Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Выгибается в мои руки, и меня срывает к такой-то матери, срывает так, что темнеет перед глазами, я набираю темп. Я его не просто набираю, я терзаю ее тело так, что оно бьется подо мной от силы моих движений, а мне уже по хрен, я в точке невозврата, сжимая ее ягодицы, приподнимая, чтоб проникать сильнее и глубже, слыша ее крики и зверея от них еще больше, глядя остекленевшим взглядом на ее острые соски и на то, как сильно колышется грудь в такт моим диким толчкам, пока не пронизывает острейшим наслаждением, от которого, кажется, разрывает каждую кость в теле, вспарывает позвоночник, заставляя выгнуться и изливаться в нее с громким стоном. И к ее губам, чтобы выдыхать ей в рот каждую судорогу.

Потом долго смотреть ей в глаза, убирая слипшиеся пряди волос с ее лица. Я еще не знаю, что сейчас происходит между нами… Знаю только, что мне с ней хорошо. Так хорошо, что я готов сдохнуть, лишь бы вот это не кончалось и снова не погрузиться в свою проклятую тоску.

Мы оба молчим, и я откидываюсь на спину, пытаясь притянуть ее к себе, но она уворачивается. Встает с пола и идет на балкон за своими вещами.

Одевает шортики, натягивает футболку, а я смотрю на ее красивое гибкое тело и не хочу, чтоб уходила. Встал с пола, пошел за ней на балкон, попытка привлечь к себе, но Аня не далась, выскользнула из моих рук. Не выдержал и сделал это насильно.

– Что такое? Что было не так?

– А что было так, Егор?

Не понимаю, что она имеет в виду. Смотрю то в один синий омут, то в другой.

– Все было так… или нет.

– Тебе это было нужно, а я дала то, что нужно. Помнишь? Таковы условия сделки. Давать тебе, когда ты хочешь и как хочешь. Притворяться для тебя.

И я похолодел. Словно она меня из ведра ледяной водой окатила. Злость накрыла мгновенно, вернулась с такой силой, что перед глазами потемнело.

– Дала, значит, когда я хочу?

За локоть сдавил и дернул к себе.

– По первому же зову, все как ты хотел. Ты недоволен?

Сучка! Маленькая дрянь. Больно ударила, так больно, что сердце сковырнуло.

– Притворялась, значит?

– Не все время. Я ведь живая женщина, а ты мужчина. В какой-то момент мне даже понравилось.

Оттолкнул от себя с такой силой, что она чуть не упала. Натянул штаны, застегнул ширинку.

– Какого черта тогда приперлась? Вроде я не звал и не приказывал.

– Бонусы за лечение моей дочери. А еще я знаю, каково это потерять… я пришла тебя утешить.

Не сдержался и вмазал кулаком по стене, развернулся к ней и стиснул челюсти. Такая маленькая, хрупкая в своей дурацкой шелковой пижаме, со все еще стоячими сосками, искусанными мной губами и всклокоченными волосами. Оттраханная мною. Стоит и выдергивает мне ногти щипцами, загоняет под них иглы с какой-то блаженной улыбочкой. И мне захотелось ее придушить.

– Хорошо утешила. Не профессионально. Бывает и лучше. Но весьма неплохо. На пару сотен баксов. Можешь пойти купить себе шмотки. Я разрешаю. А теперь пошла вон. Наутешалась. Хватит.

Она пошла к двери, а я стиснул кулаки с такой силой, что казалось, сейчас суставы сломаются. А потом вдруг осознал, что… что меня отпустило. Та тоска дикая и боль, они отошли на второй план. Она вышибла из меня все. Только себя одну и оставила. Боль выбивает боль. А еще неожиданно именно от нее… не знал, что она так изысканно умеет вгонять занозы прямо в сердце… А знал ли я ее вообще когда-нибудь?

Утром увидел, как Артем куда-то ее повез. Вначале хотел воспротивиться, а потом вспомнил, что в больницу поехала. К Антонине. Сегодня должны быть готовы результаты ее анализов. Они и мне на мейл пришли, но я и сам не смотрел, и ей не сказал. Мне не до этого было.

Сел в кресло, посмотрел на портрет мамы, на догоревшую свечу. Повесил портрет на место, на стену. И снова сел за стол, зазвонил мой сотовый, и я бросил взгляд на дисплей – Антонина. Она еще вчера хотела со мной поговорить.

– Доброе утро, Егор Александрович, не разбудила?

