Месть до первой крови (СИ) - Логинова Анастасия

   — Напишу, коли надо… чего ж хорошему человеку не написать?

   — Говорят, Галина приехала сегодня? Не видно ее что-то…

   Толик безнадежно и даже озлобленно махнул рукой:

   — Галина твоя… больше она мне не друг. Я-то думал она человек, а она…Представляешь, прокатилась за государственный счет в Питер, а с завтрашнего дня и вовсе в отпуск сматывается. А мне – мало того, что дело это поганенькое про журналистку достанется, так ещё и остальные Галкины дела подкинут. Вот кто она после этого?

   Максим сильно удивился – Галина вообще была из тех, кого в отпуск силком выгонять надо. А тут сама ушла, да еще так внезапно, даже дело до суда не довела. Может, у нее случилось что? Но долго Максим на этом факте не задержался, не до Галины ему было. А Толик, который жаловаться на несправедливость судьбы очень любил, мог говорить еще долго.

   Максим его перебил:

   — Ну, я пойду, мне еще по работе… там… нужно.

   — Куда? Рабочий день уже закончился – по домам пора. Пойдем пивка попьем, а?

   — Не, Толь, — засобирался Федин, — я кассету, похоже, у Сухаревой оставил. Надо забрать.

   — Да чего ты. Там все равно копия была.

   — Все равно непорядок, надо забрать.

   — Ну, иди… — поскучнел Василенко, — постановление-то не забудь.

ГЛАВА 17. ЭЛЬЗА

   Ранним субботним утром, едва стрелка часов перевалила за семерку, Катя Астафьева вздрогнула и проснулась от негромкого, но вполне ощутимого щелчка входной двери. Она уже собралась вскочить и поднять тревогу – после проникновения в квартиру Дорофеева она не исключала ничего – но тут услышала негромкое, но отчетливо слышимое пение Лины:

   Белой ака-а-ации гроздья душистые

   Но-о-очь напроле-е-ет нас сводили-и-и с ума-а-а…

      «Мусор, что ли, ходила выносить?..» — подумала Катя и, обняв подушку, решила заснуть снова. Заснуть не получилось. У Лины, помимо всех ее достоинств, была еще незначительная кучка недостатков, самым главным из которых была её катастрофическая неуклюжесть – если было что сломать и куда вляпаться, то Лина обязательно и сломает и вляпается. Вот и сейчас она, возясь на кухне – видимо, пыталась приготовить завтрак – два раза уронила крышку от сковороды, пять раз – ложечку, один раз что-то совсем тяжелое (как бы не чайник с кипятком!). И несчетное количество раз «ойкала», прерывая пение. После третьего падения крышки Катя рассталась с подушкой и пошла спасать кухню от Лины.

      Выходной ничего плохого не предвещал. По телефону Катя убедила сестру, что зашивается с работой и приехать на дачу никак не сможет. Женька поворчала на тему «вот видишь, что значит, в полиции работать!», но поверила. «Не в полиции, а в СК!» — в который раз мысленно поправила ее Катя и, зевая, позволила Лине дальше рассказывать про «того симпатичного полицейского». Про него Лина рассказывала все утро – и пока завтракали, и пока чистили картошку для картофельной запеканки, и пока Катя эту запеканку пекла, и пока Лина «заучивала» рецепт. В результате Катя узнала о Федине много такого, чего он сам о себе, наверное, не знал.

      Часов в десять утра звякнул домофон в прихожей. Девушки переглянулись – гостей в такую рань ни одна не ждала. А на пороге стоял Ваня Соколок.

   — Ты извини, Катя, что так рано… здравствуйте, — кивнул он Лине, — я по делу. Можно?

   Со вчерашнего дня за Василием Катасоновым, который вдруг по непонятной причине вышел на больничный и на работе не появлялся, официально стали вести наблюдение. Прав был Максим – уже к вечеру того дня был результат, да еще какой!

      — Дело ведь у Анатолия Васильевича, — напомнила Катя, но, испугавшись, как бы Ваня не обиделся и не ушел, повела его в кухню поить чаем.

   — Он вчера в ночь дежурил по городу, — пояснил Ваня, переводя взгляд с легкомысленного халатика Лины на еще более легкомысленный халатик следователя Астафьевой. По легкомысленности в одежде никто не ровнялся со следователем Астафьевой. Лина, спохватившись, побежала переодеваться, а Кате было не до того – она допытывалась дальше:

   — Ну и что – дежурил? С выезда, что ли, не вернулся до сих пор?

   — Да не-е… — поморщился Ваня. — Но все равно, что не вернулся. Ну… нехорошо ему стало. Спит он.

      До Кати стало доходить, что Василенко, наверное, пьяный. Галина ведь ещё предупреждала, что с дежурствами у него проблемы.

   — Вань, чай будешь пить? – перевела она разговор.

   — Да не-е. Не надо, — засмущался Соколок.

      Катя все-таки налила чай и нарезала свежеиспеченную запеканку. Ваня от природы был очень скромным. Несмотря на внушительный рост, вес, гору бицепсов-трицепсов, бритый череп, сомнительное и – как утверждает сплетница Наташа-секретарь – даже полукриминальное прошлое, сердце у него было нежное. Порой, даже слишком.

   — Катя, ты знаешь, — уплетая запеканку, осмелел Соколок, — ребята из наружки, которые за Катасоновым ходят, установили, что к нему заходила Эльза Емельянова. Ты ее помнишь?

      Еще бы Катя ее забыла!

   — И что она там делала? Разве она знакома с Катасоновым?

   — Похоже, что знакома. И очень близко. По-моему, она его любовница.

   Замначальника отдела Ваганов в двух словах пояснил Кате, что у Осколовой то ли какие-то сложные семейные обстоятельства, то ли горящие путевки в Сочи, то ли все вместе – в общем, сегодня утром она с семейством уже улетела. Она просила Катерину поливать ее фиалки и доесть шоколадку в правом верхнем ящике стола, а то пропадет. Следователя Василенко уже транспортировали домой, к жене, но раз он уже кого-то вызвал на допрос – что ж пусть допрашивает Астафьева – она, в отличие от остальных свободных следователей хотя бы работала по делу Черных.

   — Смотри… — убеждал ее минутой позже Максим, — Патрова и Кастецкий – конкуренты, друг друга на дух не переносят, а их люди – Катасонов и Толашов – встречаются на квартире, без свидетелей и обсуждают какие-то вопросы. А журналистка Черных эту встречу снимает на видео, и через несколько дней ее убивают и переворачивают вверх дном ее квартиру. Искали кассету, теперь уже это очевидно! Вывод сам собой напрашивается: запись на кассете компрометирует Катасонова или Толашова перед их руководством.

    На следующий день, допустим, или даже в тот же день она выдвинула требования Катасонову. А Катасонов, не долго думая, явился на квартиру Черных якобы с деньгами и убил ее. Потом обыскал квартиру. Ну а когда кассету все равно не нашел, то через свою любовницу Эльзу Емельянову выведал все, что накопали Маликов с Дорофеевым. Узнает, что Кораблев должен выходить в определенное время из подъезда Сухаревой с кассетой. Только они не знали, что в подъезде Мишка окажется без кассеты!

   — Максим, но это же все слова – доказательств нет.

   Тот только хитро улыбнулся, порылся в своей папочке и выложил перед Катей листы с печатным текстом:

   — Почитай-ка.

   — Что это?

   — Это распечатка разговоров некоего абонента с нашим Катасоновым – ты почитай, — но Максим не вытерпел и пересказал суть разговора сам. — Дамочка предъявляет претензии Катасонову, что тот от нее прячется, что он все сделал «не так», и говорит, что сейчас приедет. А господин Катасонов ей отвечает, что «я тебя на порог не пущу, истеричка». Дамочка, кстати, действительно приехала, а Катасонов обещание сдержал – не впустил ее. Звонила она ему с сотового телефона вчера в 18.20.

   — А ведь можно выяснить, кто абонент?

   — Уже выяснили – это самое интересное – Эльза Борисовна Маликова, или Емельянова, как она тебе больше известна. Да, Катька, такие вот пироги: Емельянова – жена Игоря Маликова, и она же – любовница Катасонова. Она вполне могла узнать от мужа, когда у него должна появиться кассета: могла разговор подслушать, могла напрямую спросить. Да мало ли!.. А потом передала информацию своему драгоценному Катасонову.

   — Так, а Маликову зачем все—таки кассета?