Высокие ставки (ЛП) - Рейн Пайпер

Я подхожу к его столу, сжимая край столешницы ладонями и наклоняясь к нему.

— Почему всем не плевать на то, что знает Лили? Я её отец, я всё, что у неё есть. Я для неё всё, что имеет значение. — Я хватаю лист бумаги. — Если ты не поможешь мне, то это сделает кто-нибудь другой. — Взяв письмо и чековую книжку, я ухожу.

— Тебе нужно быть разумным, — кричит он мне вслед.

Я показываю ему средний палец и захлопываю за собой дверь.

Глава 32

Катерина

— Почему люди едят ими? — спрашивает Лили, изо всех сил стараясь пользоваться палочками для еды.

— Это часть их культуры, — говорю я, в десятый раз правильно помещая их в её руки.

— Что такое культура? — спрашивает она, и лапша соскальзывает с палочек.

— Почему бы тебе не воспользоваться вилкой? — Я усмехаюсь и подтягиваю её ближе к ней, но она качает головой.

— Неа. Ты используешь их, я тоже хочу. — Она продолжает бороться с палочками для еды, и я смотрю на Маркуса, который смотрит на курицу генерала Цо, а его собственные палочки просто передвигают кусочки.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, кладя руку ему на предплечье.

Он убирает руку и прячет её под стол.

— Я в порядке. Плохой день.

— Хорошо, — говорю я тихо.

Мы с Лили обсуждаем наш день в лагере и то, насколько Бен глуп со своими песнями и танцами, которые он всегда исполняет. Она спрашивает меня о Сан-Франциско и нравится ли мне там жить. Весь мой разговор за ужином ведётся с пятилетним ребенком, единственная забота которого — подхватить кусок мяса двумя палками. Маркус сидит там, ничего не ест, ничего не говорит, но, эй, он пьёт уже третье пиво. Шикарный вечер.

— Можем ли мы посмотреть фильм? — спрашивает Лили, пока я кладу китайскую еду в холодильник и ставлю столовые приборы в посудомоечную машину.

Я выбрасываю две пустые пивные бутылки Маркуса в переработку и закупориваю бутылку вина на другой раз.

— На самом деле, ты уже давно должна спать. Как насчет ванны, сказки и кровати?

Лицо Лили осунулось.

— Что за отстой.

Я прикусываю губу, пытаясь не улыбнуться. Зомби Маркус наконец насторожился.

— Что ты сказала, Лили? — его тон не похож на тот, который я слышала от него раньше. Он на грани гнева.

Что? — она спрашивает.

— Не играй со мной, ты знаешь, что сказала.

Лили отстраняется от него, её лицо бледнеет.

— Отстой, — говорит она так тихо, что мышь с трудом её расслышат.

— Где ты выучила это слово? В лагере? — Он приковывает меня обвинительным взглядом.

Я поднимаю руки вверх.

— Ниоткуда, — говорит она, а затем убегает и поднимается по лестнице.

— Лили! — кричит он, но её шаги на лестнице только ускоряются.

— Маркус, ты уверен, что с тобой всё в порядке? — я спрашиваю.

Обе его руки переплетаются на его шее, и он сильно её тянет.

— Я, блядь, в полном порядке.

— Посмотрите и кто сейчас сквернословит.

Мои слова были шуткой, но когда он посмотрел на меня, становится ясно, что он воспринял это не так, как я ожидала.

— В чём дело? — Он проходит мимо меня к холодильнику. — Уверена, что ещё одно пиво решит твои проблемы, — усмехаюсь я, а он смотрит на меня, качает головой и продолжает открывать бутылку.

— Ты и понятия не имеешь, — бормочет он.

— И почему так? Потому что ты мне не говоришь.

Я скрещиваю руки на груди.

— Это не твоя забота. Ты всё равно не поймешь. В двадцать четыре я бы этого не понял.

Он отпивает немного пива.

— Боже, Маркус, ты не жаловался на то, какая я молодая в гостиной, пока ты трахал меня на спинке дивана прошлой ночью.

Жар разливается по моим щекам, когда гнев берёт надо мной верх.

Если бы взгляды могли убивать, меня бы просто зарезали смертельные лучи, летящие из глаз Маркуса.

