Как упаковать любовь (СИ) - Редная Ирина

Потому что лет эдак… двадцать пять назад, когда я ещё бегал в школу с кассетным «волкманом» на ремне и мозгом, набитым гитарными рифами и нулями в домашке, у меня была одна такая особенная преподавательница. Географичка. И по совместительству — наш классный руководитель с седьмого по одиннадцатый.

Зоя Вячеславовна Вульф.

Фамилия — как у персонажа с тёмной стороны.

Взгляд — как сканер в аэропорту.

Узкие очки, тонкие губы, прическа в виде идеально гладкого пучка (в который, я уверен, при случае можно было спрятать мини-дрон). А уж звук её каблуков в коридоре — это был целый саундтрек. Мы с пацанами по глухому стуку определяли, в каком она настроении, ещё до того, как она входила в класс.

Она ни разу не повысила голос. Не орала, не истерила, не читала нотаций. Она просто смотрела. И у тебя моментально пропадали все понты, шутки и позывы самоутверждаться изображая шута. Руки сами складывались в «замок», спина выпрямлялась, а дыхание переходило в экономичный режим.

До того как начать преподавать в нашей школе, Зоя Вячеславовна лет пятнадцать или дольше вела лекции по экономической географии в одном из ведущих московских вузов. Там, говорят, тоже никто не смеялся без разрешения.

Судьба, видимо, решила, что я недостаточно травмирован, и сегодня, спустя годы, вернула мне этот голос — с тем же акцентом на первом слове и той самой интонацией: «Позвольте задать один вопрос?»

Ну конечно.

Я, не шучу, выпрямился и почти сложил руки на столе. На автомате. Как приличный отличник. И только потом сообразил, что нахожусь не на контрольной, а на кухне в московской коммуналке, леплю пельмени и вообще — взрослый мужик.

Медленно повернул голову.

На пороге стояла, конечно, не Зоя Вячеславовна. Но… что-то общее между ними точно было. По возрасту явно уже давно на пенсии. Выражение лица, как у человека, который никогда не опаздывает и всегда прав. Фигура — статная, из тех, что даже халаты носят как официальную военную форму. И взгляд. Этот взгляд. Он не требовал уважения — он просто сообщал, что оно уже должно быть.

— Да, конечно, — ответил я с таким видом, будто сейчас будем сдавать нормативы ГТО.

— Хватит ли у вас сил помочь мне с кое-какой мебелью в комнате? — спросила она всё тем же тоном, в котором просьба звучала как приглашение на субботник с обязательной явкой.

Я чуть замешкался, не сразу сообразив, это она серьёзно или просто проверяет мою вежливость на прочность.

— Эээ… полагаю, да, — выдавил я и быстро поднялся из-за стола.

Аня молча протянула мне полотенце, и в этом жесте было что-то тревожное. Она не смотрела прямо — только мельком.

Я вытер руки на автомате, всё ещё не до конца понимая, на что именно только что подписался.

Женщина в халате кивнула, мол, «приступим», развернулась в тапочках на каблуках — да, конечно, на каблуках даже дома! — и степенно пошла по коридору, а я, словно школьник, поплёлся за ней.

— Комната прямо, не ошибётесь, — бросила она через плечо и исчезла за дверью.

Аня, остававшаяся в кухне, смотрела мне вслед с выражением «держись» на лице.

И вот тут мне стало немного интересно.

Что за «мебель» такая, которую нужно двигать немедленно?

И почему у меня стойкое ощущение, что сейчас меня превратят в жертву допроса под софитом?

В комнате пахло пылью, перемешанной с чем-то цитрусовым — может, мыло, может, ароматизатор, трудно было сказать. Обстановка — скромная, почти аскетичная, как в старых советских фильмах, где герои много думают и мало улыбаются.

Узкая кровать, аккуратно застеленная клетчатым пледом. Гардеробный шкаф, сервант с посудой за стеклом, невысокий стеллаж с книгами. В углу — задвинутый к стене тяжёлый раскладной стол. Такой, про который сейчас шутят «Атлант расправил плечи». У моих родителей был точно такой же. Потом его отвезли на дачу, где он и пережил лучшие годы, храня пустые банки из-под солений.