Какое там, я и не спал, и не хотелось. Словно зомби, сна ни в одном глазу.

– Не разбудили.

– Я бы хотела поговорить с вами. Вы бы не могли приехать в мою клинику?

– Я подъеду, когда у меня будет время. Вы можете все говорить матери девочки. Только если это касается расходов – тогда мне.

– Я не о расходах.

– Тогда, о чем?

– Об отце ребенка.

Кольнуло где-то в области сердца. А сам невольно провел рукой по лицу, а на пальцах остался ее запах.

– А что с ним? Вы знаете, кто это?

– Вот как раз об этом я и хотела бы с вами поговорить.

Нервно достал пачку сигарет из ящика стола.

– Говорите.

– Мне казалось, что это не телефонный разговор.

– Думаете, нас подслушивают?

Она рассмеялась.

– Нет, конечно. Просто это… очень щекотливый вопрос. И…. я думала, удобней обсудить его лично.

– Ну вы и сейчас говорите со мной лично, разве нет?

– Хорошо. Хорошо, я скажу по телефону. Мама девочки утверждает, что отец – это вы…

– И что?

– Вы видели результаты ее анализа? Я вам прислала.

– Нет, еще не видел. У меня умерла мать, и мне было не до этого.

Воцарилась тишина.

– Примите мои искренние соболезнования.

– Можете их не произносить. Спасибо. Так что там с анализом? Что-то серьезное?

– Да… Очень серьезное… О, Боже! О, Господи!

– Что? Что там такое?

В сотовом что-то затрещало, она явно куда-то побежала, бросив его на столе.

– Нина! Нинаааа! Что там такое?

Черт бы ее побрал. Отключил сотовый. И пошел к компьютеру.

Утверждает, что я отец. Все еще утверждает. Только зачем?! Вот за эту ложь хочется свернуть ей шею. Я сел за компьютер и зашел на свою электронную почту.

В этот момент сотовый затрещал снова.

– Твою ж… ДА! Что такое?

И тут же вскочил в полный рост, чувствуя, как холодеет все тело, как тонкие ледяные иглы прокалывают меня всего с ног до головы. Разрывая на кровавые ошметки мое сердце. С такой силой, что я, широко открыв рот, пытаюсь сделать вдох и не могу.

– В машину Артема въехал на полной скорости джип. Водитель насмерть!

– А Аня? А Аня, твою мать? Как Аняяя?!

Заорал так, что горло заболело и задребезжали стекла.

– Не знаю. В тяжелом состоянии, еще живая, не понятно ничего. Прямо под окнами больницы въехал в них. Сейчас наши все сюда едут… А я на машине за Скорой. Ее в областную неотложку везут.

Я уже его не слышал, несся сломя голову по лестнице вниз, и нет, я не помертвел, я уже сдох. Меня от паники накрыло чем-то адски болезненным и не отпускало, мне казалось, я задыхаюсь, и каждый глоток воздуха обжигает мне легкие.

«Еще живая»… только это пульсирует внутри. «Еще живая»…

ГЛАВА 22

Я не мог понять, как это произошло. Мне казалось, меня окунуло в какой-то кошмарный сон, и я плаваю в студёной воде под толстым слоем льда, бью в него кулаками и ничего не могу сделать. Я жалкий и бессильный. Я не смог обеспечить ей безопасность, и теперь меня разрывало на части от осознания собственной вины. Надо было с ней ехать. Хотел ведь.

Черт. С Аней был Артем и второй охранник. Куда уж больше, мать вашу. Куда больше, чем это? Охранник несколько переломов получил, Артем насмерть, и Аня с черепно-мозговой. Первые сутки я даже не разбирался. Мне было не до разборок, я от волнения с ума сходил и мерил коридоры вдоль и поперек. Подпирал стену возле операционной и снова ходил взад-вперед по коридорам.

Я дергал медсестер, я ломился во все кабинеты, я не давал покоя ее врачу, как и он не давал мне ни одного прогноза после долгой операции. В себя она так и не пришла. Нет, это не была кома, но никто не мог мне сказать, когда она откроет глаза и чем это все может закончиться.

«Нужно время». Очень спокойный и совершенно безэмоциональный хирург повторял мне эти два слова несколько раз. Да, он знал, кто я такой. Все они знали.

– Егор Александрович, мы не боги – мы врачи, и мы сделали для нашей пациентки все возможное. Теперь будем ждать. Как только у меня будут для вас новости, я обязательно вам их сообщу.