Альтер Эго (СИ) - "Villa Orient"

Я виновата в его смерти. Я привела его туда, где его убили. Из-за меня он погиб.

Воспоминания меня пугали. Меня трясло от ужаса. Я периодически покрывалась холодным потом. Меня снова вырвало.

Я просидела в закрытой кабинке почти час, пока мой пульс не стал близким к норме. Но я сама была не в норме. Я чувствовала, что со мной что-то не так. Не так как раньше. Я стала другой. Моё хладнокровие испарилось.

Я наконец решилась выйти, ведь нельзя просидеть в туалете целый день, но, как только я вышла в коридор, яркие искры заплясали перед глазами, я отчаянно схватилась за стену, но слишком поздно, потому что мир почти сразу померк, и я упала на пол в коридоре.

Глава 39

Горячее решение

Я ненавижу первый снег. И всегда ненавидела. Белая масса падает сверху и хлюпает под ногами. Тяжестью ложится на ветви деревьев. Самые слабые из них ломаются.

Возможно, расстройство личности всегда было во мне. Возможно, травма — смерть матери — стала толчком к развитию психопатии. Было ли это органическое повреждение или лишь моё больное воображение? Я бесчисленное количество раз задавалась вопросом, почему я такая. И я до сих пор не знаю ответа. Никогда не узнаю.

Я была у психотерапевтов, читала книги профессионалов о расщеплении личности, но ничего из этого не даёт мне ответа. Это как чёрная дыра, которую можно исследовать только по косвенным признакам, которые она создаёт вокруг себя. Я не могу понять, что происходит, и не могу это остановить, потому что я как будто бы сплю и смотрю на всё со стороны, не в силах пошевелиться и сказать хоть что-то. В такие моменты я не существую, хоть и могу мыслить, но меня, именно меня, нет. На моём месте другой человек, который живёт другую жизнь, совершает действия, которые я никогда бы не смогла совершить. Как в тот день.

В тот день наконец-то снег перестал таять. Температура понизилась, снег всё ещё был мокрым, но всё же ложился на землю ровным слоем и больше не исчезал, превращаясь в воду. Я опаздывала в школу и решила срезать через парк вдоль пруда. Папа не разрешал мне так делать. Время неспокойное, много плохих людей, которые без труда могут обидеть ребёнка. Как же он заблуждался по поводу того, кто и кому может причинить зло.

Мы жили в новостройках. Дома построили, а школы там не было, поэтому мы ходили в соседний микрорайон. Дорогу тоже никто не удосужился построить. Единственная асфальтированная дорога шла вдоль шоссе, и нужно было делать приличный круг — дополнительно полчаса, чтобы дойти до школы. Обычно я слушалась папу и ходила так. Но когда времени не было, мы с Ирой, да и не только мы, бегали через парк. В общем, это был лесопарк с протоптанными дорожками. Самая короткая шла вдоль пруда. По ней я и бежала тем утром, когда увидела впереди знакомую фигуру.

В этом году к нам пришла новенькая, звали её Маша. Она была замкнутая, необщительная, но в обиду себя не давала. Ире она понравилась, и они даже начали дружить, разговаривали, шутили, смеялись вместе. А мне это всё не нравилось. В нашу дружную компанию вклинилась помеха. У меня и так, кроме Иры, нет друзей, а тут ещё эта стала занимать время единственной подруги. На самом деле, Маша и Ира были очень похожи. У них даже пряди волос были одинаково выкрашены розовым шампунем. Они обе бойкие и весёлые. А я от них отличалась.

Маша шла без шапки, розовая прядь стала мокрой от снега и повисла как сосулька рядом с другими сосульками из волос соломенного цвета. Дорога через парк, конечно, была короче, но всё равно занимала минут двадцать. Я быстро её догнала.

— Опять опаздываешь.

Она повернулась ко мне.

— Ты тоже опаздываешь.

— Хочешь наперегонки?

— Вот ещё, школа никуда не убежит, — Маша фыркнула.

Мы пошли рядом. Я не выдержала первой и спросила:

— Домашку сделала?

— Тебе-то какое дело? И потом, я всё равно не иду на первый урок.

— Это ещё почему?

— Потому что мы с Иркой решили прогулять.

— Вы с Иркой? А зачем же ты тогда в школу идёшь?

— Чтоб родаков не злить. Пусть думают, что я в школе.

— Ирка мне ничего не говорила.

— Ну ещё бы! Ты будешь отговаривать.

— Не буду! Я, может, с вами бы пошла.

— Не может. Ты такая правильная.

— Ты зато неправильная.

— Зато мы с Иркой подружились, а ты завидуешь!

— Ничего вы не подружились. Ирке просто скучно. Мы с ней с самого детства дружим, на одном горшке сидели.

— То же мне дружба, — Маша рассмеялась, и видно было, что она и правда не очень уважительно относится к нашей с Ирой дружбе. — Ирка сама не хотела тебя звать, зануда!

— Да что ты об этом знаешь? У тебя друзей вообще нет, чужих отбираешь.

— Ира сама хочет со мной дружить, а ты ей надоела.

Я не замечаю, когда приходит другая я. Это всегда происходит неожиданно, как будто тумблер в голове переключили. Я стала холодной и злой. Я больше не думала о дружбе, о том, что правильно, я была очень обижена и хотела наказать того, кто причинил боль. Я просто чувствовала неконтролируемую ярость. И желание решить эту проблему раз и навсегда. Её не должно быть. Она не должна вставать между мной и моей подругой. Никогда. А если встала, то уже поздно, и ей сейчас будет плохо. Я хочу решить эту проблему раз и навсегда.

Я схватила Машу за рукав куртки и резко развернула. Она этого не ожидала. Я была ниже её ростом и худее, но сил у меня неожиданно прибавилось. Я холодно сказала:

— Не смей так больше говорить.

И Маша меня испугалась. Я видела это в её глазах. Её взгляд изменился за секунду. Она перестала улыбаться, стала неуверенной, открыла рот и крепче вцепилась в рюкзак.

— Ты чего? Ну, хочешь, пойдём с нами?

— Нет, я хочу, чтобы тебя не было с нами. Ты нам мешаешь.

Я не знаю, что хотела сделать. Хотя, нет, знаю, я хотела её наказать. Я её просто толкнула, сильно и направленно. Сзади неё был каменный блок, поставленный здесь много лет назад неизвестно зачем и сточенный временем, из него торчала арматура. Она упала, ударилась головой об угол, скатилась и больше не поднималась. Её глаза были закрыты. Нежно-белый, свежий снег стал быстро пропитываться алой кровью с её затылка. Мокрые от снега волосы повисли паклями вокруг бледного лица, а розовая прядь нелепо оттопырилась и, как будто оторванная, лежала в стороне.

Сначала я ничего не поняла. Я этого не хотела. Я не должна была так поступать. Никто не должен. Но я тут, и всё самое страшное уже случилось. Мне стало страшно и очень стыдно. Я смотрела на тело девочки и осознавала, что совершила.

Мой мозг работал сейчас просто как механизм. Об этом никто не должен узнать. Мало ли, что может случиться с девочкой, которая утром в декабрьских сумерках идёт через парк одна. Никто не должен узнать, что с ней случилось. И про меня никто не должен узнать. Папа расстроится. Я не могу провести годы в колонии для малолетних преступников.

Теперь нужно действовать быстро. Я огляделась по сторонам. Утром тут было тихо и почти никто не ходил, тем более в плохую погоду. Асфальта нет, и везде грязь теперь ещё и в снегу. Здесь рядом небольшой обрыв, где-то метр высотой. В пруду, правда, совсем неглубоко, а летом, когда вода испаряется и водоросли разрастаются, дно видно, но не в этом месте, что очень удачно. Зато рядом валялись кирпичи со стройки. Не знаю, кто их сюда тащит и зачем, но сейчас они — то, что мне нужно.

Я схватила два и подтащила их поближе. Стянуть рюкзак с Маши было тяжело, она лежала на нём спиной, поэтому я перевернула её набок, это тоже оказалось непросто, и тело не сразу поддалось, она всё-таки крупнее меня. Я засунула сначала один кирпич ей в рюкзак. Это далось мне просто, потому что она не носила учебники, и места внутри было много, потом затолкала второй, это было уже сложнее. И застегнула рюкзак.

Теперь осталось самое сложное — Машу надо было подтащить к обрыву. Я подошла к ней со стороны головы, покрепче схватила её подмышки, упёрлась ногами в землю и сделала рывок. Сначала у меня ничего не получилось. Я упёрлась ещё раз, и на этот раз тело сдвинулось на пару сантиметров. Я взмокла, лицо покраснело и горело. Холодные снежинки кололи разгорячённую кожу как иголки.