Высокие ставки (ЛП) - Рейн Пайпер

Глава 26

Катерина

К счастью для нас, болезнь Эшли была кратковременной, потому в следующий четверг вечером Маркус пригласил меня на пикник. Мы уедем сразу после лагеря, отвезём Лили домой, а затем он отвезёт нас за город, к месту, где мы собираемся прогуляться к водопаду.

Я много чего повидала в своей жизни — путешествовала в Европу, Африку и Китай. Но ничто не смогло подготовить меня к зрелищу, когда мы пробрались сквозь густые деревья.

Водопад лился по скалам, а затем опадал в водоём, зеленый как изумруд.

— Откуда ты узнал об этом месте? — спросила я с трепетом, мои ноги всё ещё не двигались с места у кромки воды.

— Я нашёл его в походе и показал Лили в прошлом году.

Он поставил корзину для пикника на один из больших камней и уселся. Я присоединилась к нему, и он протянул мне бутылку воды. Поход, на который я жаловалась, стоил этого вида. Клянусь, он превосходит закат в Африке над равнинами и жирафами вдалеке.

— Спасибо, — сказала я ему, и он улыбнулся, доставая контейнер полный клубники.

Он протянул его мне, и я взяла одну.

— Пожалуйста. Я знал, что тебе понравится.

— Вокруг никого? — спрашиваю я, оглядывая окружающий нас лес.

Он качает головой.

— Вот почему я хотел приехать сюда на этой неделе. В выходные здесь может быть многолюдно. Давай поедим и поплаваем, пока не стемнело. А потом нам нужно будет уходить.

Я потянулась к нему над корзиной для пикника, его губы слишком соблазнительны, чтобы не поцеловать.

— Уйдем прежде чем нас съест медведь? — Я трясусь всем телом в притворном ужасе.

— Ты смеёшься, но это реальная угроза для нас. — Лицо у него стало холодным, как камень.

— У тебя есть с собой оружие?

— Я даже не подумала об этом.

— Да. — Он уверен в себе и дерзок, и меня почему-то возбуждает то, что он умеет обращаться с оружием. Или, может быть, мне нравится его защитная сторона. В любом случае, мне нравится чувство, что он присмотрит за мной, если что-то пойдёт не так. Городские мальчики, вероятно, просто вытащили бы пилочки для ногтей, чтобы попытаться защитить нас от диких животных.

— Итак, что у нас здесь? — спрашиваю я, роясь в корзине для пикника.

— Шампуры с антипасто-салатом, клубника, и если ты будешь хорошо себя вести, я приготовил своё собственное печенье с шоколадной крошкой. — Он подмигнул и мой желудок сделал то, что я, за последние несколько недель, начала называть «переворотом Маркуса».

— Ты хочешь посоревноваться со мной? — спрашиваю я, игриво прищуриваясь.

Он смеётся и покачал головой.

— Ни за что. Твои гораздо вкуснее.

Мы сидим на камне, а он кормит меня антипасто.

— Могу я задать вопрос? — Я хотела кое-что узнать, и сейчас, кажется, самое подходящее время спросить, поскольку мы одни.

— Конечно. — Он жуёт и сглатывает, отодвигает корзину для пикника в сторону и пододвинулся так, что мы оказались рядом друг с другом.

— Много ли у тебя было женщин после появления Лили? — Я изучаю свою бутылку с водой, ковыряя пальцем по этикетке.

— Нет. Если ты ещё не смогла понять, я её оберегаю от этого.

Интересно.

— Она спрашивала обо мне? Почему я стала больше проводить времени с вами?

Маркус обнял меня за плечи.

— Нет, я не думаю, что она действительно понимает, но, на удивление, ничего толком не сказала с тех пор, как ты впервые пришла. Думаю, это потому, что ты ей понравилась.

— У тебя есть планы рассказать ей о нас? — Я прикусила нижнюю губу. Для меня это неизведанная территория. Я даже не знаю, что сказать Лили.

— Да, — просто говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать меня в висок.

Я тяжело сглатываю и задаю вопрос, на который мне действительно хотелось получить ответ, а тем более о том, со сколькими людьми он спал с тех пор, как родилась его дочь.

— Когда уехала её мама?

