Английский для миллионеров (СИ) - Корсарова Варвара

Наконец, все закончилось. Полицейские отбыли, магазинная тетка отрывисто и неразборчиво извинилась, глядя в сторону. Охранник Коля враждебно молчал и поигрывал желваками. Брошенный на него взор Петра Аркадьевича дал понять, что конфликт не исчерпан.

Юрист Лев Колпаков весело сообщил: «Ну, мы еще свяжемся с вашим руководством!» и все вышли наружу. Марианна и Даша и зажмурились от яркого света.

— Едем домой, — сказал Петр Аркадьевич бесцветным голосом и пошел вперед. Его нагнал юрист и принялся что-то разъяснять. Аракчеев кивал и уточнял. У выхода они пожали друг другу руки, обменялись непонятными репликами и попрощались.

Сели в машину. Петр Аркадьевич молча завел мотор и выехал со стоянки. Марианна на миг прикрыла глаза и стиснула зубы. Она не испытывала облегчения о того, что все закончилось. Для нее все только начиналось. Она знала, что теперь будет долго переживать унижение, бесконечно прокручивать в голове собственные слова и действия, скрипеть зубами и страдать.

Было жаль того чувства детского счастья, с которым она проснулась утром.

Утром была волшебная страна в кабинете подруги Виолы, с цветами, яркими плакатами и веселыми разговорами. Было удовольствие от нового платья, предвкушение интересного дня, радость за успех своей подопечной и за собственные педагогические победы.

И все это у нее грубо отобрали в один миг. Растоптали, уничтожили. Сначала злыдня Лялечкина, потом охранник Коля с повадками Бармалея.

Марианне было ужасно стыдно. Она совершила много ошибок. Она оказалась слабой. Растерялась, испугалась. И сама, собственными действиями поставила под угрозу свою подопечную. Не справилась, не смогла ее защитить. Что было бы, не появись рыцарь Петр Аркадьевич, который победил дракона при помощи крепкого словца, личного юриста и полицейского наряда? А она… она глупенькая, трусливая принцесса. Да какая она принцесса, куда там! Она, выражаясь словами Аракчеевской тетки, «никчёма».

Но что она о себе переживает! Ведь и Дашин день испорчен. Ребенок ждал развлечений и праздника, а получил скандал и обвинение в воровстве. Как скажется это происшествие на детской психике? Будут ли она доверять после него своей учительнице и остальным взрослым?

Марианна виновато посмотрела на свою подопечную. Даша казалась почти спокойной. Она водила пальцем по экрану телефона, сосредоточенно сопела и пришептывала себе под нос. На пухлом запястье болтался шнурок с бусинками — подарок Марианны.

Марианну захлестнуло новое чувство вины. Она больше не могла молчать.

— Вы во всем разобрались? — спросила она спину Петра Аркадьевича. — Что сказали полицейские? Нас ведь теперь ни в чем не обвиняют?

— Дома обсудим, — коротко ответил он.

Даша быстро глянула на отца и тут же опустила голову. Марианна встревожилась. Она не могла понять, сердится он или нет. Его голос был спокоен и холоден, как воды Арктики.

И тут до нее дошло, что Аракчеев не высадил ее у замурзанной пятиэтажки, а везет в Лопухово.

«Дома обсудим», сказал он! Пожалуй, это прозвучало как угроза.

И что же он собирается обсуждать? Марианна считала, что их с Дашей нужно пожалеть и утешить, но умом понимала, что от Аракчеева подобного ждать не следует.

Конечно, она заслуживает выговора. Не послушалась инструкций, повела девочку в торговый центр, не уследила за ней, ввязалась в некрасивый скандал. Но уж Даша-то ни в чем не виновата!

— Жаль, что день закончился не очень приятно, — сказала Марианна. — Зато начался отлично. Послушайте, Петр Аркадьевич, что мы делали в языковом центре… Даша такая молодец!

И она начала рассказывать. Хвалила Дашу, и описывала красочно, как та работала, и что выучила.

Иногда Даша вставляла слово-другое — немного неестественным голосом, каким говорят виноватые дети, когда хотят казаться паиньками. Петр Аркадьевич молча слушал, не отрывая взгляда от дороги, иногда кивал. Марианна видела в зеркале заднего вида, как он хмурится.

