Вечность после... (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна

- Не умолкай! – шёпотом прошу его. – Бейся так долго! Стучи, отбивай свои удары, а я буду их слушать…

Пауза… испуганное затишье и вдруг: Бух! Тук-тук-тук. Бух!

- Не затихай, иначе он уйдёт от меня! – объясняю ему ещё тише. – Пока ты бьёшься, он любит, и он здесь…

И вдруг слышу негромкое:

- Не уйду. А оно не утихнет, и ты это знаешь. Знаешь ведь! Столько лет уже бьётся, и только для тебя…

- И никогда не перестанет? Обещаешь?

- Когда-нибудь перестанет. Но только тогда, когда не станет тебя.

Я прижимаюсь носом и губами к футболке, скрывающей самую нужную мне грудь во Вселенной. И, наконец, слышу:

- Я люблю тебя, мой Опиум. Мой Опиум…

Глава 36. ЭТО

Это случилось в тот же день, когда к нам приезжала Лурдес с детьми. Самые первые её визиты с близнецами были для меня почти испытанием – очень трудно совладать с завистью, осознавая несбыточность счастья материнства для меня. Невероятно тяжело.

Но Лурдес знала, что делала, и спустя год её дети стали частью моей жизни. Вот так просто влились в неё, втиснулись, являясь вместе со своей матерью, когда вздумается, раскидывая по моему дому игрушки и использованные подгузники. У меня завелись детские смеси, кресла-качалки, игрушки, упаковки с подгузниками, соски, бутылки и даже устройства для их стерилизации. Я не заметила, как полюбила их и какое невероятное облегчение при этом сама испытала.

Лурдес приезжает в Ванкувер часто, говорит, что ей нужно развеяться, но на самом деле, я знаю, она приезжает ко мне - проверяет, как обстоят мои дела. Ну и развлекаться, конечно, тоже. С тех пор как Дамиен поселился со мной, Лурдес стала ненадолго оставлять нам детей и выезжать в город на шопинг.

- Вам всё равно не фиг делать целыми днями! А благодаря мне хоть принесёте пользу обществу! – ставит нас перед фактом, тряхнув, по своему обыкновению, распрекрасной гривой.

Вернувшись с променада, Лурдес важно повязывает кухонное полотенце на свои крутые джинсы европейского бренда и спешит обрадовать:

- Сейчас я приготовлю вам нормальной еды, а то жрёте тут одну пиццу! Ждите русские блины!

Кисть её руки выписывает в воздухе крендель, обозначающий нечто вроде «это невероятно вкусно!», Дамиен мягко улыбается и смотрит на меня. Я всё жду хоть одного его восхищённого взгляда в адрес Лурдес, потому что, если быть честной, даже Мелания вянет рядом с её красотой и неудержимой энергетикой, но глаза брата всегда на мне. Когда ни взгляну в его сторону – встречаюсь с каре-зелёным взглядом.

У Лурдес двойня – мальчик и девочка. Врачи в течение всего срока беременности обещали ей двух парней, но одним из них оказалась замаскированная девочка. Лурдес назвала своих детей Адамом и Евой.

Дамиен держит на руках Еву, всматривается в её кареглазое лицо и трогает маленький носик кончиком своего указательного пальца.

- Зря ты так назвала их… - говорит задумчиво.

Лурдес одним грациозным движением головы откидывает волосы и отвечает:

- Если намекаешь на вас двоих, - тычет своим пальцем, испачканным в муке, между мной и Дамиеном, - то всё это глупости! Если с моими детьми суждено случиться такому же недоразумению, то имена Филиппа и Гордон не остановили бы их, уж поверь!

- Я бы не называл такие вещи недоразумением, - спокойно замечает мой брат.

- Ой, ну извини! Мы же не в детской песочнице, чтобы к словам цепляться, правда? И, кроме того, такая же парочка имеется и в нашем семействе.

Я догадываюсь, о ком она говорит, хотя никогда раньше эта тема не поднималась – Амаэль и Айви. Мне запомнились эти дети после Рождества, проведённого в доме родителей Лурдес. То, что они без конца носились вдвоём, не бросалось в глаза так, как трепетное друг к другу отношение. Если Лера давала печенье Айви, то девочка брала сразу два – себе и Амаэлю. Если Амаэль приставлял стул к высокому столу, то делал это вначале для Айви и лишь потом для себя. Их головы всё время были вместе, и они часто держались за руки, как будто общения им было мало, нужно было ещё и прикасаться друг к дружке.

