Семь лет между нами (ЛП) - Постон Эшли

Она рассмеялась и взъерошила ему волосы.

— Говорит человек, который дважды чуть не завалил вводный курс по выпечке хлеба.

— И, — добавил Мигель, глядя на меня, — он носит это как знак доблести.

Затем он протянул руку и убрал волосы Джеймса за ухо, показывая мне татуировку. Венчик, который я уже видела раньше, теперь выцвел, линии стали немного размытыми.

Джеймс недовольно застонал и оттолкнул руку Мигеля.

— Да, не раскрывай все мои тайны.

— Пффф, — Мигель отмахнулся от него и повернулся ко мне. — Хочешь узнать, как он сделал эту татуировку?

— Это чертовски смешно, — добавила Иса, закидывая руку на плечо Джеймса.

— Не слушай их, — взмолился Джеймс, его пальцы едва заметно коснулись моей руки, задержавшись чуть дольше, чем случайное прикосновение. — Они будут врать тебе напропалую. Они лжецы.

— Кстати, о вводном курсе по выемки хлеба… Первый день в Кулинарном институте Америки. Мы трое были самыми старыми студентами на потоке, — сказал Мигель, а Джеймс покачал головой.

— О нет, только не эта история.

— Это хорошая история! — возразил Мигель и наклонился ко мне. — В общем, на занятии нас вызывают к преподавателю, а мы все по локти в тесте, понимаешь?

— Я ненавижу эту историю, — простонал Джеймс, протягивая руку к лицу в отчаянии.

— Его спросили… Иса, что его спросили?

Она достала ещё один чипс из пакета.

— Его спросили, что он делает.

— Я просто следовал инструкции, — пробормотал Джеймс.

— И он говорит — при этом этому преподавателю, который, к слову, был жутко строгим: «А как вы думаете? Я его луплю». По локти в тесте. Мука на лице. Дрожжи рассыпаны по столу. Чем ты вообще тогда пользовался? Деревянной ложкой? Чистый хаос.

Иса захохотала.

— А преподаватель только посмотрел на него и сказал: «Венчик, ты должен пользоваться венчиком».

Джеймс возразил:

— В моё оправдание, я тогда впервые в жизни увидел датский венчик. Потом Иса решила, что мы должны пойти выпить, а в итоге мы оказались в тату-салоне, и… вот, собственно, вся история.

В подтверждение его слов Иса и Мигель показали мне свои татуировки за левыми ушами — лопатку и половник.

— Ну вот, теперь я чувствую себя обделённой, — сказала я. — Я тоже хочу кухонный прибор за ухом. Какой бы подошёл мне?

Иса вытащила ещё горсть чипсов.

— Нет, ты не кухонный прибор. Ты… хм.

— Кисть, — уверенно сказал Джеймс.

Мигель удивлённо спросил:

— Ты художница?

— Это просто хобби, — быстро ответила я. — Вообще-то я книжный публицист. Это потрясающая работа. Я работаю под началом одного из самых талантливых людей в этой сфере, и для меня это большая честь. Я её обожаю.

С другой стороны от Джеймса Иса спросила:

— А за что ты её любишь?

Я открыла рот… и застыла.

Этот вопрос оказался сложнее, чем я думала.

Я правда любила свою работу, но если быть честной с самой собой… Я не была уверена, что по-прежнему испытываю к ней ту же страсть, что раньше. Не так, как Ронда, или как я сама полгода назад, когда стремилась всё выше и выше, и только это имело для меня значение, но…

Я видела, с каким азартом и энтузиазмом Дрю обсуждала возможность приобрести книгу Джеймса. Как даже на пороге выхода на пенсию Ронда горела своей работой до самого конца. А я, в основном… просто чувствовала усталость.

Я вспомнила наш последний разговор с тётей: «Поехали в приключение, моя дорогая».

И, честно говоря? Приключение звучало заманчиво.

— Я… просто люблю, — наконец сказала я. — А ещё помогает, что мои две лучшие подруги тоже там работают. А ты почему решила стать шеф-поваром? — спросила я у Исы.

— Моя мама — знаменитый кондитер. Простите, патиcсье (*кондитер, занимающийся изготовлением пирожных), — поправилась она. — Я выросла на кухнях ресторанов. Но, знаешь, что мне больше всего нравится? Запах только что испечённого круассана. Ни с чем не сравнится.

— Или когда находишь идеальный баланс соли, кислоты и жира… — Мигель поцеловал кончики пальцев и картинно откинул руку. — Блюдо начинает петь.