Было досадно и обидно. Как она ни старалась разрядить обстановку, у нее ничего не получалось.

Автомобиль сбросил скорость, въехал во двор особняка и нырнул в гараж.

Выходили молча. Петр Аркадьевич прихватил из салона перчатки и картонную коробку со смутно знакомым логотипом.

Они вошли в прихожую дома, не глядя друг на друга. Петр Аркадьевич помог Марианне снять плащ.

— Ставь обувь на место, — сделал он замечание Даше, которая, как было у нее принято, сбросила ботинки посреди коридора.

— Как прошел день? — поинтересовалась элегантная Валентина, выходя с пустой пепельницей в руках. — Все хорошо?

— Все просто чудесно. Лучше не бывает, — ответил Петр Аркадьевич очень спокойным голосом. — Даша, иди на кухню. Возьми коробку. Там пирожные. Купил в кондитерской возле офиса, когда собирался за вами. Два «Наполеона», два «Пражских» и еще то, твое любимое.

— Клубничное брауни? — обрадовалась Даша.

— Да. Марианна Георгиевна правильно сказала — нервные клетки нужно восстанавливать сладким. Мы обсудим случившееся завтра. Подумай как следует, что именно ты мне скажешь.

Рука, протянутая к коробке, упала. Кажется, после этих слов Даше расхотелось пирожных.

— А мы, Марианна Георгиевна, пройдем в библиотеку и побеседуем.

Валентина заинтересованно подняла брови и переводила цепкий взгляд от племянника к Даше, от Даше к Марианне, пытаясь по отдельным фразам догадаться, что произошло и почему у всех такие похоронные лица.

Наконец, она увела понурую Дашу на кухню. А Марианна долго снимала сапоги и надевала балетки. Ей не хотелось оставаться наедине с Петром Аркадьевичем и идти с ним в библиотеку.

— Садитесь, Марианна Георгиевна. Нам предстоит непростой разговор, — угрюмо предложил Петр Аркадьевич, когда они все же дошли до библиотеки.

Обстановка здесь соответствовала духу особняка. Помещение небольшое, квадратное, с высоким потолком. Темные лакированные полки, на них плотные ряды корешков — не только солидных, золоченых, но и старых, вкусно потрепанных. У окна широкий рабочий стол, в углу стоячие часы. И, как изюминка — парочка авангардистских полотен на стенах. Искусно подобранных в цвет ковра.

Поскольку Аракчеев здесь порой работал, кругом был идеальный порядок.

Марианна опустилась на низкий кожаный диванчик. На таком хорошо валяться с книжкой, положив голову на плотный валик и забросив ноги на спинку. А вот сидеть в ожидании выговора было неудобно. Колени задирались, непонятно, куда девать руки. Она чувствовала себя преступницей на скамье подсудимых. Болела голова, и снова вспомнились все унижения и переживания, которые ей довелось испытать за день. Еще и Аракчеев сейчас добавит! От обиды закололо в носу.

Петр Аркадьевич встал напротив, сунув руки в карманы. Помолчал, собираясь с мыслями. Марианне с каждой секундой становилось все горше.

— Марианна Георгиевна, откровенно говоря, я разочарован, что… — начал он, но не успел договорить, потому что Марианна неожиданно для самой себя горько разрыдалась.

Она старалась плакать беззвучно и непроизвольно хлюпала носом. Выпячивала нижнюю губу, глотала слезы. Понимала, что плакать нельзя и сейчас она выглядит ужасно во всех смыслах. Но никак не могла прекратить рыдать. От этого было стыдно и она рыдала еще сильнее. Запоздалая истерика во всей красе.

Последний раз такое с ней было… на экзаменах на выпускном классе, точно. Перед экзаменами бабушка хорошенько накрутила ее. Все внушала: «Смотри, не опозорь меня! Ты должна выложиться на все сто десять процентов. Проверь работу несколько раз, прежде чем сдавать! От этого экзамена зависит твое будущее! Плохо сдашь — пойдешь работать уборщицей».

А когда она сдала работу, то внезапно осознала, что сделала серьезную ошибку, но исправить уже было нельзя. Марианна так ревела, что завуч перепугалась и вылила ей в стакан с водой чуть не весь бутылек валерьянки.

Но это было давно, и с тех пор она больше никогда не плакала. Даже тогда, на четвертом курсе, когда Олежка…