Но, если подходить к вопросу серьезно, в глубине души я несказанно рада подобным изменениям.
Да-да. Глупо. Знаю, но поделать с собой ничего не могу.
Четыре года прошло, но меня до сих пор к нему тянет. Руки выкручивает просто.
– То есть ты у нас теперь свободный человек, – улыбаюсь.
– Нет, я глубоко женат…
64
Моя довольная улыбка сползает с лица. Я замираю и несколько раз хлопаю ресницами. Смотрю на Токмана с чуть приоткрытым ртом.
– …глубоко женат на своей работе, – заканчивает фразу.
Отворачиваюсь. Ужасающая реакция. У меня все было написано на лице. Все до последнего слова.
Пока я загоняюсь, брат с женой останавливаются напротив.
Серый знакомит Иланку с Токманом, пока я вымучиваю заученную годами улыбку. Как дура здесь стою, ей-богу.
Гости рассаживаются, начинается какая-то богемная программа, разговоры. В основном о делах. В промежутках звучат поздравления.
Вообще, для таких сборищ у брата отстроено отдельное помещение. Такой домашний банкетный зал. Серега вообще затейник в этом плане. Любит окружать себя максимальным количеством удобств, которые влетают в очень нескромную копеечку.
– Тата, какое платье, – Илана трогает материал чуть выше декольте и довольно улыбается, – это же последняя коллекция?
– Кажется, она, – киваю и чувствую, как Ванькина ладонь касается моей спины. Мы стоим слишком близко, и его наглый жест скрывается от чужих глаз.
Воспламеняюсь, абсолютно теряя нить разговоров. Смотрю на шевелящиеся губы невестки и киваю. Впопад или нет, особо не заморачиваюсь.
– Убери руку, – шиплю сразу, как брат с женой отходят в сторону. – Ты хочешь скандал?
– Очень, – так нагло улыбается. Бесит. Неимоверно бесит. – Вообще, у тебя змейка сзади не до конца застегнута. Была.
– Что? Тупое оправдание.
– Не более чем правда.
Ваня делает шаг. Видимо, собирается уйти. Но разве я могу позволить?
– Потанцуем? – выдыхаю ему в спину.
– Чуть позже, – кивает на смартфон, что держит в руках, и, приложив его к уху, выходит на улицу.
Чуть позже…
Поджав губы, исследую зал. Ломящиеся от разнообразных закусок столы. Они даже кэнди-бар замутили.
Никаких сладостей, Тата. У нас диета!
Пока основная масса гостей поздравляет Серого, я прилипаю к стенке, где меня подлавливает Агата. На ней, как она и говорила, ярко-красное платье в пол.
– Ты чего приуныла? – касается моей руки и, честно говоря, вселяет какую-то внутреннюю уверенность.
– Да так, – бросаю взгляд на вернувшегося Ваньку.
– Ну, – Аги прослеживает за моим взглядом, – тут все ясно. Ваньку даже не узнать. Изменился.
– Если только внешне. Внутри остался таким же гад…
– Екает?
Аги, как и всегда, проницательна.
– Очень, – ссутуливаюсь больше от досады, чем от внутреннего смущения. Меня раздражают собственные чувства. Я не должна так на него реагировать, не после всего.
Но, когда его пальцы сегодня коснулись моей спины, я умерла. Точно-точно.
Зал заполняется музыкой. Иланка тащит братца танцевать, а все, что остается мне, это наблюдать за кружащимися парочками.
Замкнувшись, я даже не замечаю, как Токман оказывается рядом и начинает любезничать с Агатой.
Все, что слышу, это его:
– …украду?
– Конечно-конечно, – щебечет тетушка, и Ванина рука крепко сжимает мои пальцы.
– Ты хотела потанцевать.
Киваю невпопад и следую за ним.
Слишком близко. Напряжение зашкаливает. Мое тело каменеет. Я двигаюсь лишь на инстинктах, вправо-влево. Улыбнуться, чуть склонить голову, взмахнуть ресницами…
– …охраны больше не будет.
– Что? – свожу брови. Я снова пропустила его слова мимо ушей.
– Я говорю, Серый завтра уберет охрану.
– Хорошо. Ты решил все свои дела?
– Решил.
– Поздравляю.
Ванина ладонь собственнически придвигает меня ближе. Я практически впечатываюсь в его грудь. Запрокидываю голову, чуть сощурив веки.