— Что, если Лили услышит то, что ты только что сказала? — говорит он, и я знаю, что мне следовало держать рот на замке. Лили может подслушивать, но её дверь захлопнулась, как только она поднялась наверх.

— Это о маме Лили?

Крышка от пивной бутылки летит через всю комнату и приземляется на кухонную стойку.

— Нет.

— Маркус. — Я подхожу к нему, как дрессировщик львов, боящийся стать добычей. — Я видела письмо. Мама Лили... она в тюрьме?

Он подносит бутылку пива к губам, его глаза были всё время сосредоточены на мне, пока он осушал бутылку.

— Ты рылась в моих вещах? — Он швыряет бутылку пива на стойку.

— Нет, это было в тот день, когда я присматривала за Лили. Письмо лежало на стойке на виду. Извини, я пыталась подождать, но тебя явно что-то беспокоит.

— Подождать чего?

Его ноги начинают двигаться взад и вперёд между плитой и столом.

— Чтобы ты рассказал мне, что произошло, и прекратил скрывать все тайны, связанные с её исчезновением. — Я сажусь за барную стойку, надеясь, что мы сможем решить любую проблему вместе. — Я здесь для тебя.

Он остановился, обхватив руками край стойки.

— Ты здесь до сентября.

— Дай мне передохнуть, Маркус. Ты даже не настолько уважаешь меня, чтобы сказать мне правду.

Я пытаюсь быть нежной, но чувствую, что ситуация быстро выйдет из-под контроля, если он не расслабится.

— Зачем? Что ты понимаешь в реальной жизни? Ты живешь на деньги своего отца и водишь машину, которую он тебе купил. У меня настоящие проблемы. Ипотека, бизнес и дочь, которую нужно вырастить. Думаешь, ты знаешь, как мне воспитывать дочь? Почему? Что даёт тебе право говорить мне, с чем сможет справиться Лили? Твоё художественное образование?

Отвращение в его тоне, когда он произносит слово «художественное», напоминает мне о том, как я впервые рассказала отцу, что хочу стать художником – как будто это непродуктивно и ничего не приносит миру.

— Если ты реально думаешь, что помогаешь ей, позволяя ей думать, что у неё нет матери, то ты недалёкий чурбан. Однажды она возненавидит тебя за то, что ты солгал ей. Что касается того, как я решу прожить свою жизнь, это не твоё дело. — Я отодвигаю табуретку и встаю. — Но разве не в этом проблема, Маркус? В твоих глазах я всегда буду маленькой Катериной Сантора. Ты никогда не будешь смотреть на меня как на равную. Ты всегда будешь видеть во мне какую-то юную тупую девчонку, которую тебе предстоит вести по жизни. — Я обхожу стойку, мне в этот момент совершенно надоело видеть его лицо. — Я думала, что мы оставили шесть лет позади. Я вообще-то верила, что ты думал, что я повзрослела, но теперь я вижу, что тебе просто нравилось, как выросли мои сиськи и задница. Или, может быть, только изгиб моих бёдер, чтобы ты мог схватить меня и проникнуть поглубже внутрь меня. Так?

Он качает головой и указывает на меня.

— Чёрт тебя дери, не указывай мне, как воспитывать мою же дочь! — кричит он.

Я выхожу из комнаты и хватаю сумочку со спинки табурета для завтрака.

— Я не могу этого сделать. Я не могу быть с мужчиной, который не может быть честен со мной, потому что он не честен с самим собой. Ты застрял, Маркус, и пока ты не сможешь вырваться, в этом узле не будет места третьему лицу. Но будь осторожен: в какой-то момент Лили поймёт, что ты скрывал от неё, и тогда ты останешься только один.

Его глаза становятся яростнее, и он сжал кулаки.

— Стойте! — Лили сбегает по лестнице, слёзы текут по её лицу.

Краска сходит с лица Маркуса, и он подбегает к ней, подхватывает её на руки и пытается успокоить.

— Перестаньте кричать, — шепчет она, и его голубые глаза встречаются с моими.

В уголках моих глаз наворачиваются слёзы, когда я вижу, какова цена нашего гнева для Лили.

— Пока, — я машу рукой в воздухе. — Увидимся завтра в лагере, