Кастильо придвинул к нему телефон.
— Разумеется. Звони, пожалуйста.
Мейсон тяжело опустился на стул рядом с телефонным аппаратом. Мейсон некоторое время ждал, а потом, вскинул голову и сказал стоявшему за его спиной инспектору:
— Если не возражаешь, я хотел бы это сделать в одиночестве.
Кастильо пожал плечами.
— Пожалуйста, но учти — если все обернется все так, как я рассчитываю, то тебе придется очень сильно пожалеть об этом. Я буду сильно разочарован.
Мейсон сделал понимающее лицо.
— Не пугайся, Круз, уверяю тебя, зря времени ты не потеряешь. Сегодня тебя ожидают еще много приятных сюрпризов.
— Ладно, — процедил Круз сквозь плотно сжатые губы, — я буду за дверью.
Мейсон внимательным взглядом проследил, как полицейский инспектор удаляется в коридор и потянулся к телефонному аппарату.
— Что ж, думаю, Что эта ночь запомнятся надолго. И не только нам, — пробормотал он, набирая номер.
Несколько минут Кастильо озабоченно расхаживал под дверью собственного кабинета в коридоре полицейского участка. Из‑за двери не доносилось из единого звука. Не понятно было, звонит ли Мейсон кому‑либо или нет — его голоса Кастильо так и не услышал.
Спустя несколько минут, он все‑таки решился и осторожно открыл дверь. Мейсон, уронив голову на руки, спал прямо на столе. Рядом с ним лежала снятая с рычага телефонная трубка.
Круз подошел к нему сзади, положил трубку на рычаг и стал осторожно трясти Мейсона за плечо.
— Проснись, проснись…
Мейсон вскинул голову и, сонно протирая глаза кулаками, сказал:
— А, это ты, символ силы, человек из камня… Кастильо укоризненно покачал головой.
— Мейсон, ты хоть понимаешь, где находишься? — сказал он. — Что вообще вокруг происходит?
Кэпвелл уверенно кивнул,
— Да, к сожалению очень хорошо понимаю. Почему ты не дал мне поспать? Во сне мне было значительно лучше, чем сейчас. Кстати говоря, мне приснился очень забавный сон.
Круз хмыкнул.
— Ты что, хочешь рассказать мне сейчас о своем сне?
Мейсон по–прежнему тер кулажами глаза.
— А что в этом такого? — недоуменно спросил он. — Разве я помешаю тебе, если расскажу о маленьком коротком сне? Это не займет много времени, уверяю тебя.
Кастильо тяжело вздохнул.
— Вообще‑то тебя бы следовало отправить на ночь в камеру предварительного заключения, но поскольку ты сам вызвался показать мне место преступления и рассказать о том, где ты спрятал труп, придется, наверное, тебя выслушать.
Мейсон потянулся рукой к давно остывшему кофе и, очевидно забыв о том, что он напоминает ему вкус фасолевой похлебки, выпил напиток до дна.
— Да, так вот, я хотел рассказать про свой сон. Знаешь, Круз, мне снилось, как будто я сижу в пустом купе, а вагон одиноко стоит посреди бескрайней болотистой равнины в Луизиане, возле Нового Орлеана. Потом — отцепился и уехал. А до этого у меня была спутница — моя жена… — тут он на мгновение умолк, а затем поправился — моя несостоявшаяся жена, в маске и с ребенком на коленях. Так вот, представляешь, они уехали в этом отцепленном составе, а я остался один — отвергнутый, брошенный, покинутый.
— Да–а, — протянул Круз, — странный сон. Интересно, а почему тебе привиделось скрытое маской лицо твоей жены?
Мейсон удрученно покачал головой.
— Вот над этим я и думаю.
— А знаешь, что кажется мне!? — вдруг сказал Кастильо.
Мейсон вскинул голову.
— Любопытно было бы послушать мнение полицейского инспектора о снах убийцы.
Кастильо прошелся по комнате.
— Мейсон, ведь твой отец, насколько я знаю, практически не пьет, это правда?
Мейсон пожал плечами.
— После перенесенного тяжелого заболевания сердца он, в основном, воздерживается от употребления крепких горячительных налитков, — с апломбом школьного учителя заявил Мейсон. Круз укоризненно кивнул.
— Вот именно, чего не скажешь о тебе. По–моему именно этим и объясняются эти все твои сны.
Мейсон испытующе посмотрел на инспектора.
— А тебе, Круз, разве не снятся по ночам сны? Или ты спишь, как в черной дыре — провалился и снова выбрался наружу?
Кастильо отвернулся и глухо произнес:
— Во всяком случае, женщины в масках в моих снах не появляются.
Мейсон неожиданно засмеялся.
— Да, я изрядный выпивоха, признаю. Что ж поделаешь, у каждого свои недостатки. Вот у тебя, например, Круз, есть свои недостатки?
Кастильо промолчал и тогда Мейсон продолжил:
— Недостатки — это продолжение наших достоинств, а, может быть, и сами достоинства, кто знает, это вопрос сложный, вряд ли ты захочешь его сейчас обсуждать, Круз. Вот у меня, например, есть еще один крупный недостаток — я не хочу стареть, мне хочется оставаться таким, каким я сейчас есть. Представляешь себе, Круз, эта тихие радости преклонных годов, скопом ожидающие нас на подходе к обещанному у певца псалмов семидесятилетию: хилость, импотенция, недержание, кишечные раки, камни в желчном пузыре, гной в глазах, конюшня во рту, тупоумие, отрыжка, зевота, газы, запоры, воспаления простаты, застопоренное пищеварение, одинокие дни, пустые ночи, мышечные боли, кризис сбыта, рост цен, урезание пенсии, отсутствие планов и оскудение памяти, инфаркты, инсульты, а если повезет — сонный автобус в аэропорт и тамошнее предотлетное ожидание деловитого голоска: «Всех пассажиров рейса ноль, ноль, ноль, не знаю там сколько, на преисподнюю, просим пройти к выходу номер тоже ноль, ноль, ноль. А знаешь, Круз, почему я этого боюсь? Потому что я уже остался один. Вот тебе легче, ты не один, у тебя есть семья, тобой может кто‑то заняться. Я должен сейчас позабыть об этом.
Круз осуждающе посмотрел на Мейсона, который низко опустил голову и смолк.
— Не стоит себя жалеть, Мейсон, — сказал Кастильо, — это ненадежное занятие. — Я думаю, что тебе стоят стать потверже.
Несмотря на кажущуюся сонливость, Мейсон с необычайной резвостью вскинул голову.
— Это ты мне об этом говоришь? Слушай, ты еще не устал быть Крузом Кастильо, не ведающим страха я боли камнем? Тебе никогда не хочется передохнуть, перевести дух, испытать слабость, сомнения, колебания, ну и что‑нибудь еще в этом роде?
Круз почувствовал смущение. Все‑таки этот парень, Мейсон Кэпвелл, определенно нравился ему. Как точно он нащупал его больную точку.
Тяжело вздохнув, Круз кивнул головой:
— Бывает. И довольно часто.
Но его собеседник неожиданно сказал:
— А мне вот надоело быть Мейсоном Кэпвеллом. Хорошо бы поменяться с кем‑нибудь жизнью.
Круз проявлял уже явное нетерпение.
— Ну ладно, может быть не стоит сейчас об этом говорить, — произнес он торопливо. — Мейсон, ты уже сделал свой телефонный звонок?
Тот озабоченно почесал макушку.
— Телефонный звонок? Ах да, конечно, сделал.
Только, кажется, я не положил телефонную трубку, — он повернулся к столу, но увидев, что трубка лежит на месте, удивленно сказал:
— Нет, но я же твердо помню, что я ее не ложил туда.
Круз успокоил его:
— Это я положил ее на место.
Мейсон равнодушно махнул рукой:
— Ну и бог с ней. Главное, что я позвонил. Этот звонок запомнится надолго.
Круз стоял, засунув руки в карманы джинсов.
— Что, Мейсон, может быть продолжим наши дела?
Кэпвелл с недоумением воззрился на полицейского инспектора.
— Продолжим? — переспросил он. — Разве мы еще не все слова сказали друг другу? А, — он снова махнул рукой, — продолжим, раз тебе так хочется. А потом я отвезу тебя на место преступления к телу, которое стило теперь не просто телом, а уликой, составом преступления.
— Ну хорошо, — обеспокоенно сказал Круз, — а где находится это мертвое тело?
Мейсон вдруг покачал головой.
— Прошу тебя, Круз, не спеши, я так давно не получал удовольствия, не лишай меня этой редкой возможности, дай мне насладиться.
Круз прошелся по комнате.
— Ты можешь наслаждаться сколько хочешь, Мейсон, но не забывай — ты только что признался в убийстве Марка Маккормика, и я начинаю уставать от того, что ты относишься к этому, как к шутке.
