Вечность после... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна

Боже, я отдам всё, что у меня есть, только за то, чтобы эта искренняя глубинная улыбка не сходила с его лица! Он улыбается! Не ртом и глазами, он улыбается душой! Только в самые счастливые и беззаботные моменты нашей жизни я видела этот фантастический прищур.

Не выдерживаю, тянусь и целую лучи у края его сощуренных игривостью глаз. Весёлость уступает место серьёзности, но она другая: ласковая, мягкая, тёплая. В ней нежность и принятие. В ней близость.

- Мне нравится, как ты улыбаешься. Я живу, когда ты смеёшься! – признаюсь.

Я говорю с ним искренне. У нас были годы на игры в прятки и обиды, на драму, скользящую по спирали наших поступков вокруг всё той же оси, называемой судьбой. А теперь мы в той точке, где можно быть открытым, где «не сказать и потерять свой шанс» страшнее, чем «сказать и быть непонятым». Мы в стадии замены навязанных ценностей истинными. Мы на ступени, где счастье важнее гордости. Где достоинство уступает место возможности.

Возможность - это слово стало главным для меня, оно пришло на смену твёрдому и непоколебимому «нет», превратившему мою жизнь в тёмный душный подвал. Нет души, нет свободы, есть только правила и законы, нарушать которые смерти подобно. Но мы однажды нарушили, и ведь не умерли же. Оба живы, оба дышим. Лежим рядом и смотрим на звёзды. Так почему же не позволить себе быть настоящими?

- Я думаю, эти эмоции нормальны, и они случаются. Но люди воспринимают их сквозь призму табу, если знают, что их связывает родство. Это как нераспустившийся бутон, он так и засыхает. Наш распустился, но не успел дать плоды.

Дамиен молчит, ничего не отвечает. А мне почему-то хочется признаться:

- Я была там.

- Знаю, видел.

- Почему не подошёл?

- Хотел, чтобы сама решилась.

- Я так и не смогла.

- Не смогла, потому что я уже решился. Речь ведь была не о том, чтобы просто подойти. И ты это хорошо понимала.

- Не думаю.

- Чего ты хотела тогда? Зачем было встречаться?

- Чтобы поговорить… мы ведь даже не поговорили!

- О чём говорить, Ева? Как ты представляла себе этот разговор? Спасибо за всё, что было? Не забывай меня? Постарайся прожить счастливую жизнь?

- Я не знаю. Просто увидеть тебя хотелось. Острая недостаточность Дамиена в моей крови… - сознаюсь.

- А я в тот момент уже пережил эту стадию. Меня больше волновал поиск выхода. Я тоже не мог решиться, но ты подтолкнула своей просьбой встретиться, и моя мораль окончательно просела.

- Хочешь сказать, ты уже тогда готов был… переступить?

- Да. Я пришёл. Уже переступил. Но ты не подошла. Не рискнула.

Закрыв глаза, я думаю. Долго и усиленно. И, наверное, он прав - тот мой ступор и был неспособностью сделать табу своей жизнью. Я ещё не была готова. А когда созрела, было уже слишком поздно.

Мне всегда хотелось задать ему этот вопрос:

- И всё-таки, почему она? Почему из трёх миллиардов тебе непременно нужно было остановить свой выбор на ней?

- Наверное, было мало драмы в моей жизни, - усмехается.

Спустя время:

- На самом деле нас связывало общее прошлое. Когда-то я даже думал, что любил её. Мне было с ней хорошо, и я считал нас чем-то серьёзным. Она была единственной, кто был мне интересен, кто понимал меня, заботился, по-настоящему любил. Если не с тобой, то только с ней – так я считал. И даже верил, что у нас может получиться семья.

- Получилась?

- Нет.

- Почему?

- Потому что ни на минуту не покидало чувство фальши во всём, что делал. Мелания была хорошей женой, и мы могли бы быть счастливы, если бы… если бы не я и мои мозги. Они упорно рисовали твой образ, стоило закрыть глаза. А если не закрывал, в груди саднило, болело, мешало жить и думать. Дни складывались в месяцы, месяцы в годы, и я чувствовал, как протухаю, теряю интерес к жизни. Я не справился с собой, Ева. Так и не смог.

- Я тоже.

- Мы оба не справились и сорвались тогда, после похорон. Я знаю, ты винишь себя, считаешь, что толкнула нас обоих на…

- Грех, - подсказываю.