Его тело напряглось, а губы не сразу оторвались от моего виска.

— Через три месяца после её рождения.

Когда я представляю Лили новорожденной, лишённой материнской любви, у меня в желудке внезапно возникло чувство свинца.

— И она никогда её не видела?

Он кончиком пальца повернул мой подбородок, так что я теперь смотрю прямо на него.

— Я не хочу портить сегодняшний день разговорами о маме Лили.

Он рассказал о себе больше, чем раньше. Думаю, будем двигаться небольшими шажками. Тем не менее, тот факт, что он не хочет обсуждать со мной маму Лили, всё ещё ранит сердце, как зазубренный нож.

Я всё больше влюбляюсь в Маркуса с каждым днём, когда делюсь с ним частичкой себя. И Лили, она уже проникла в моё сердце независимо от того, расстанемся ли мы с её отцом сегодня или через несколько лет. Но если Маркус не может быть честен со мной о своём прошлом, я не уверена, что у нас есть будущее.

Пытаясь вернуть ситуацию на более безопасную территорию, я задаю, как мне кажется, обыденный вопрос и получаю обыденный ответ.

— Ладно, тогда скажи мне, что тебе так нравится в Бухте Предела?

Он длинно выдохнул.

— Я ненавидел её, когда впервые приехал сюда, но она мне приглянулась. Может быть, потому, что каждый тротуар, каждое здание и каждое время года или праздник напоминают мне о Лили. — Он на секунду посмотрел вдаль, прежде чем продолжить.

— Возьмём, к примеру, летний фестиваль… Я сидел за столом с Лили и качал её на коленях в такт музыке. Мы прекрасно провели время, а потом её стошнило первым тортом, который у неё когда-либо был, на мои ноги. — Он смеётся, и мне понравился блеск в его голубых глазах, когда он говорил о своей дочери. — Как бы я ни был расстроен, я всегда вспоминаю то время с улыбкой. Не пойми меня неправильно, люди здесь постоянно лезут не в своё дело, и ты никогда не сможешь просто выполнить свою задачу, не потратив на это час. Думаю, я привык здесь терпеть, чем получать от Бухты удовольствие. — Он наклоняется ближе. — Но не говори об этом Бетти, городской библиотекарше, обычно именно она меня останавливает.

Слеза колет уголок моего глаза. Я завидую тому, что Маркус нашёл свое место. Думаю, я всё ещё ищу свой путь. Это не Сан-Франциско, будь то моя школа или друзья из Беркли, я всегда чувствовала беспокойство. Просто никогда не было ощущения, что я принадлежу месту, как будто это был дом. Дом — это место, где тебя принимают такой, какая ты есть. Итак, мой дом — это студия, где я создаю своё искусство. Мои родители замечательные, и они привыкли к моему искусству, но я не уверена, что они чувствовали бы то же самое, если бы я была голодающим художником, продающим свои работы на блошиных рынках по всей стране.

— Хей. — Он продвинулся ближе, его рука погладила мою щеку. — Я что-то не то сказал?

Для человека, от которого то жарко, то холодно, он сейчас очень внимательный и теплый.

Я качаю головой.

— Нет, я просто… — я пожимаю плечами. — Должно быть приятно знать, что ты именно там, где хочешь быть.

Он одаривает меня лёгкой грустной улыбкой и пожимает плечами. Если бы я записал то, в чём он признался минуту назад, он бы не вёл себя так, будто Бухта предела может быть или не может быть его местом для него. Дело было не только в его словах, но и в сентиментальном тоне его голоса, когда он их произносил.

— И где же твоё место, Катерина Сантора? Где ты хочешь быть в мире искусства?

Разве это не вопрос года?

— Нью-Йорк, я полагаю. — В моём голосе нет той уверенности, которая была в его голосе, когда он говорил о Бухте.

— Думаю, это то место, где должен быть художник, верно? — Он взял свой пластиковый бокал и посмотрел в сторону.

— Ага. — Я ковыряю рыхлый гравий на вершине валуна. — У меня было несколько галерей, заинтересованных в проведении выставки, но они больше хотят проверить почву. Я не думаю, что мои произведения будут продаваться по очень высокой цене. Нью-Йорк словно Сан-Франциско. Много людей, много бетона и много микробов.