– Не наглей, – выдох получается громким.
– Так удобней, – пожимает плечами.
Если бы он меня не держал, я давно бы грохнулась в обморок. Распласталась на глянцевом полу.
– Зачем ты это делаешь, Ваня?
– А ты?
Он не остается в долгу. Бьет в самое сердце. Читает как открытую книгу.
– Я… я не знаю. Мне было больно.
Сама не замечаю, как прижимаюсь щекой к его груди, практически кладу голову на плечо. Ванькины до этого вполне приличные прикосновения становятся сильнее. Обжигают.
– Мне больно. Зачем ты это сделал? Я не понимаю… Конечно, я неидеальная спутница. Совсем. Но это было очень жестоко, Ванечка.
– Знаю.
Его пальцы зарываются в мои волосы. Наверное, портят прическу, но мне плевать. Какой смысл в этой дурацкой, хоть и шикарной прическе, когда невыносимо болит сердце?
– Не плачь, – его губы касаются моего виска.
– Я не плачу, – отрицательно мотаю головой и вру. Неправдоподобно вру, потому что слезы оставляют на щеках мокрые дорожки. – Мне нужно… я сейчас, – нехотя вырываюсь из его объятий и вылетаю на улицу. Подставляю лицо под прохладные потоки ветра и стираю свои слезы.
Трогаю волосы, чувствую колкие мурашки там, где он ко мне прикасался.
Слишком сильные, подавляющие мое существо эмоции. Они выворачивают наизнанку, загоняют в ловушку. Снова.
Я стою за углом. Часто дышу. Стараюсь успокоиться, но мне не позволяют сделать даже этого.
Поблизости слышатся голоса, и я затихаю окончательно. Прилипаю ладонями к стенке, вслушиваясь в разворачивающийся диалог.
– Слушай, Вано, мы с тобой эту тему не обсуждали… но, похоже, пора.
Серёга говорит спокойно, но я все равно слышу в его голосе стальные нотки.
– Не лезь к Татке. Ей и так хреново. Ты поступил как скотина. Уверен, повод был… но она моя сестра. Не какая-то там девка. И я тебя, Токман, с лица земли за нее сотру.
Почему-то мне кажется, что Ваня в этот момент улыбается. Аккуратно так, как может только он. Еле заметно.
– Понял? Если ты снова обидишь и она будет из-за тебя страдать…
– Занимательно… только ты, Серый, с воспитательными беседами опоздал. Лет так на десять.
Ванька говорит спокойно. Настолько, что у меня складывается впечатление, словно он беседует с ребенком, а не с моим тридцатилетним братом.
– К тому же два дня назад тебя наше общение не смущало.
– Я думал, нет, я был уверен, что у тебя перегорело. Ты с бабой приехал. Татку игнорил. Меня все устраивало. А то, что я вижу сейчас…
– Что ты видишь?
Ваня стоит на своем. Ничем его не проймешь. А вот Серёга начинает закипать. Спинным мозгом его психи чувствую.
– Я предупредил. Только попробуй ее снова обидеть. Раздавлю. Без обид.
– Всегда без обид.
Дальше наступает тишина. Я слышу удаляющиеся шаги и заворачиваю за угол. Вылезаю из своего убежища, нос к носу сталкиваясь с Токманом.
– А вот и ты, – делает шаг в мою сторону, – подслушивать нехорошо.
65
Иван
– Я не подслушивала, вы просто слишком громко разговаривали.
Татка говорит тихо, с легкой улыбкой на губах. Такая привычная для нее манера. Очаровательная мягкость в голосе.
– Не слушай его… он просто…
– Прокатимся? – кидаю быстрый взгляд на свою припаркованную где-то вдали машину, полностью игнорируя ее беспокойство.
Чего-чего, но Серёгины истерики – последнее, о чем я сейчас могу думать.
Азарина тем временем напрягается. Чувствую, как спадает ее эмоциональный подъем. Немного сводит брови. Она что-то для себя решает. В какой-то момент мне кажется, что я утащу ее отсюда даже вопреки сопротивлениям.
– Ладно, мне только нужно забрать пальто.
Легкое дуновение ветра подхватывает пряди волос, что выбились из прически и, видимо, щекочут кожу. Татка растирает шею, а ее плечи покрываются крупными мурашками.
Мы стоим близко. Уличное освещение позволяет разглядеть все до мельчайших деталей.
