– Ага. У меня тогда овуляция была. Я это знала, но не думала, что забеременею.
– Охрененное у тебя бесплодие.
– Вообще-то я не бесплодна. У меня нормально все было. Просто… не получалось столько лет.
– Ты сейчас серьезно?
– Ну, да. Все проблемы из-за головы. Но говорить об этом стремно. Посчитал бы меня за сумасшедшую. Ты не рад, да?
– Да я в ахуе. Скажу честно – я ссу. Не представляю, как с одним люди справляются, а тут сразу двое. Мне видео, как назло, попалось на днях про эту постродовую депрессию, где баба скинулась с двенадцатого этажа вместе с ребенком.
– А ты умеешь поддерживать, дорогой муж.
– Ты не дослушала. Я к тому, что на хрен все эти геройства. Сама да сама. В нашем возрасте есть преимущества. Не работать можешь не только ты, но и я. Чтобы ты не свихнулась, будем вместе безработными. А еще наймем двух нянек, когда захочется выдохнуть.
– Это посторонние люди.
– Поставим камеры. Короче, не спорь. Ну и на деда с бабкой можно иногда спихнуть.
– Мы еще не родили, а ты думаешь как спихнуть.
– Я рационально мыслю, а ты эмоциями. Когда родятся, поймешь кто был прав. Давай к стеночке.
– В смысле?
– Двигай булками к стене, я рядом лягу.
Прижимаюсь к стене, и Костя ложится рядом на бок, затем приподнимает мое платье вверх, оголяя живот.
– Когда он начнет расти? – проводит рукой по животу.
– Вообще-то вроде как уже должен.
– То есть, если бы не твой гемоглобин, который привел к обмороку, мы бы узнали только, когда начались роды?
– Не утрируй.
– Ну а что? Живот ты бы приняла за ожирение на фоне того, что мы обжираемся. А шевеление за газы, учитывая, что мы снова жрем что попало.
– Ну а как я могла узнать, если у меня были месячные.
– А они точно были?
– Да! Ну это не они, как мне объяснила врач. Ну, в общем неважно.
– Да уж, конечно, неважно. Еще на море могли догадаться, что блевала ты не от отравления.
– Хорошо, что блевала.
– В смысле?
– В прямом. Если бы не это, я бы каждый день попивала коктейли. А так я проанализировала, мы пили всего три раза. И не на ранних сроках. Ничего же не будет плохого?
– Ой, я тебя умоляю, у нас полстраны зачато под градусом. И ничего. Как назовем?
– Ну, это же очевидно. Буратино и Алиса.
– Кстати, Алиса мне нравится. Без прикола. Алиса Вдуева. Норм.
– Костя, нет. Ни за что.
– Аль, ну какая разница, если она все равно выйдет замуж и сменит фамилию?
– Ей может достаться какой-нибудь Зажопин и тогда что? Нет и точка.
– Ладно, но у пацана будет моя фамилия. И это не обсуждается.
– Тогда давай сразу назовем его Пьеро или Карл, чтобы уже совсем его затюкали в школе.
– Меня же не затюкали. Как-то жив, здоров и проблем с женским полом не было.
– Ну, блин, Костя.
– Ну, блин, Аля, – парирует в ответ. – Если уж мне суждено быть отцом, я хочу, чтобы моя фамилия продолжила род.
– Ладно. Давай сначала родим, а потом ты, может, передумаешь.
– Не передумаю. Давай мальчика Демидом назовем?
– Демид Вдуев? Кто из нас грохнулся?
– Зато Демид Константинович звучит хорошо.
– Мне нравится Артем.
– Помимо того, что это какое-то пидарское имя, тебя ничего не смущает?
– Нет.
– Артем созвучно с Артемоном. Так что никого Артема.
– Ладно. Ты прав. Илья Константинович?
– Илья с запасом гнилья. Дальше.
– Владимир Константинович?
– Ты в курсе, что Владимир это Вова?
– Фу, Боже. Тогда нет. Игорь Константинович?
– Ничего так. Но у меня есть знакомый Игорь. Редкостный дебил. Может, Федор?
– Ага. Федя топчик. Ты ку-ку, что ли?
– Согласен. А как тебе Максим Константинович?
– Хм…а мне нравится. Макс Вдуев. Очень даже ничего.
