(Не)милая Мила (СИ) - Жилло Анна

— Милочка, перестань говниться. Если люди придут по медицинским вопросам или целенаправленно к Немиловой, они все твои. А так пока у меня право первой ночи. Поэтому предлагаю жить мирно и дружно. А для начала сегодня поужинать где-нибудь в тихом приятном месте.

Славке подкатило к сорока, но он был вполне еще огурец. Дважды разведен и ходок конкретный. Во всяком случае, до моего ухода, но вряд ли за шесть лет что-то сильно изменилось.

— Слава, я скоро выхожу замуж, поэтому жить мирно мы с тобой будем исключительно по рабочим вопросам. Надеюсь.

— Надеешься на что? — хмыкнул он. — Что мирно или что по рабочим вопросам? А взамуж — когда он чему мешал?

— У тебя все? — я взяла папку и встала. — Если да, то я пошла.

— Иди, — милостиво разрешил Мальцев. — Чашку занесешь Юльке?

Я притворилась, что последнюю фразу не расслышала. Еще только этого не хватало!

У себя бросила папку на стол, села, толкнула мышку на коврике, полюбовалась на оставшиеся от предшественника Гималаи на заставке. Кабинет мне тоже достался от него. Мой прежний был гораздо уютнее, с окном во дворик, а не на пыльный Кузнечный переулок.

Ну классика же — про воду, в которую не войдешь дважды.

От разговора со Славкой осталось противное липкое ощущение. Я не сомневалась, что на ужин он меня звал вовсе не на рабочие темы разговаривать. Когда-то уже подкатывал ко мне, но безуспешно. Решил сделать еще один заход — ну мало ли. К счастью, Славка не относился к тем, кто охотится. Объективно он был мужиком привлекательным, с ярким экстерьером и остро выраженной сексуальностью. Не дала одна — ну и ладно, даст другая. А вот мелко, но противно пакостить мог запросто. Поэтому ухо стоило держать востро.

Квакнул телефон, и я улыбнулась.

«Милая, как первый день?»

«Сложно, Леш. Пытаюсь вписаться».

«Заехать за тобой?»

«Давай лучше завтра. Сегодня тут всякое поделать надо, с людьми пообщаться».

«Ок. Позвони, когда дома будешь».

Вечером мы с Юлькой сидели в кафешке, пили вино, болтали, и я обратила внимание на то, что она какая-то… тусклая, погасшая. Веселье из нее никогда особо не перло, но все равно. Возможно, сейчас я более остро считывала чужие эмоции, и мне показалось, что это не настроение, а состояние.

— Юль, прости за нескромный вопрос, у тебя все в порядке?

— Знаешь, Мил… — она задумчиво покрутила за ножку бокал. — Объективно у меня все прекрасно. Но вот смотрю на тебя… Ты уходила от нас буквально убитая. А сейчас будто светишься изнутри. И вот я смотрю и понимаю, что у меня далеко не все в порядке. Если субъективно. Но рассказать кому — и скажут: ты, Климова, с жиру бесишься.

— Вот эти самые «кому рассказать» — они всегда всё знают лучше. И на какой работе тебе работать, и с кем трахаться, и как детей воспитывать. И вообще как жить. Потому что они на твоем месте сделали бы все по-другому. Только они забывают, что каждый на своем месте, а не на чужом.

— Все так. А я… я просто живу. Сегодняшним днем. Ничего не жду. Пытаюсь радоваться тому, что есть. У меня есть работа, может, и не самая приятная, но я хорошо умею ее работать. У меня прекрасная дочь. Муж, который меня любит. Родители, сестра. Все более-менее здоровы. А все остальное… Наверно, не стоит гневить бога и требовать слишком многого, — Юлька махнула рукой и сделала большой глоток. — Лучше расскажи, за кого ты замуж собираешься. Мальцев уже по всей конторе разнес.

Алексей

Милка вышла на новое место, и все оказалось сложнее, чем она думала.

— Леш, я уже забыла, как это — работать в поле, — пожаловалась она однажды, когда я вез ее домой. — Чисто медицинских дел мало, а трудовые мне достаются совершенно отстойные. По остаточному принципу. Те, которые барин не захотел взять. Когда первый раз в суд пошла, такое чувство было, как будто на самом деле в первый раз. Я, конечно, у начальства фаворитка, но это не помогает.

— Фаворитка? — пользуясь красным сигналом светофора, я ущипнул ее за попу. — Рили?