- Амаэль и Айви? – делаю предположение.

- Что так заметно? – с улыбкой интересуется Лурдес.

Я киваю, стараясь воздержаться от изложения своих наблюдений.

- Да, это они, - лицо Лурдес становится серьёзным. – Но никто из нас, включая их родителей, не делает из этого трагедии. Если этих двоих так тянет друг к другу, и они действительно станут парой, то какая к чёрту разница? Они такие же точно люди, как и все остальные, с тем лишь отличием, что состоят в родстве. В плане воспроизводства уже сейчас существует масса решений, а к тому моменту, когда они решат стать родителями, будет ещё больше! Мама с отцом относятся к этому толерантно. Сонька с Эштоном тоже.

- Я хорошо знаю твоего отца, - внезапно заявляет Дамиен.

Мои брови взлетают, но Лурдес не удивлена:

- Он тебя тоже очень хорошо знает, - подмигивает. – Ты б ещё на коленке её покачал! – кивает на свою дочь.

Дамиен корчит ей рожу, а я чувствую, но не могу понять, что именно ускользает от моего понимания.

- Как вы познакомились? – спрашиваю у Дамиена.

- Работали вместе, - отвечает, играя с рукой Адама.

Лурдес бросает первый жёлтый круг на тарелку и отдаёт её Дамиену:

- Пробуй!

- Я тоже хочу! – возмущаюсь.

- Мужчины вперёд! – смеётся Лурдес. – Они вечно голодные!

«Может, я плохо его кормлю?» – всплывает мысль.

- Уммм! Какие божественные панкейки, Лу! – мурлычет Дамиен, как кот.

- Это не панкейки! Это блины! - возмущается повар.

- Sorry, мне не важно, как это называется, но ничего вкуснее я ещё не ел!

Дамиен в азарте, и это не просто меня радует, а почти поднимает в поднебесье. Короткий миг я переживаю состояние внезапно накатившего ощущения счастья, когда кажется, что всё настолько хорошо, что лучшего даже не хочется.

- Знаешь, вся эта ваша ситуация напоминает мне историю моих родителей, - задумчиво заявляет Лурдес, размазывая по тарелке кленовый сироп.

- Серьёзно? - спрашиваю, уплетая её блины.

- Дааа, - тянет, и я уже знаю, что за этой многозначительной паузой последует «нечто». - Был у них такой сложный период в жизни, когда отец болел. Правда, намного серьёзнее тебя, - тычет пальцем Дамиену в грудь, отчего тот буквально давится.

- Насколько серьёзно? - допытываюсь.

- Рак крови, третья стадия, метастазы в печени. Не жилец он был и одной ногой пребывал в могиле. Маменька бросила детей и мужа, рванула выскребать свою любовь с того света. Жили они так в уединении аж три месяца. Никого кроме друг друга почти не видели. С этого у них всё и началось: отец выкарабкался, перья почистил и выкрал мамочку в единоличное пользование. Развёл её и тут же сам женился. А через два года родилась я! – заявляет с особенной гордостью.

Прожевав откусанное, добавляет:

- Никто не знает, что в книге с названием «Судьба» написано. Но могу вам без преувеличения сказать: настолько сильного чувства, как между моими родителями, я в жизни не встречала. Я люблю Антона, он любит меня, Эштон любит Соньку, а она его, но всё это ни разу не так надрывно, трагично, неудержимо и непреодолимо, как у отца с матерью. Видел, как он на неё смотрит? – обращается к Дамиену.

- Да, - рот Дамиена растягивается в бесконечной улыбке, глаза сощуриваются так, как это бывает у него только в моменты искренней радости. - Этот его взгляд сложно не заметить! - добавляет с восхищением.

Лурдес, поднимает руки, чтобы вновь закрутить свою рассыпавшуюся гриву в узел, и как бы невзначай бросает:

- А ведь ты точно так же смотришь на неё, - кивает в мою сторону. – Единственная пара, у кого я наблюдала нечто похожее – вы двое.

Последнюю фразу она произносит с подчёркнутой серьёзностью, а мы с Дамиеном боимся даже взглянуть друг на друга. Моё сердце теряет здоровый ритм, спотыкается и никак не может вернуть размеренность. Я бросаю на Дамиена только один короткий взгляд, но вижу, что и он теперь смотрит на меня пристально, не отрываясь. Мы оба думаем об одном и том же. Мы оба осознаём свои возможности, страхи, последствия поступков. Мы оба хотим одного и того же. Нет, жаждем одного – быть несмотря ни на что вместе.