– Берем. Ну чо, Макс и Алиса, будете вести себя хорошо? – то ли гормоны, то ли настроение такое, но становится так хорошо, когда Костя целует мой живот. – Говорят, хорошо себя будут вести.
– Ага.
– Время посещения закончено, – синхронно переводим взгляды на вошедшую медсестру.
– А можно еще немножко?
– Нельзя, – стерва.
– Я не хочу, чтобы ты уходил.
– Ща разрулим.
Не знаю, как ему это удается, но Костя возвращается через десять минут.
– Все, сегодня спим вместе.
– Как тебе это удалось?
– Природное очарование.
– Ну, я серьезно?
– И я тоже. Давай бочком. Тебе же так можно спать?
– Конечно, можно.
Ложусь на бок и Костя тут же ложится рядом, положив руку на мой живот. Боже, как хорошо, что я тогда с ним напилась.
– О чем думаешь? – ну не говорить же о таком вслух.
– О том, что у тебя говорящая фамилия. Вдул так вдул.
– Залететь с первого раза это искусство. Кто молодец? Я молодец.
Эпилог
Мама продолжает компостировать мозг о вреде подгузников для мальчиков, а я вдруг понимаю, что я стала невосприимчива ни к ее лекциям, ни к бабушкиным. Первая хочет наверстать упущенное в моем детстве, вторая все никак не может смириться с тем, что теперь не главная в моей жизни. А мне абсолютно все равно. Сейчас, когда до родов остается совсем ничего и мне стало легче дышать, все кажется абсолютно несущественным. Отдвигаю телефон подальше и принимаюсь гладить примкнувшего ко мне Артемона.
Поначалу я жуть как пугалась, когда эта шерстяная морда стала постоянно ошиваться со мной на кровати. А уж, когда он стал класть свою голову мне то на подросший живот, то на грудь, я, кажется, заработала себе прядь седых волос. Мнительность во время беременности возросла в стократ. И, естественно, первая мысль – коты ложатся на больные места. Я больная и умираю.
Отпустило чуть позже, когда после многочисленных параноидальных проверок, все оказалось в норме. Как мне объяснил Костя, Артемон так показывает свою привязанность ко мне. Не знаю так ли это, но доброта кота стала очевидной. Правда, по-прежнему пугает тот факт, как он отнесется к детям. Если он ревновал Костю ко мне и продолжает это делать, стоит мне при четвероногом погладить его хозяина, то страшно представить, что будет, когда Вдуев будет нянчиться с детьми.
Когда непрекращающийся мамин словесный поток начинает уже давить на уши, я все же не выдерживаю:
– Мам, я устала и хочу спать. Кстати, памперсы не вредны, если их вовремя менять. И они никак не влияют на способность к деторождению.
– Очень даже влияют. Создается парниковый эффект и сперматозоиды гибнут.
– Сперматогенез начинается в семь лет. Так что мимо, мамуля.
– У тебя на все есть ответы?
– Нет. Например, я не знаю, как убрать растяжки на животе. Но знаешь, мне на них уже пофиг.
– А я говорила, надо было чаще мазать маслом.
– Мозг себе намажь маслом, шарпейка, может, шестеренки тогда заработают, – перевожу взгляд на бабушку, усаживающуюся на кровать.
– Изольда, ты все никак не можешь отойти в мир иной? – ну что ж, ничего нового. – Черви по тебе явно грезят. Пора быть ближе к земле.
– Только после тебя.
Аккуратно встаю с кровати, стараясь не привлекать к себе внимание. Ну, нравится им задирать друг друга, как бы они в этом ни признавались. Кто я такая, чтобы мешать их забавам?
Прохожу на кухню и принимаюсь оформлять сырную и мясную тарелку. Содержимым последней по традиции я делюсь с рыжим.
– Вкусно? Давай договоримся, ты будешь такой же паинькой с детьми. Окей? А если нет, будешь жить с бабушкой и дедом. Оно тебе надо? – могу поклясться, что он все понимает. – Вот и славно. Не шипеть. Не прыгать в кроватки и не нападать. Так уж и быть, на елку можешь запрыгивать в мое отсутствие.
– А тебе не кажется, что елку пора бы убрать?
– Не кажется, бабушка. Она будет стоять до последнего дня зимы.
– Это нерационально. Вам будет некогда ее убирать, когда родятся дети.
– Значит, будет стоять до следующего нового года, – спокойно произношу я, отправляя в рот кусочек бастурмы.