— Ой, да не в том смысле, — отмахнулась она. — Это старый знакомый отца, я его с детства знаю. Их трое друзей было — папа, Петрович и дядь Толя, который меня в комитет сосватал, он умер уже. Думаешь, в такие места просто так попадают?

— Я не думаю, а знаю, что нет. Помнишь, ты меня еще в «Мегуми» спрашивала, как я в «Арес» попал? Точно так же, по знакомству. Может, тебе еще что-то поискать? Если не складывается?

— Да нет, Леш, все нормально. Просто отвыкла. А неприятные моменты есть везде. Меня больше другое беспокоит.

— Инка?

— Да.

За месяц мы не продвинулись ни на шаг. Как говорила моя бабушка, на пьяной козе не подъедешь. Как ни пытался я ее разговорить, натыкался на непрошибаемую стену. В лучшем случае слышал в ответ «да», «нет» или «не знаю», но чаще молчание. Подарки брала, говорила «спасибо» и утаскивала в нору.

— Я не знаю, что делать, Леш, — вздыхала Милка. — И я пыталась с ней поговорить, и мама. В ответ тишина. Мама прямо в лоб спросила: «Тебе не нравится дядя Леша?»

— И что?

— А ничего. «Не знаю» — и все.

— Ну и на том спасибо. Могла ведь сказать «не нравится» — что тогда?

— Понятия не имею. Хорошо, что не сказала. Леш, пойми, я не могу так — надеяться на то, что она привыкнет, смирится. Наверно, кто-то может, а я — нет.

Я все прекрасно понимал. Пока у нас с Инкой не наладится хотя бы минимальный контакт, ничего не выйдет. Так и будем с Милкой встречаться два-три раза в неделю. А мне этого было категорически мало. Чем больше я узнавал ее, тем сильнее хотелось быть с ней. Всегда. Заниматься любовью. Засыпать и просыпаться вместе. Сидеть за столом, гулять, смотреть телевизор. Разговаривать и просто молчать.

Тем не менее через пару недель мы первый раз поссорились. Даже не поссорились, скорее, эдакая первая порция притирки наждачкой.

Няне в тот день нужно было уйти пораньше. Мы договорились, что я заеду за Милкой на работу и мы где-нибудь по-быстренькому перекусим. После ясных солнечных дней резко похолодало. Когда она села в машину, я не смог сдержать ухмылку: на ней было короткое пальто из какой-то странной коричневой ткани, похожей на подстриженную искусственную овцу. Довольно стремное.

— О, — ляпнул я, — шуба из Чебурашки.

Милка сверкнула глазами и молча пристегнула ремень.

— Куда поедем?

— Не знаю.

Отвернулась, уставилась в окно.

Блин, ну что за детсад? Что я такого сказал-то? Обидели мышку, написали в норку.

Недалеко на Лиговском был симпатичный ресторанчик, кое-как пристроился рядом с ним. Зашли, сели, заказали. Милка продолжала молчать. Мне это надоело.

— Мил?

— Леша, а можно тебя кое о чем попросить? — сощурилась она.

И голос склочный, и выражение «сдохни, тварь». ПМС разгулялся, что ли?

— Ну?

— Давай ты не будешь выстебывать то, как я одеваюсь, говорю, ем и вообще что-то делаю?

— Мил, а давай ты не будешь меня о чем-то просить с таким видом, как будто я тебя смертельно обидел? И будешь исходить из того, что я не ставил себе такую задачу? Поверь на слово, все люди разные, и понятия о смешном у них тоже могут кардинально различаться. Достаточно было сказать: «Леш, мне такие шутки не нравятся». Желательно спокойно.

Мы с ней уставились друг другу в глаза. Кто кого пересмотрит. Она не выдержала и сморгнула: видимо, не чувствовала себя до конца правой. Что и требовалось доказать. Теперь надо было выходить из клинча, но, как назло, на ум ничего не шло. Спас официант, подошедший с заказом.

— Вкусная утка? — спросил я, глядя, как Милка сосредоточенно жует магре с вишней.

— Хочешь попробовать? — она протянула на вилке кусочек.

Я терпеть не мог жирную утятину, но мужественно прожевал и даже улыбнулся.

— Класс.

И отрезал ей краешек своего ромштекса. Инцидент, как говорится, был исперчен, но прошло всего несколько дней, и психанул уже я. Так же тупо.