У другой стены — круглый стол, накрытый скатертью, немного потерявшей цвет. На нём — очки, перевёрнутый журнал и чашка с недопитым чая. В углу, за дверью, скромно гудел старенький холодильник, создавая фоновое жужжание, как будто напоминая о себе: «Я тут, я работаю».

Над кроватью — картина. Пейзаж, скорее всего репродукция: речка, деревья, мосток. Никаких людей. Только тишина.

Рядом — тумбочка.

— Меня зовут Светлана Захаровна, — официально произнесла женщина и повернулась ко мне. Стояла она прямо, спина как по линейке, руки сложены у живота, будто готова зачитывать приговор.

— Алексей, — ответил я, чувствуя, что надо быть вежливым, но не слишком фамильярным. — То есть... Алексей Сергеевич.

Она кивнула — будто записала.

— Что ж, Алексей Сергеевич, — произнесла Светлана Захаровна, осматривая меня взглядом сверху вниз, как будто оценивала не только вес и рост, но и потенциальную грузоподъёмность. — Не могли бы вы помочь мне переставить стол поближе к окну? Правда, для этого придётся немного подвинуть книжный стеллаж. Он, конечно, тяжёлый, но, судя по вам, вы справитесь.

— Конечно. Сейчас всё устроим, — кивнул я и подошёл к стеллажу.

Начал с того, что аккуратно вынимал книги которые могли выпасть и складывал их на круглый стол стопками. Старые и новые переплёты, пыль, запах бумаги — всё это сразу откинуло куда-то в прошлое. За спиной послышались неспешные шаги.

Светлана Захаровна прохаживалась по комнате с видом человека, который по совместительству и хозяйка, и приёмная комиссия. Я не видел её взгляд, но чувствовал его между лопатками. Молча, но выразительно. Как будто сейчас последует:

«Расскажите о себе в трёх предложениях. Ваши сильные и слабые стороны. Почему именно вы достойны этой должности?»

— А вы что же… — наконец подала голос, сделав паузу, как в театре. — Работаете где?

Ну вот и допрос подъехал.

— Да, конечно, — ответил я, не оборачиваясь, — у меня своя фирма. Маркетинг и брендинг.

— По профессии, значит?

— Не совсем. По образованию я юрист. Но жизнь, как говорится, вывела на тропу упаковок и рекламы.

За спиной опять шаги, что-то хрустнуло — может, пол, может, мои нервы.

Я не то чтобы фанат таких блиц-интервью, но в этой комнате ощущение было чёткое: я прохожу проверку. Не на прочность, нет. На пригодность.

— Женат?

— Нет, — ответил, коротко и без пояснений.

— Выпиваете?

— Иногда. Умеренно. Без поводов не тянет, — добавил, потому что тишина вдруг стала слишком плотной.

Дальше молчание снова зависло, и я, освободив половину полки, аккуратно сдвинул стеллаж. Он слегка заскрипел, но поддался. Вот и славно.

Я перевёл дух и уже ожидал, что сейчас будет вопрос из серии «за кого голосовали на последних выборах».

— Дети?

— Пока нет. Не сложилось, — сказал я, не оборачиваясь, но почему-то чуть тише, чем раньше.

Пауза снова затянулась, и я вдруг понял, что словно жду оценки от этого соседского дозора. Стоящего в цветастом халате, но с лицом экзаменатора и голосом из моего школьного прошлого.

И, что удивительно… я не возражал. Пусть оценивает. Мне скрывать нечего.

Я быстро вернул книги обратно на полки, поправил одну чуть покосившуюся стопку и подошёл к столу.

— Ну что, Светлана Захаровна, — сказал я, слегка сглаживая голос, — показывайте, куда именно вам будет удобно переставить стол.

Она не ответила сразу. Только кивнула — почти одобрительно — и указала рукой в сторону окна, как генерал, отправляющий солдата на проверку боем.

И мне почему-то стало легче.

Глава 44. Анна

Когда Алексей ушёл с Светланой Захаровной — помогать ей с чем-то в её комнате — мы с Полей быстро долепили оставшиеся пельмени и тихонько прибрались на кухне.