Императрица (ЛП) - Херд Мишель

Глава 26

Лео

Закончив вытирать наши тела, я поднимаю Хейвен на руки и несу в свою гардеробную, где сажаю на круглое плюшевое сиденье посреди комнаты.

— Будь тут.

Ее глаза следят за моими движениями, когда я достаю из ящика пару боксеров, и пока надеваю их, она говорит:

— Интересно, который час.

Я подхожу к стойке, где лежат все мои наручные часы.

— Почти четыре.

— Ого. Уже почти время завтракать.

Я беру одну из своих футболок и возвращаюсь к ней. Она поднимает руки, и я натягиваю ткань ей на голову, помогая поднять на ноги, чтобы поправить футболку на бедрах. Затем подхватываю ее на руки и выношу из гардеробной.

— Я даже не буду спорить, потому что у меня все еще немеют ноги.

Уголок моего рта приподнимается.

— Как только ты снова сможешь ходить, я трахну тебя, чтобы и дальше носить на руках.

Смех срывается с ее губ, когда я спускаюсь по лестнице на первый этаж.

Зажигается свет, и я пересекаю фойе, направляясь на кухню.

— Наконец-то! Еда, — вздыхает она, когда я сажаю ее на островок.

— Да. Тебе нужно набраться сил. — Я собираю сэндвичи, которые она готовила вчера вечером, и выбрасываю их в мусорное ведро, а затем достаю из холодильника куриную грудку и овощи.

— Где ты научился готовить? — спрашивает Хейвен, болтая ногами и выглядя счастливой.

Я замираю, чтобы насладиться моментом, а затем улыбаюсь ей.

— Мне нравится видеть тебя счастливой. — Разложив еду на стойке, я беру сковороду и наливаю в нее немного оливкового масла. — Твоя мама была потрясающим поваром. Мне нравилось наблюдать за ней, и она начала учить меня основам. После ее смерти я продолжал практиковаться. — Я снова смотрю на жену. — Это был мой способ почтить ее память.

Брови Хейвен сходятся на переносице, и на ее лице мелькает печаль.

— Ты был очень расстроен, поэтому я не хотела спрашивать, но, пожалуйста, расскажи мне больше о моей семье.

Cazzo, я мудак. Я думал только о себе, вместо того чтобы думать о Хейвен.

— Прости, stellina mia. Я должен был подумать о тебе. — Я ставлю сковороду на плиту. — Подожди! У меня есть фотографии. — Я вылетаю из кухни и бегу в свою спальню. Зайдя в гардеробную, я достаю коробку с верхней полки и несу ее туда, где меня ждет любовь всей моей жизни.

Я ставлю коробку рядом с ней и снимаю крышку. Она с любопытством заглядывает внутрь и достает маленькое розовое одеяльце.

— Я помню это!

— Это хороший знак, — говорю я, и в моей груди зарождается надежда.

Может, память Хейвен вернется, если она увидит больше вещей из своего прошлого.

Я роюсь в коробке, пока не нахожу фотографии. Их нужно было поместить в альбом, но я так и не решился сделать это.

Мой взгляд останавливается на первом снимке, на котором миссис Мессина улыбается в камеру. Я поднимаюсь на островок и, сев рядом с Хейвен, показываю ей фото.

— Это твоя мама. Виола Мессина.

Ее рука трясется, когда она берет фотографию, а когда ее подбородок начинает дрожать, я обнимаю ее и прижимаю к себе.

— Она такая красивая, — шепчет Хейвен.

— Твое имя было последним, что она сказала.

Хейвен прислоняется головой к моей груди и шмыгает носом.

— Карина Мессина. Странное ощущение.

— Понимаю, — бормочу я.

Она забирает у меня фотографии и смотрит на следующую, на которой она сидит на спине Диего. Ко лбу у него привязан пустой рулон туалетной бумаги, а лицо выражает полное равнодушие. Есть еще одно фото, где мы с ней в той же позе.

— Боже мой, они такие милые.

— Ты заставила нас ползать, притворяясь единорогами. — Я поглаживаю ее руку, посмеиваясь. — Твой отец так смеялся, что с трудом делал фотографии, что еще больше злило Диего.

Хейвен переходит к следующему снимку, на котором мистер и миссис Мессина сидят на улице на раскладных стульях.

