Сдавайся, Рыжая (СИ) - Ирис Лана

Наклоняюсь, с нежностью и благодарностью вдыхая аромат.

Мажорчик молчит. Грустно смотрит в окно на птичек, которые засерают его спортивную тачку.

— Очень! М-м-м…

— Сильно активно не вдыхай, а то откачивать придется. — безэмоционально советует.

— Че? Завидуешь? — нарывается Женечка, по неведомым причинам почуяв себя в безопасности.

— Сладкие, — пробую лепесток на вкус. — Можно ванну с лепестками принять…

— Чему завидовать? — переводит на него черные-пречерные глазки. — Она щас откинется, а ты в тюрьму побежишь. Было бы чему завидовать.

— Почему откинусь? — хмурюсь я, с аппетитом доедая цветок.

— Этот сорт довольно ядовит. — смотрит сощурившись на мой рот, который уже машинально дожевывает остатки. — Идиотка.

Я сплевываю цветочную массу со слезками на глазах.

Женечка багровеет. Достает смартфон и лезет в интернет. Затем. Багровеет еще сильнее.

— Клянусь, я не з-з-знал.

— Меня окружают одни придурки! — гневно бросаю букет к кактусу. — Отвечаю вам, скоро я встречу нормального парня, и вот тогда… Тогда…

— На тебя, Рыжая, нормальный не клюнет.

— Да что ты?! — руки в бока. Молнии из глаз. Дышу, как паровоз.

— К тому же я тут самый красивый.

— А я самый умный… — поправляет очки Женечка — придурок века.

— Занимаюсь спортом. Все девчонки хотят быть со мной.

— Тяну нашу сборную по шахматам. Тоже женским вниманием не обделён.

Пока два придурка соревнуются, кто из них круче, аудитория все наполняется. Преподавательница заходит, а за ним невероятной красоты парнишка.

— Дорогие студенты. — радуется она. — Встречайте новенького! Пополнение в нашу университетскую команду по шахматам. Ни одного проигранного турнира, он поставил рекорд! К тому же, профессиональный спортсмен! Уже принят в команду по плаванию. — поглаживает его по плечику широкому. — Как там говорится? Студент, комсомол, и просто красавец!

Просто красавец без интереса оглядывает толпу блаженно вздыхающих от одного его взгляда девчонок. Проходится глазками по мне, стоящей у подоконника с двумя придурками.

Задерживает взгляд на моих волосах. Смотрим друг на друга. Долго и залипательно.

— Влад. — представляется он, продолжая жадно пялиться на меня.

Спиной ощущаю, как парни напрягаются. Воздух искрит от ревности.

Выкусите, придурки.

— Анечка. — кокетливо шепчу в ответ.

Глава 39

— За эти орхидеи я отдал триста тысяч, — дед смотрит на меня как обычно «свысока». Считает себя самым умным. Победителем по жизни.

— И? — ухмыляюсь, глядя прямо в королевскую физиономию. Взгляда не отвожу. — Разорился?

За окном пролетают осенние пейзажи. Первое сентября… Школьная пора.

— И подаришь их своему классному руководителю.

— Альбертовне?! — брезгливо морщусь. — Обойдется.

— Щенок! — ударяет кулаком по кожаному сидению.

— Сам ей дари. Терпеть ее не могу.

— Молчи! Тебя в том году чуть не исключили! Это замечательная школа! Отличные учителя! Я уже устал договариваться!

— Че ты устал то? — стыдливо отворачиваюсь. Все-таки немного уважения к деду имеется. — Почему нельзя в нормальную школу пойти? В нашу. Элитную. Где мне и слова против не скажут. Где я буду править. Зачем мне эта простецкая…

— Избалованный ты слишком, щенок. А брат твой, что там устраивает?! Нет уж. Дудки. Тебя я воспитывать по-другому буду. Жизни научу. Ты под моим личным контролем. Будешь хорошим послушным парнем. Дрессирую тебя так!

— Как же мне повезло.

— Справиться с тобой не могут. Вечно скучно тебе, вечно что-то вытворяешь! Ни в одной школе не ужился, хотя бы здесь держимся! Из последних сил… Ты единственный психопат, с ума всех учителей сводишь! Зачем в том году поджег спортзал?! Затопил школу. Испортил старшеклассникам последний звонок! В который раз спрашиваю! Зачем?!

— Не начинай… Сказал же… Случайное стечение обстоятельств…

Терпеть не могу отчитываться, как подросток. Обычно отчитываются передо мной.

