- Купер Джилли

- Ты был великолепен, - выдохнула я, протянув руку, чтобы дотронуться до его бедного пострадавшего глаза.

Усмехнувшись, он поймал мою руку и прижал к своей щеке.

- А теперь кое-что насчет воспитания. Я говорил с Ксандром. Он рассказал мне о вашем детстве, о родителях, о том, как с вами паршиво обращались. Все это теперь позади.

И встав на колени возле меня, он меня обнял. Я заплакала.

- Что случилось? - прошептал он.

- Ничего хорошего, - всхлипнула я. - Я люблю тебя больше всего на свете. Меня мучает страсть к тебе, но это только в моем сердце. Ты был прав с самого начала: я фригидная женщина. Столько раз я была близка с мужчинами, не сосчитаешь, но всегда мне это было ненавистно. Я только научилась хорошо притворяться, а внутри меня - лед.

- Успокойся, милая, успокойся.

Он гладил меня, успокаивая, как успокаивают лошадь.

- Я тебе это говорю, потому что я люблю тебя, но не смогу дать тебе счастья.

- Об этом позволь мне самому судить, - сказал он. - Никто тебя по-настоящему не любил в твоей жизни. Тебя только баловали, отсылали поиграть где-нибудь, а звали только за тем, чтобы похвастаться перед гостями, когда они собирались за чаем, тем, что ты такая хорошенькая. Пойдем, - сказал он, поднимая меня с софы и ведя в спальню. - Не будем больше терять времени.

- Нет, - отпрянула я. - Ты будешь разочарован, я ведь не смогу притворяться с тобой.

- Не буду, ведь я Ничего и не жду. Нам надо привыкнуть друг к другу.

В спальне он включил боковой свет, осветивший громадную двуспальную кровать, и откинул меховое покрывало.

Когда он раздевал меня с несомненной ловкостью, я подумала обо всех тех женщинах, которые лежали на этой постели до меня. Видимо, так чувствует себя молодая лошадь, впервые принимающая участие в ежегодном шоу на приз лошади года, которой предстоит брать препятствие, высотой в шесть футов, а все предыдущие участники уже чисто выполнили это упражнение.

Когда мы легли, он нежно обнимал меня, пока не отступили все ужасы этого дня, а потом сказал:

- Я сегодня не дотронусь до тебя. Ты слишком устала.

Я почувствовала некоторую досаду.

- Во всяком случае, я так думаю, - продолжал он, кладя теплую руку мне на грудь и лаская ее.

Он пошутил по этому поводу. Я засмеялась.

- Вот так-то лучше. Помни, дорогая моя, с этого момента я беру на себя опеку, заботу и контроль над тобой и никогда тебя не брошу, как твоя ужасная мать.

И он начал целовать меня с безграничной нежностью, пока я не почувствовала, что меня захлестывают волны страстного желания.

- Сегодня пятница, - сказал он, скользя своей рукой вниз. - Впереди - целый уик-энд. Нам вообще незачем вставать.

Позже он сказал:

- Расслабься, дорогая, не надо так стараться. Зачем спешить? Мне действительно хорошо с тобой.

А еще позже добавил уже более строго:

- Перестань бороться со мной, мы ведь заодно.

И вдруг неожиданно это свершилось, и пришло наслаждение. Я снова заплакала, но теперь уже оного, что была счастлива. А он, обнимая меня, говорил и говорил о том, как он меня любит, пока я не уснула.

Прошло несколько часов. Меня разбудил рассвет, потому что мы забыли зашторить окна. В огромных окнах, как в рамках, виднелись платаны Холланд-парка. Я заморгала, повернулась и обнаружила, что на меня смотрит Гарэт.

Наверное, мне это снилось.

Я протянула руку, чтобы дотронуться до его щеки.

- Ты мне не снишься? - не веря себе, спросила я.

Он улыбнулся.

- Нет, если ты не снишься мне.

Его глаз почернел, грудь была покрыта ссадинами.

- Мне кажется, что я в постели с Генри Купером , - сказала я. - Никогда не могла подумать, что он окажется таким восхитительным любовником. Как ты думаешь, нельзя ли это повторить?

И мы повторили. И это было даже лучше, чем раньше, и я вскрикнула от наслаждения и радости, потому что оказалась в полном порядке.

***

Когда я проснулась снова, его не было. Я в панике огляделась, и тут увидела пришпиленную к подушке записку: “Ушли с Манки в магазин. Вернемся к одиннадцати. Люблю. Г.”

