Разрушенные клятвы (ЛП) - Маура Катарина

Я не сложил все в единую картину, пока полиция не появилась у моего дома с ордером на арест, обвиняя меня в промышленном шпионаже и попытке навредить Harrison Developments. Селеста выстроила дело, пробить которое было бы невозможно, если бы не моя фамилия. Все это время она планировала упечь меня за решетку. А я — готовил предложение.

Годами я пытался понять, когда началось ее предательство, но каждая найденная мной разгадка порождала еще больше вопросов. Сделала ли она это из-за Лили? Или это была месть за то, как я с ней обращался в прошлом? Возможно, и то, и другое, а я просто не увидел очевидного с самого начала.

Когда Селеста поняла, что я вышел сухим из воды после ареста, она разыграла оставшиеся фигуры, слила конфиденциальную информацию и нанесла Windsor Hotels такие убытки, что моей бабушке пришлось вмешаться, чтобы спасти положение. Я до сих пор не понимаю, почему она поддержала меня, не сказав об этом ни слова моим братьям. Даже не пожурила. Наверное, она всегда это предвидела и не раз пыталась меня предупредить. Надо было слушать ее.

Громкий хлопок входной двери разносится по дому, и я приподнимаю бровь, оглядываясь через плечо.

— Зейн? Ты дома? — раздается голос Сиерры, и через мгновение она заходит в гостиную в компании Рейвен, Вэл и Фэй.

Три пары женских глаз тут же находят своих мужей, и черт возьми, я не хочу этого видеть. Не хочу напоминания о том, что у нас с Селестой тоже могло быть. Что у нас было.

Сиерра поднимает рюмку, пытаясь улыбнуться, но в ее взгляде та же боль, что я видел в глазах Лекса.

— Мы принесли свои бокалы. Знаю, что нам нельзя на ваши мужские посиделки или что-то там, но мне достоверно известно, что сегодняшняя встреча не входит в этот регламент.

Она с грохотом ставит рюмку на покерный стол Лекса. Я прищуриваюсь — на ней выгравировано Анти-покерная ночь, а под этим ее имя. Вэл вытаскивает из сумки бутылку своей любимой адской мексиканской дряни, и я тяжело вздыхаю. Каждый раз, когда мы пьем это дерьмо, я теряю несколько часов своей жизни в небытие.

— Вы хоть какое-то уважение к своей работе имеете?

Вэл пожимает плечами:

— А какой смысл быть боссом, если я не могу позволить себе выходной?

Лука ухмыляется, в его глазах вспыхивают лукавые огоньки:

— Умница, — хрипло бросает он.

Сиерра закатывает глаза с откровенной брезгливостью, и я, черт возьми, впервые за несколько дней улыбаюсь по-настоящему.

— Ты в порядке? — спрашивает Рейвен, ее голос мягок.

Я внимательно смотрю на нее, отмечая тревогу на лице. Она и Сиерра были так близки с Селестой, что ее предательство ударило по ним почти так же сильно, как по мне. Кроме бабушки, только они знают, что именно она сделала, и я всегда буду благодарен им за молчание.

— Все хорошо, милая, — обещаю я. — А ты?

Она вздыхает, на мгновение встречаясь взглядом с Аресом.

— Не уверена, — признается она.

И, черт побери, возможно, она единственная в этой комнате, кто сегодня говорит правду.

Глава 39

Селеста

Я уставилась на гравировку на мраморной плите Лили, сквозь пелену слез. Легкие сжимаются, когда я пытаюсь сделать вдох, но вместо этого захлебываюсь всхлипом — беспомощность и боль душат меня. Я не могла прийти сюда долгие годы, с тех пор, как ее похоронили, но время ничуть не притупило страдания. Боль все такая же, как в тот день, когда мне сказали, что нашли ее тело.

В те дни после ее смерти я пряталась ото всех, перечитывая ее дневник снова и снова, пока водолазы делали все возможное, чтобы ее найти. Я не хотела выходить из ее домика, не хотела сталкиваться с реальностью. Я знала: как только переступлю порог, окажусь в мире, который уже никогда не будет прежним — мире без Лили, где человек, которого я любила больше всего на свете, окажется не тем, за кого я его принимала.

Мои руки дрожат, когда я опускаюсь на колени перед ее могилой и кладу сверху букет прекрасных лилий-созвездий, купленных специально для нее. Глаза снова наполняются слезами.

— Я скучаю по тебе, — шепчу в пустоту, голос предательски дрожит. — Боже, как же я по тебе скучаю. Ни дня не проходит, чтобы я о тебе не думала, Лили.