— Мои родители. — Когда она вытирает лицо, я понимаю, что она плачет, и целую ее в висок.

— Твоего отца звали Коррадо Мессина, — говорю я ей, пока она продолжает просматривать фотографии.

Когда она смотрит на фото, на котором отец держит ее на руках, а мать целует в щеку, у нее перехватывает дыхание.

— Лео, я помню это! Кажется, это был мой день рождения. Там был розовый торт с единорогом.

Я бросаю взгляд на ее лицо и испытываю прилив облегчения и счастья от того, что она не совсем забыла свою семью.

— Это был твой шестой день рождения, за месяц до нападения.

— Я помню своих родителей, — всхлипывает она, и, прижимая фотографию к груди, начинает плакать, а я крепко обнимаю ее и целую в волосы. Ее голос дрожит, когда она говорит: — Я хочу все вспомнить.

— Жаль, что я не могу поделиться с тобой всеми своими воспоминаниями, — шепчу я.

— Расскажи мне больше. Я хочу знать все.

— Однажды после школы, когда мы с Диего вернулись домой, твоя мама сидела на полу и плакала. Мы подумали, что она упала и ушиблась, но она была расстроена, потому что ты только что сделала свои первые шаги, а пока она доставала фотоаппарат, ты села, и она не успела сфотографировать тебя.

Пока Хейвен продолжает просматривать фотографии, я соскальзываю с островка и начинаю готовить еду.

Я усмехаюсь, когда в моей памяти всплывает еще одно воспоминание.

— Однажды утром ты застала своих родителей за сексом. Диего был ужасно возмущен. Мне пришлось вытаскивать тебя из их спальни, пока они кричали, чтобы ты ушла. — Я начинаю смеяться. — Ты так волновалась, потому что думала, что твой отец застрял внутри мамы, и хотела помочь разнять их. — Я смотрю на Хейвен. — Твои родители целый месяц не могли смотреть мне в глаза и постоянно извинялись.

— Ты видел их голыми?

Я киваю, и снова усмехаюсь.

— Сейчас я могу посмеяться над этим, но тогда это был самый неловкий момент в моей жизни.

Хейвен улыбается, слушая меня, поэтому я продолжаю рассказывать ей историю за историей, пока готовлю еду.

Когда я ставлю тарелки на мраморную столешницу, она спрыгивает и садится на табурет рядом со мной.

Мы едим, и, сделав глоток воды, я говорю:

— Прости, что напугал тебя в первые два дня, когда привез сюда.

Ее взгляд встречается с моим.

— Тебе придется извиняться до конца наших дней.

Я киваю, готовый сделать все, что она захочет.

Хейвен наклоняет голову и несколько секунд смотрит на меня, после чего говорит:

— Может, я и идиотка, но я прощаю тебя.

Моя бровь изгибается.

— Правда?

Она закатывает глаза и игриво улыбается мне.

— Да. Наверное, великолепный секс и множественные оргазмы заставили меня сдаться.

— О, если ты хочешь, чтобы я извинялся именно так, то мне лучше приступить к работе. — Я встаю и поднимаю ее с табурета.

Хейвен громко смеется.

— Мы же только что поели. Может, нам подождать полчаса? Ну, знаешь, говорят же, что после приема пищи не стоит сразу идти купаться, поэтому я подумала, что на секс это правило тоже распространяется...

— Это миф, — говорю я ей, неся ее обратно в свою спальню.

После двух замечательных дней, проведенных с Хейвен, мне трудно быть вдали от нее.

Хотя я верю, что Эдоардо защитит ее, я чувствую себя неспокойно, когда мы выходим из моего частного самолета, который только что приземлился на частном аэродроме в Хорватии.

Найди Николо и убей его, а потом сможешь вернуться к жене.

Данте инструктирует моих людей, пока мы с Массимо направляемся к ряду внедорожников. Мы все уже экипированы бронежилетами и автоматами, так что нам больше не нужно торчать на аэродроме.

— Ты выглядишь намного лучше, — в сотый раз комментирует Массимо, когда я открываю пассажирскую дверь.

— Скажешь это еще раз, и у нас будут проблемы, — шутливо ворчу я.

Я залезаю в салон, и когда Массимо садится за руль, он кладет свой автомат мне на колени и посмеивается: