Сэр (лп) - Льюис Р. Дж

— Это было приятное чувство, — признаюсь я, колеблясь. — Опять же, дело не в том, что я не хочу прикасаться к тебе, дело в том, что… я не могу.

Он все еще ждет, выжидательно глядя на меня, будто я должна продолжать, но я хмурюсь в ответ.

— Это все, что я хотела сказать, мистер Уэст.

Он кивает еще раз, на этот раз самому себе. Молчание затягивается, и это мучительно, потому что Эйдан должен был бы утешить меня, сказать, что все в порядке, а затем уйти, но он этого не делает. И вот что самое странное во всей этой неразберихе — он медлит. Эйдан медлит, его тело застывает на месте, как будто тот не хочет уходить, как будто это противоречит его инстинктам.

Наконец, я вижу, как жесткость возвращается на его лицо. Он надевает маску, стискивает челюсти, кивает в последний раз и отступает назад. Не говорит мне ни единого слова, разворачивается и уходит, его шаги тяжелые, а затем они удаляются.

Я так долго стою неподвижно, злясь на себя, что хочется биться головой о ближайшую стену. Провожу рукой по лицу, чувствуя себя жалкой. Я думаю, что сильно усложнила эту задачу.

И вот тут я задаюсь вопросом кое о чем.…

Что, если это и есть та граница, которую он ждал от меня? Я чувствую отчаяние, как будто что-то потеряла. Как будто могла впустить его, а теперь не знаю, какие стены он воздвигнет следующим утром. Насколько труднее будет достучаться до него теперь?

Но… как я всегда говорю…

— У нас есть завтра, Айви. Держись.

И закрываю дверь.

***

Эйдан

Я не могу уснуть.

Мой мозг спокоен, но тело напряжено. То, что я сделал с Айви, притупило мою тоску, но только на короткое время.

Я меряю шагами коридоры, пытаясь собраться с мыслями, но все, что вижу, — это ее отвращение ко мне.

Она хотела, чтобы я ушел.

То, что мы сделали, было ошибкой, как она выразилась. Я чувствую боль в груди. Неужели я настолько нуждаюсь в благотворительности, что моя ассистентка зашла так далеко, что погладила мой член, чтобы успокоить меня? Я совершил ошибку, открыв ей глубину своих мыслей…

Я поднимаю взгляд, чувствуя поблизости чье-то присутствие. Затем резко оборачиваюсь, осматривая гостиную на верхнем этаже. Я вижу фигуру в кресле. И чувствую на себе его тяжелый взгляд — в его глубине таится знакомая мне пустота. По иронии судьбы, у нас больше общего, чем мы готовы признать. Он готов зайти так далеко, чтобы отдалиться от меня, будто тратить мои деньги — это так ужасно, что он воспринимает это как проявление слабости.

Алекс предпочел бы жить на улице, чем взять у меня хоть пенни.

Я подхожу к нему, засунув руки в карманы. Я встаю перед ним, и мы смотрим друг на друга в темноте. Он никогда не заговорит первым — он отказывается.

— Что мы делаем, Алекс? — задаюсь вопросом я и действительно хочу знать. Хочу докопаться до сути его ненависти.

— Я сижу, наслаждаюсь тишиной, — рассеянно бормочет он.

— Это не то, что я имел в виду. — Я продолжаю изучать его. — Неужели мы настолько отдалились друг от друга… неужели я нанес нам непоправимый ущерб?

Взгляд Алекса становится жестким.

— Ты помнишь, каким ты был, Эйдан. Неужели ты думаешь, что на это можно смотреть сквозь пальцы?

Я хмурюсь, чувствуя, как внутри у меня все разрывается.

— Я бы сделал все, чтобы вернуть все назад...

— Но ты все еще пьешь, все еще ведешь себя как придурок, все еще приглашаешь женщин в свою постель…

— Я никого не приглашал в свою постель и не пытаюсь быть придурком, Алекс. Выпивка успокаивает меня точно так же, как это успокаивает тебя, и ты приглашаешь в свою постель бесчисленное количество женщин. Не понимаю, почему ты упрекаешь меня за то, в чем сам участвуешь.

Он кривит губы.

— Как ты можешь не знать? Как ты можешь быть таким чертовски невнимательным?

Я жду, что он продолжит, но тот молчит.

— Как я могу не знать, что именно?

Грудь Алекса чаще поднимается, но он заставляет себя успокоиться, и я внезапно понимаю, о чем тот умалчивает.

— Просто расскажи мне, чего я не знаю о своей прошлой жизни, чтобы я мог перестать пытаться разгадать эти загадки. Я сейчас в темноте, неужели ты этого не видишь? Я в замешательстве…

— Ты не заслуживаешь знать, — резко перебивает он. — Ты не заслуживаешь того хорошего, что у тебя было. Потому что ты снова стал бессердечным ублюдком...

— Ты думаешь, я хочу быть бессердечным? — Я пристально смотрю на него, чувствуя, как по моему телу пробегают волны гнева. — Я только что пришел к тебе, не так ли? Я доверяю тебе, Алекс, потому что хочу все исправить. Скажи мне, пожалуйста, было ли у нас лучше до того, как я попал в ту аварию?

Ему требуется несколько секунд, чтобы ответить, его голос ужасно пустой.

— Было.

Мое сердце подпрыгивает в груди.

— Тогда откуда эта враждебность?

— Я хочу, чтобы он вернулся, — признается он. — Я хочу, чтобы ты был таким, каким был раньше, и, рассказывая тебе о нем, ты не станешь им в одночасье.

Внезапно я испытываю благодарность за темноту. У меня болят глаза, когда я смотрю на своего младшего брата.

— Я — это я, Алекс, в настоящем. Это все, чем я могу быть сейчас. Это все, что я знаю.

Он опускает голову, уткнувшись взглядом в свои колени.

— Мне больно, Эйдан, понимаешь? Мне чертовски больно, что все так получилось… ты забыл. Мне больно, потому что я впервые в жизни почувствовал, что у меня наконец-то появился старший брат, и он заботился обо мне. Я был так переполнен радостью, что, когда узнал, что ты снова начал пить, снова начал гонять… черт, ты причинил боль себе, но ты причинил боль и мне.

Я сглатываю, понимая всю тяжесть своих действий.

— Мне очень жаль, Алекс. Жаль, что я не помню, зачем сделал это...

— Тебе вообще не следовало этого делать. У тебя была… у тебя была хорошая жизнь, Эйдан. Тебе никогда не казалось, что чего-то не хватает? — Он поднимает голову и пристально смотрит на меня, и я чувствую нотки отчаяния в его голосе. — Разве ты не чувствуешь этого?

— Да, — шепчу я, соглашаясь. — Я чувствую, что скорблю, но не знаю, что я потерял. Я чувствую… например, возможно, что это из-за Рут и моих сожалений по поводу нее... но я чувствую, что за этим кроется нечто большее. Как будто есть что-то еще, что-то очень глубокое, чего мне не хватает, и никто не хочет мне сказать, что именно.

Алекс прерывисто выдыхает.

— Это не из-за нежелания, Эйдан, это из-за того, что ты не примешь этого. Не примешь… пока не будешь готов, а ты не готов. Ты совсем не готов.

Он встает прежде, чем я успеваю заговорить, и проходит мимо меня, тяжело дыша. Я стою неподвижно, ожидая, что он уйдет, но все равно слышу его движения. Слышу, как он резко втягивает воздух, когда говорит:

— Я должен вернуться. Должен... позаботиться обо всем… Мне не хочется возвращаться, я борюсь, но дом Рут вот-вот будет продан, и я борюсь, прощаясь с нашим домом. Она сделала это место своим домом, Эйдан, и мне невыносимо ходить по этим коридорам и не видеть ее за углом...

Я оборачиваюсь, сердце замирает у меня в груди от его отчаяния — от нашей потери. Потом протягиваю ему руку, но он этого не замечает. Алекс продолжает идти по коридору, оставляя меня стоять с протянутой рукой, а я жду…

Я жду, когда кто-нибудь возьмет меня за руку…

Потому что, кажется, я дал клятву.

Я копаюсь в своем мозгу, перебираю эти фрагменты, пытаясь понять, чего я жду.

Но ничего не приходит.

Затем он опускает голову к моей груди и медленно, нежно посасывает каждый сосок. Я вздрагиваю в ответ, издавая тихий стон, пока он восхищается моей кожей. Провожу рукой по его бедру, поглаживая его. Эйдан вздрагивают в ответ и стонет, прижимая меня еще крепче.

Физический контакт становится неистовым и быстрым. Наши движения неловкие и отчаянные. Я снова чувствую себя подростком и удивляюсь, что он не такой утонченный, каким был раньше, как будто тоже не совсем знает, как себя вести, и реагирует исключительно на свои желания. Трусь о его бедро, быстро поглаживая его, а он играет с моей грудью, проводя другой рукой по моему телу, лаская мою киску через шорты.