По ночам она приходит ко мне в кошмарах. Я снова оказываюсь на том мосту рядом с ней, и что бы я ни делала, что бы ни говорила — не могу ее спасти. Выражение ее лица перед тем, как она произнесла свои последние слова, преследует меня, вытесняя лучшие воспоминания, заменяя их обрывками повторяющегося сна.

Я провожу пальцами по ее имени, холодный мрамор под ладонью вызывает новую волну слез.

— К этому моменту ты должна была работать вместе со мной, и мы бы поднялись на самую вершину. Но вместо этого я потеряла тебя, и сама еле держусь на плаву. Все должно было быть иначе.

Я отдергиваю руку и смотрю на золотистые частицы, прилипшие к ногтям. Обручальное кольцо на пальце сверкает в солнечных лучах. Годы я мечтала носить бриллиант на руке, но теперь один его вид причиняет мне боль.

— Я видела его, — шепчу, боясь даже признаться в этом вслух. — Зейна.

Ветер усиливается, пробирая меня до костей. Я обхватываю себя руками и делаю прерывистый вдох, заставляя себя перестать плакать.

— Я думала, что почувствую лишь ту же ослепляющую боль и ненависть, что и пять лет назад, но увидеть его снова… это было совсем не так.

Обрадовалась бы Лили, увидев, что он выглядит хорошо? Что его сила и напор никуда не делись? Или возненавидела бы его еще больше за то, что он, кажется, ничуть не мучается? В его глазах не было раскаяния, когда он смотрел на меня. Я видела в них лишь ту же ослепляющую ненависть, что горит во мне.

Я замолкаю, все так же разрываясь между чувствами, как и пять лет назад.

— Ты знала, Лил? Первые цветы, которые Зейн когда-либо мне подарил, были лилии. Иронично, правда? Может, это был подсознательный знак, который я упустила. Способ сказать мне, что даже тогда он думал о тебе.

Одна только мысль об этом разбивает мне сердце. Я закрываю глаза на мгновение, чувствуя себя такой же глупой, как и тогда, много лет назад.

— Он все тот же бессердечный ублюдок, каким всегда был, — бормочу я, но слова кажутся мне чужими, неправильными, словно в них нет истины. — Он угрожал мне. Зейн не понимает, что Арчер теперь достаточно силен, чтобы защитить себя и наших родителей. Потребовалось пять лет, но я наконец-то в положении, где могу не только исправить тот ущерб, что он нанес, но и нанести ответный удар.

Я сжимаю кулаки, голос крепнет.

— Я не оставлю твое последнее желание невыполненным, Лили.

Я никогда не понимала, почему она писала письма своей матери, но теперь понимаю. Есть так много всего, что я хочу ей сказать, но не знаю, как.

— Жаль, что тебя нет рядом, чтобы сказать мне, делаю ли я правильный выбор, — шепчу я. — Иногда мне кажется, что ты наконец-то обрела покой, и я боюсь, понимаешь? Мысль о том, что ты оставила все неразрешенным и не смогла двигаться дальше… это убивает меня, Лили. Я не знаю, что делать. Я не знаю, как все исправить, но я стараюсь.

Что бы она сказала, если бы увидела меня сейчас? В процессе поиска справедливости для нее я, кажется, потеряла свою душу. Оцепенение стало для меня нормальной эмоциональной реакцией — я не могу чувствовать ничего, Зейн единственное исключение. В моей жизни нет ни возбуждения, ни радости, и каждый момент счастья мгновенно сменяется чувством вины. Каждый раз, когда случается что-то, что я хотела бы ей рассказать, мое сердце разрывается снова.

Я зарываю руку в волосы и сразу вспоминаю, как Зейн дергал их на благотворительном ужине в прошлом месяце, взгляд его сверкающий ненавистью. Я никогда не видела его таким, и это ранило меня сильнее, чем я могла подумать.

Мои глаза закрываются, и в голове снова проносится тот момент, волны боли накатывают на меня. Умение снова что-то чувствовать было волнующим, и в тот момент я позволила себе потеряться в этих чувствах.

Странно, как именно мелочи бьют сильнее всего. Это привычный запах его индивидуально подобранного парфюма, и тот факт, что он до сих пор обожает эту старую мятную конфету. Быть так близко к нему заставляло мое сердце биться быстрее, как когда-то, заставляло меня хотеть поглотить его, даже несмотря на то, что каждая разорванная часть меня жаждала причинить ему ту же боль, что он причинил мне.