Все еще переполненная происшедшим со мной чудом, завернувшись в полотенце, я отправилась на кухню, где нашла кучу нераспечатанных писем. Я разворошила их. Три из них определенно были написаны женским почерком. Одно от какой-то Мишель из Франции, другое - от Салли с Ближнего Востока, третья не написала своего обратного адреса, но на письме стоял штемпель Тонтона, а внизу было приписано: “Лично”.

Меня захлестнул ужас. У Гарэта был миллион женщин до меня. Что помешает ему иметь миллион и в будущем? Вчерашние торжественные клятвы могли быть всего лишь уловкой, чтобы затащить меня в постель. Я не могла этого вынести. Я вернулась в спальню и села, дрожа, на постель, чувствуя, как меня затягивает в знакомую пучину ужаса.

“Спокойно, - говорила я сама себе, - все в порядке”.

Зазвонил телефон. Я вздрогнула от испуга. Это была миссис Смит.

- Его нет, - сказала я, почувствовав, как все во мне ощетинилось.

- Неважно. Просто передайте ему, что все “О’кей”.

- Передам, - сказала я холодно.

Миссис Смит рассмеялась.

- Я так рада, что вы, двое, наконец соединились. Он был совершенно невыносимым, после того, как вернулся из этого путешествия на яхте. Просто счастье снова работать с нормальным человеком.

- О, - запнувшись, сказала я, - почувствовав, что краснею. - Вы хотите сказать… это было так очевидно?

- Да, - ответила она. - Он прекрасный человек. Я думаю, что вам очень повезло, а если вы заглянете за дверь гостиной, то получите еще одно доказательство.

Она положила трубку.

Я побежала в гостиную. За дверью, лицом к стене, стояли два холста. Я повернула их к себе и изумленно вскрикнула. Это были моя картина с Адамом и Евой и другая - Котман. Все еще не веря, я смотрела на них, и слезы застилали мне глаза.

Тут я услышала повернувшийся в замке двери ключ. Раздался быстрый топот ног. Манки, взбежав по лестнице, первый бросился ко мне, но в следующее же мгновение я очутилась в объятиях Гарэта. Манки радостно резвился вокруг наших ног.

- Я так боялась, что кто-нибудь из дружков Андреаса доберется до тебя. Аннабел Смит сказала, что после путешествия на яхте ты был прямо, как разъяренный бык, - бессвязно бормотала я. - Ты выкупил мои картины. Это самое лучшее, что кто-нибудь сделал для меня в моей жизни. Когда ты это сделал? - спросила я, когда мы поднимались наверх.

- В какой-то день на прошлой неделе. Я не стал их вешать, ты сама решишь, куда. Но Адама и Еву я не повешу над кроватью, чтобы ты не отвлекалась, когда мы будем заниматься любовью.

Я вспыхнула.

- Ксандр, противный, рассказал тебе об этом.

Остановившись у входа на кухню, он поцеловал меня в голое плечо.

- Боже, какая ты красивая, Октавия. Ты уверена, что до конца своих дней захочешь быть с “валлийской гориллой”?

Он зажал мне рот поцелуем.

- Этого Ксандра надо убить, - сказала я, как только смогла говорить, покраснев от злости еще сильней.

Он засмеялся.

- Да я только дразню тебя.

Зазвонил телефон.

- Если это снова миссис Смит, она передавала тебе, что ни о чем не надо беспокоиться, - сказала я.

Это был Ксандр.

Выслушав его, Гарэт сказал:

- Отлично. Поговори с Октавией.

- Привет, дорогая, - сказал Ксандр очень бодрым голосом.

- У тебя все хорошо? - спросила я.

- Было довольно тяжело. Рики устроил такой ужасный скандал, что я очень надеялся, что Джоан заработает сердечный приступ. А Памми была просто воплощением стойкости. Она велела им обоим замолкнуть. Полиция прижала этого змея Гвидо, так что все завершилось не так уж плохо. И, должен тебе сказать, - он понизил голос, - все обернулось в итоге очень счастливо: самый очаровательный констебль в угрозыске прекрасно ко мне отнесся.

- Ксандр, это ужасно!

- Ну, знаешь! Раз ты увела Гарэта, должен же я компенсировать потерю. Послушай, я очень сожалею, но я и представить себе не мог, что тебе надо было раздеваться, чтобы достать мне те деньги.