Альтер Эго (СИ) - "Villa Orient"

Бледное лицо Маши было совсем близко. Мне даже показалось, что она ещё дышит, но это уже неважно. Она не должна ничего рассказать про меня и про то, что произошло. Я напряглась ещё немного, и на этот раз мне удалось подтащить тело ближе к краю. Мне пришлось ещё три или четыре раза поднапрячься. И в следующий раз я перевернула и толкнула её сбоку, подкатывая к краю, а потом ещё раз, и ещё. И она наконец упала в воду лицом вниз, но быстро перевернулась. Синтепоновая куртка надулась.

Она лежала на воде, как кукла, как будто просто уснула. Я хорошо видела черты её лица, бледные и теперь спокойные, уже без вызова, без ухмылки. В какой-то момент мне показалось, что она никогда не пойдёт на дно, но воздух всё-таки закончился, последние пузыри вышли на поверхность, кирпичи в рюкзаке утянули её на дно, и тело скрылось в холодной воде полностью.

Ещё немного, и пруд заледенеет, уже со дня на день. Вряд ли её начнут искать здесь. В этом месте вода глубже. Если тело и всплывёт, то только весной, а тогда найти следы будет уже невозможно. По крайней мере, никто не подумает на меня. Да и сейчас не подумает. Снег быстро заметал следы. Наши следы, которыми мы пришли сюда, уже почти скрыты. Ярко-алое пятно крови на снегу было очень заметно. Я взяла толстую палку и смешала окрашенный снег с мокрой землёй под ним, пока кровавое пятно не стало коричневой и непонятной субстанцией из грязи, и выкинула палку в воду.

Потом я внимательно осмотрела себя. Руки были грязные, ботинки тоже, пока я тащила тело Маши, то почти полностью провалилась в мягкой сырой земле, но для ребёнка, который бегом бежал в школу через парк, чтобы не опоздать, это обычное дело. На куртке следов не было. Кровью я тоже не испачкалась. Это главное.

Я ещё раз подошла к краю пруда и заглянула в воду, но ничего не увидела, только тёмная холодная вода, которая теперь хранила мою тайну. Я отошла в сторону и осмотрела берег. Если не знать, что здесь произошло ещё пять минут назад, то ничего подозрительного не видно. Даже то место, где была Машина голова, уже скрывалось под снегом. Немного крови было на выщербленном камне, где Маша ударилась головой, но и она теперь размылась и уже не была похожа на кровь. Я пошла прочь. Через несколько шагов я обернулась, но никого поблизости не было, а место рядом с камнем было просто местом рядом с камнем.

Всё это неправильно, но я ничего уже не могу исправить. Я буду жить с этим всю оставшуюся жизнь. Это самое страшное наказание.

Я прибежала в школу, взмокшая и с красным лицом, опоздала на пять минут, потому что пришлось в туалете вымыть руки, но никто ничего подозрительного не заметил. Все просто подумали, что я так торопилась в школу на первый урок. Учительница меня поругала.

Иры не было. Она пришла на второй урок, грустная и расстроенная. Мне сказала, что проспала, но я-то знала, что её подруга не пошла с ней гулять и сама пропала, как будто нашла, с кем ещё можно повеселиться, а это всегда обидно.

Машу начали искать только через два дня. К тому времени и следа в парке не осталось. Её искали, но она была девочкой непослушной, много прогуливала, ходила неизвестно где одна, так что никто не мог сказать, где она и что с ней. А ещё она водила дружбу с плохой компанией старшеклассников, на них и пало первое подозрение, хотя нас всех тоже спрашивали. Тело её так и не нашли. Её пропажа, конечно, потрясла всех, но ненадолго, через месяц одноклассники о ней забыли, как будто её и не было никогда. Только Ира до сих пор о ней помнит. И я.

Тот день — это моё личное дно рядом с Машей. Для меня это полное разрушение — представлений о правильности, представлений об опоре.

Я достигла такого состояния, где я перестала грести, перестала пытаться всплыть и что-то контролировать. Я перестала задаваться вопросами, кто виноват, что делать, на кого злиться, на кого обижаться, как себя наказать. Меня прошлой больше не существовало. Я рассыпалась на две личности. У меня нет скелета, нет опоры. Моя новая опора родилась в состоянии безысходности, там, где мои мысли оказались бессильны. Мой истинный дух родился на дне.

Если бы я попыталась тогда бежать от себя, от невыносимого состояния, пытаться всплыть с этого дна, то я потеряла бы часть себя. Я не знаю, какую, но я лишилась бы части своей души. Я была злая, слабая, горюющая. Я не приняла ответственность за то, что сделала. До сих пор я считаю, что мне очень повезло, что меня не поймали, и сама я не сдамся. Я заново научилась дышать, проживать своё бессилие и стыд.

Я ушла настолько внутрь себя, что в итоге я увидела в себе ту вторую личность, я её поняла и приняла. И только потом я стала всплывать. Я была на дне не один раз. И каждый раз я всплывала более ясной и честной с собой. Я знаю, какая я настоящая.

И всё это время, которое заняло больше года, я ничего не делала. Точнее, я жила, как раньше, училась, ходила на занятия, дружила с Ирой. На всё остальное у меня не было сил. Я ничего не хотела. Я жила по инерции. Это меня и спасло.

Большинство преступников погорают на активной деятельности. Они хотят исправить то, что натворили. Они хотят скрыть следы, отвести подозрение. Они задают лишние вопросы, говорят лишнее, пытаясь узнать, как идёт расследование и исправить ситуацию. Они возвращаются на место преступления, чтобы замести следы, ещё раз взглянуть, ничего ли не осталось и не наведёт. Но чаще всего они наводят на себя сами.

Это я прочитала много позже, когда изучала криминалистику и психологию маньяков. Я боялась себя. Я боялась, что я буду продолжать.

Глава 40

Ложь в обувной коробке

— Маргарита Владимировна, приношу свои соболезнования. Как вы держитесь?

— Спасибо, держимся, как можем, — жена Иванова всхлипнула и вытерла глаза рукавом.

— Простите за беспокойство, но нам нужно ещё раз с вами поговорить.

— Я понимаю.

Жена Артёма сидела в чёрном платье. Его фотография стояла в шкафу в чёрной рамке. Вадим Игоревич посмотрел на фото, потом на жену Иванова и снова подумал, что не понимает, чем человек с фотографии смог заинтересовать Аврору Виннер. Да и Маргариту тоже. Виннер — из другого мира. Ей бы подошёл министр иностранных дел, политик, олигарх, директор заводов-пароходов, известный какой-нибудь спортсмен или учёный.

Да и Маргарита молодая, миловидная, даже в горе и чёрном трауре выглядит хорошо. А Иванов не то чтобы обычный, он не особо привлекательный, а в жизни даже неприятный. Вадим Игоревич хорошо представлял такой типаж.

Что за личные проблемы у Виннер? Она не нашла силы, чтобы уйти от него сама, но ей повезло, что тот сам от неё ушёл. А Маргарита искренне горюет по нему. Как так? Что он с ними делал?

— Я вам очень благодарна, что вы его наконец-то нашли, хоть так. Мы теперь можем похоронить его, — она снова всхлипнула и стала вытирать нос платком.

— Маргарита Владимировна, теперь вы, может быть, вспомнили что-то необычное, что может нам помочь найти его убийцу?

Она задумалась, опустила глаза, потёрла нос платком, но покачала головой:

— Нет, ничего.

— А можете ещё раз проверить, какие документы и личные вещи Артёма Михайловича дома?

Она ещё раз всхлипнула и встала:

— Посмотрю сейчас.

Вадим Игоревич и Коля остались ждать в комнате, осматриваясь. Вскоре жена Артёма вернулась с обувной коробкой.

— Я тут сложила его документы.

Следователь взял коробку, перебирая паспорт, загранпаспорт, военный билет, СНИЛС, белый пропуск. И среди вещей был телефон.

— Маргарита Владимировна, а телефон тоже вашего мужа?

Она пожала плечами:

— Наверное.

Вадим Игоревич с Колей переглянулись:

— Мы возьмём телефон для сверки?

Она ещё раз пожала плечами:

— Да, берите, конечно.

— Коля, сделай опись, пожалуйста. Коля сразу же сел писать рапорт об изъятии, а потом дал подписать жене Артёма.

Она подписала, не читая. Вадим Игоревич с Колей снова переглянулись.

— Разблокировали телефон? — Вадим Игоревич нетерпеливо подошёл к Коле сразу, как тот вернулся в кабинет. — Да, работает. Давайте посмотрим сообщения.