— Или люди, которые приходят, чтобы попробовать твоё искусство, — согласился Джеймс, но затем сжал губы и покачал головой. — Правда в том, что в большинстве ресторанов платят гроши. График ужасный. Пока ты готовишь великолепную еду, сам питаешься дерьмом. Или вообще слишком устаёшь, чтобы есть. Этот бизнес — не для всех. Если ты не преследуешь чего-то стоящего, тогда зачем вообще стоять у плиты?

— Я не помню, когда в последний раз готовила для себя, — бесстрастно сказала Иса, её взгляд стал отстранённым.

Мигель допил своё пиво и бросил бутылку в мусорку.

— А я не помню, когда в последний раз кто-то хвалил мою еду.

— Я тоже, — добавил Джеймс, осушая свою бутылку. — А ведь я скоро открываю ресторан, и, надеюсь, критики его оценят. Так что остаётся надеяться, что что-то изменится.

Он встал, собрал пустые тарелки и бутылки и направился к мусорным бакам. Пока он уходил, у меня появилось странное ощущение, что в животе завязался тугой узел.

Иса вздохнула и съела ещё один чипс.

— Я так боюсь, что он выгорит.

Мигель потер шею.

— Знаю.

Я смотрела, как Джеймс ушёл к урне на краю площади.

— Выгорит?

— Да, — подтвердил Мигель, наблюдая, как Джеймс пнул пустую банку по тротуару, потом поднял её и выбросил в мусорку. — Просто… иногда мне кажется, что он делает слишком много. И слишком мало для себя.

— Он хочет, чтобы его дед гордился им, — заметила я.

Мигель кивнул.

— Да, но в какой момент он начнёт делать что-то для себя? Если не дед, то шеф Готье, если не Готье, то что-то ещё, что, по его мнению, нужно, чтобы подняться на новый уровень. Раз за разом, снова и снова. — Он покрутил рукой в воздухе, подчёркивая бесконечность этого процесса.

— Может, это и есть то, чего он хочет, — предположила Иса.

— Может быть, — согласился Мигель. — Но, может, есть ценность и в том, чтобы просто делать то, что приносит тебе радость. Даже если это не то, что принесёт тебе чёртову звезду Мишлен.

Я допила пиво, пока Джеймс возвращался, засунув руки в карманы тёмных джинсов. Он плюхнулся обратно между нами и откинулся на руки.

— Ладно, хватит ныть о работе. Лимон, ты знала, что без этих двоих я бы, скорее всего, не выжил в Кулинарной академии?

— Он был таким занудой, — пожаловалась Иса и сунула в рот ещё один чипс.

Я посмотрела на Джеймса, скептически прищурившись.

— Верю.

Он сделал страдальческое лицо.

— Эй…

— У нас много историй, — подтвердил Мигель.

Я взяла ещё горсть чипсов и сказала:

— У меня нет срочных дел. Расскажите всё.

Иса оживлённо зашумела и вскочила на ноги. Если Джеймс любил говорить руками, то Иса разговаривала всем телом. Она двигалась, когда говорила — расхаживала взад-вперёд, резко разворачивалась, словно сидеть на месте для неё было невыносимо.

— В общем, перед тобой трое лучших выпускников Кулинарной академии нашего года, — заявила она, указывая на себя, Джеймса и Мигеля. — И двое из нас чуть не вылетели. Но не потому, что плохо старались.

Джеймс наклонился ближе ко мне и прошептал, голос у него был тихий и слегка игривый:

— Дам тебе угадать, кто эти двое.

— Только не ты, конечно, — ответила я, и в уголке его губ мелькнула едва заметная улыбка.

Иса продолжила:

— Мы как-то сразу потянулись друг к другу, потому что были самыми взрослыми на курсе.

Джеймс заговорил громче, но не отодвинулся. Наши плечи соприкоснулись, и моё сердце скакнуло к горлу, как у подростка.

— Кажется, я был самым старым на потоке…

— Нет-нет, — махнул рукой Мигель. — Была же та бухгалтерша на пенсии… Как её звали? Беатрис? Бернадетта?

Иса щёлкнула пальцами.

— Берти! Это из-за неё мы поехали летом за границу, помнишь? Когда обслуживали ту нудистскую колонию на побережье Франции?

Взгляд Джеймса ушёл куда-то в пустоту, словно он мысленно возвращался в зону боевых действий.