- На близость, - поправляет. – Но это не так. Я стоял и сдерживал себя всеми силами, одёргивал, чтобы не тянуть руки. Боже, Ева…

Он закрывает ладонями лицо, проводит ими по волосам:

- Ты даже представить себе не можешь ту силу, с которой тянуло, тащило к тебе, вырывало с корнями! Влечение, возведённое в степень потребности в духовной близости.

Я смотрю на него, жду взгляда, чтобы видеть эмоции, переживания, но он не отрывает рук от лица:

- Я безумно, одержимо хотел быть с тобой. И никогда не испытывал братских чувств даже спустя годы, как бы ни старался приучить себя к мысли, навязать образы, обуздать желания. Ева, я только в тебе видел женщину, и не был способен найти её в ком-то другом. Мел – потому что с ней уже БЫЛО, и потому что так казалось проще. Иллюзия замещения.

Наконец убирает руки, поворачивается, и я вижу в его глазах искреннее сожаление и даже мольбу:

- Пожалуйста, прости меня! Я никогда не хотел причинить тебе боль! Я упустил из виду твои чувства… Мне казалось, это решение коснётся только меня и её. Я ошибся. Очень сильно ошибся… Прости!

Глава 34. Юность случается для того, чтобы стать нашими воспоминаниями

- Я нередко вспоминаю Рим. Форум, Испанскую лестницу, но чаще всего почему-то фонтан Треви.

Да, я его вспоминаю. Мы приходили к нему дважды: один раз днём, чтобы убедиться лично в несметном количестве туристов, и один раз ночью – надеясь, наконец, «почувствовать» его. И он действительно завораживал своим величием, красотой, возрастом и душой. Да, у того фонтана определённо была душа. И магия. Я пыталась поймать момент и сделать несколько фотографий: редкие, такие же, как и мы, молодые пары приходили в ту ночь к одной из самых романтичных римских достопримечательностей, чтобы наполнить свою историю воспоминаниями. Ведь именно такие моменты и остаются с тобой на всю жизнь: жаркая звёздная итальянская ночь, малюсенькая площадь размером с наш задний двор, старинная мостовая, манящие витрины уснувшей джелатерии, голубой свет фонтана, нежное журчание его вод и губы Дамиена – неугомонные, горячие, страстные. Его приставания и мои попытки сделать снимки поэтичных силуэтов целующихся парочек на фоне голубой воды превратились в игру: я просила его отстать ненадолго и дать мне возможность отснять хоть кадр, а он клялся, что ничего не может с собой поделать и запускал руки под мою футболку, заставляя хихикать и соглашаться.

Сейчас он молчит. Настолько усердно, что, кажется, даже не дышит. И я знаю, о чём его мысли: за эти годы он успел увидеть весь мир. Не только увидеть, но и показать своей жене. Мне он дал меньше, и, скорее всего, сейчас думает именно об этом. А я думаю о том, что как бы там ни было, мне всё-таки повезло: если бы не он, не имелось бы у меня даже этих воспоминаний.

Замечаю его сжатые кулаки – я была права. Вздыхаю и сообщаю свои мысли на этот счёт:

- Хочу ещё раз поблагодарить тебя за то, что взял меня тогда с собой. Дамиен: у меня могло бы не быть даже этого. Поэтому – спасибо.

Он глубоко вздыхает, и в этом вздохе слышны странные вибрации. За ним - глухой надорванный голос:

- Ева… у нас ещё вся жизнь впереди.

Да… жизнь калеки, прикованного к креслу, и недоженщины с мальчишеской причёской, шрамами и отсутствием главного детородного органа. Плюс ко всему у нас теперь ещё и у обоих финансовые трудности.

- Боюсь, теперь путешествия могут оставаться только мечтами. Даже если мне повезёт найти хорошую работу, без тебя в них нет большого смысла. А ты…

Я осекаюсь. Как смогла ляпнуть такое? На мой вопрос: «Сможет ли он когда-нибудь встать ноги?», врач вместо ответа отвела глаза.

- Я не это хотела сказать… - пытаюсь исправиться.

- Ева, всё наладится. Дай мне время. Всё в этой жизни возможно, если очень хотеть. А я хочу. Очень хочу показать и тебе то, что успел увидеть сам, и то, чего ещё не видел.