Она, вероятно, в полной панике. Но Твайлер замедляет шаг, поднимается по ступенькам и открывает дверь. Когда она заходит внутрь, она не закрывается от меня.

Следую за ней, закрываю за собой дверь и нахожу ее в ее комнате, она свернулась калачиком на кровати, обхватив руками подушку в форме кошки. Этот придурок назвал ее шлюхой и обвинил в том, что она спит со всей командой. Неудивительно, что она расстроена.

— Можно мне войти? — Спрашиваю я, замирая в дверях. Даже не знаю, что буду делать, если она скажет «нет».

Она кивает, и я слышу, как она всхлипывает. Черт, она плачет. Этот гребанный ублюдок, желание разыскать его едва не перевешивает желание остаться.

— Черт, Солнышко, — говорю я, присаживаясь на край кровати. Кладу руку ей на голову и глажу по волосам.

— Он такой мудак, — говорит она. — Ощущение, будто у него есть какой-то радар, который точно указывает ему, когда появиться и испортить мне жизнь.

По ее щекам текут слезы, но она выглядит скорее рассерженной, чем печальной. У меня болит сердце, когда я вижу ее такой. Потребовалось столько времени и усилий, чтобы заставить ее отбросить эту защиту. Я не позволю ему все испортить. Не спрашивая, я сворачиваюсь калачиком рядом с ней и обхватываю ее руками, крепко прижимая к себе.

— Прости, что убежала. Я знаю, ты ненавидишь, когда я так делаю.

— Держишь меня в тонусе. — Я выдавливаю улыбку, но она получается вялой. — Ты имела полное право сбежать от этого ублюдка, но в следующий раз я бы хотел, чтобы ты нашла меня.

— Я запаниковала.

— Знаю. — Я кладу голову ей на плечо. — А еще знаю, что его задницу нужно было надрать.

Она вытягивает шею, чтобы посмотреть на меня, широко раскрыв глаза.

— Ты?

— Почти. Рид остановил меня на полпути. — Делаю глубокий вдох, возможно, первый с тех пор, как покинул бар. — Но я не смог. Если я позволю себе сорваться, это навредит всей команде. — Я беру ее лицо в ладони и вытираю слезу с ее щеки. — И это вызовет множество вопросов о том, почему я подрался с твоим бывшим, на которые никто из нас не хочет отвечать.

— Спасибо, — говорит она. — Он просто… Боже, он, блядь, самый ужасный.

У меня миллион вопросов. Как она оказалась с этим придурком? И почему ей потребовалось так много времени, чтобы уйти от него? Как ему удается до сих пор так сильно влиять на ее? Я не верю, что она все еще любит его. Особенно после того, что он о ней сказал. Не хочу спрашивать, но такое чувство, что на нее давит какая-то тяжесть.

— Я надеюсь, мы достаточно сильно его припугнули, чтобы он больше тебя не беспокоил. — Я целую ее в затылок. — Но, если ты хочешь поговорить об этом — о нем — я здесь, потому что… — Боже, почему мне кажется, что это так важно сказать? — Ты мне нравишься, Твайлер. Очень. И я хочу быть здесь, ради тебя.

Твай долго молчит, и, когда ее дыхание выравнивается, начинаю думать, что она заснула. Но затем она говорит тихим голосом.

— Я мало кому рассказывала о своих отношениях с Итаном. Надя и Руби знают, а мама знает достаточно подробностей, чтобы беспокоиться обо мне. Моего отца уже не было в живых, когда я с ним связалась, и он, вероятно, был единственным, к кому я прислушалась бы, — Ее сердце бешено колотится в груди, и я чувствую это всем телом. — Я была уязвима, и с таким парнем, как Итан, отец, вероятно, увидел бы, что я иду к нему как ягненок на заклание.

Я крепче обхватываю ее за талию.

— У меня есть психотерапевт, и она помогает, но даже после терапии мне трудно выразить это словами.

— Не торопись, — говорю я ей. — И только если ты сама этого хочешь.

Она поворачивается ко мне лицом. Мы лежим лицом к лицу, моя рука скользит по ее бедру. Прикусив нижнюю губу, она выдыхает и говорит:

— Поступление в колледж не было для меня само собой разумеющимся. Еще до того, как умер мой отец, мои родители сомневались, готова ли я к такой ответственности. У меня был довольно плохой послужной список из-за того, что я заводила не очень хороших друзей. По словам моего психотерапевта, меня привлекают «токсичные» люди.

Для эффекта она добавляет кавычки пальцами и закатывает глаза.

— Ты не первый подросток, который принимает глупые решения в старшей школе, детка.

— Это были не обычные подростковые драмы. Мои родители были бы в восторге, если бы я тайком убегала из дома и ходила на вечеринки. Они знали, как с этим бороться. Но депрессия и изоляция, — ее голубые глаза смотрят на меня, — причинение себе вреда. Это пугало их до чертиков.

Мысль о том, что ее боль была настолько сильной, что она причиняла себе вред… Мне просто хочется забрать у нее эту боль.

— Я понимаю, что они были потрясены.

— Но потом стало лучше. Мне помогли. Я перестала причинять себе вред. С головой ушла в спортивные занятия в школе и взяла себя в руки в учебе. Я поступила в Уиттмор, но, к сожалению, одна вредная привычка последовала за мной и в колледж. У меня просто был какой-то радар на «токсичных людей». — Она смотрит на меня своими блестящими глазами. — Знаешь, я встретила Итана в первый день, когда переехала в общежитие. Я хотела избавиться от своего прошлого и немного рискнуть. Оглядываясь назад, я понимаю, что была невероятно уязвима, переживая смерть отца и находясь в незнакомом месте. Итан, вероятно, понял это, как только увидел меня.

— Потому что он чертов хищник, — бормочу я.

— Я думала, что он был дерзким и сексуальным со всеми этими татуировками и пирсингом. Он не увлекался спортом или чем-то еще, что можно назвать мейнстримом. Он был полной противоположностью спортсменам, с которыми я проводила все свое время на стажировке.

— Ты имеешь в виду горячих, сексуальных, мускулистых парней, преданных своему телу и спорту?

Это вызывает у нее мимолетную улыбку и закатывание глаз, и напряжение в груди ослабевает.

— Самодовольные, дерзкие, эгоцентричные спортсмены, полные тестостерона. Да. — Ее рука ложится мне на живот, и я понимаю, что ей нравится мое тело, даже если это признание убивает ее. — Итан был задумчивым и боролся с приступами депрессии. Я чувствовала, что мы понимаем друг друга и, что я, возможно, смогу ему помочь. Вместо этого я довольно быстро привязалась к его личности. Все вращалось вокруг его настроения, его одобрения, его критики… соответствовать его стандартам стало одновременно и важно, и невозможно.

— Значит, он претенциозный мудак.

— По большей части, — смеется она.

Заправляю прядь волос ей за ухо.

— И ему нравилось заставлять тебя чувствовать себя дерьмом.

— Очевидно, что так. — Все ее тело напрягается. — Ему не нравилось, что я работаю в спортивном отделе, он называл это «банальным» и обсуждал со всеми свои теории о том, что университеты просто наживаются за счет студентов-спортсменов.

— В этом он не совсем неправ, — признаю я. Это одна из причин, по которой сильные игроки так рано выходят на драфт. Мы рискуем каждый раз, когда выходим на лед. Одна травма в колледже может положить конец карьере, еще до ее начала.