— Не верю! У тебя вечно все через одно место!

— Зато разбавил им тухлятину! На всю жизнь запомнят.

— Глупец! Надоело за тобой развалины разгребать! Каждый год одно и тоже! Не умеешь по-другому?!

— Умею. Я уже давно хорошо себя веду. Все твои предписания выполняю. Жизни никакой нет.

— И с вечно кислой физиономией.

— Так тухло потому что. Депрессия у меня. Не мое это все… послушание… — опускаю голову. — Чувствую себя не в себе.

— Депрессия у него… Ничего! Привыкнешь нормальным быть! С учителями поладить не можешь, с одноклассниками тоже! Равных тебе, конечно, нет! Но… воспитаем! Повзрослеешь!

— Да ладно, — плечами пожимаю. — Много таких у нас.

— Таких ненормальных как ты в нашем мире больше не существует, поверь мне. — отчаянно злится дед, глядя в окно остановившегося у крыльца школы лимузина. Переводит свои демонические глазища на меня. — Прошу тебя, давай без заскоков! Чтобы сегодня я за тебя не отдувался. Чтобы сегодня эта школа оставалась целой и невредимой! Если ты не накосячишь, все отлично будет, потому что таких же косячников там больше нет! Тише воды, ниже травы, уяснил?!

— Скукота. Так и живем последнее время. — дергаю нервно ногой.

— Уяснил, спрашиваю?!

— Уяснил.

— Конфеты держи. И цветы подари.

— Ладно. — взял букет и коробку, поправил лямки рюкзака и вышел. Дед за мной, нацепив вежливую улыбку на лицо.

— Если сорвешься сегодня, будешь каждое свои каникулы и день рождение отмечать в деревне у мамкиных родственников. Никакой тебе Италии. Я не шучу!

Звездец.

В деревне еще тухлее. Сам-то он не в жизни туда носа не сунет…

Прошли во двор школы. Солнце сегодня палит, жара. Девчонки танец репетируют с малышней. Подмигивают, завидев меня, смеются. Юбки школьной формы кокетливо приподнимают, показывая ажурное белье.

Скалюсь в ответ. Скукота-а. Скукотища.

Держимся.

— Рожу давай подовольнее.

— Понял. — пытаюсь улыбнуться. Тащусь вместе с толпой в актовый зал, где будет проходить праздничная линейка.

— Встань прямо. Без глупостей. — просит, шагая в зону, где сидят родители. — Я за тобой слежу! Слышишь?! Слежу!

— А.

Как с маленьким, ей Богу.

Спасите меня кто-нибудь. Крик души.

Сжимаю букет орхидей в руках, скучающе гляжу на унылый спектакль на сцене. Вот зашквар. Даже не сбежать отсюда подымить, дед каждую секунду наблюдает. А еще двое охранников у крыльца. И сколько часов эта мутотень будет длится?

Бесконечность.

Нервно дергаю пальцы.

— Куда пошел? — шипит на весь зал дед.

— Переку… — ловлю осуждающий взгляд Альбертовны. — Извините! В уборную.

— Сидеть смирно. — приказывает она. — Никто из зала не выйдет, пока праздник не закончится! — идет и деловито закрывает дверь на засов.

— Че за бред? — злюсь, садясь обратно на свое место.

Спустя еще полчаса терпение с треском лопается. На сцене странные танцы. В помещении духота. В глазах рябит.

Мутит. Подкашивает меня.

Да еще и какая-то рыжая девица нагло направляется к двери, и ее спокойно выпускают. Со скрипом отодвигается засов.

Не понял…

Кидаю агрессивно цветы и рюкзак на стул.

— Эй. — рвусь на выход. — Че за фигня?!

Альбертовна бровь цивильно приподнимает.

— Дамам можно.

— Дискриминация в чистом виде! Жалобу накатаю в министерство.

— Марсов, ты у меня щас допрыгаешься…

— Сами сказали никому нельзя! Ваши слова ничего не стоят?!

Я если щас не вырвусь, во мне проснется бесовское пламя. Или отчаяние вконец добьет мою чувствительную натуру.

— Да просто! — краснеет. — Понимаешь…

— Не понимаю. — в глаза ей с дикостью смотрю. Дед слышу за спиной шипит.

— Если мне нельзя, ей — тоже.

Принципиально.

Пальцем указываю на рыжую. Глаза на ее лицо скривленное во вредном оскале перевожу. Она на меня презрительно смотрит, я на нее.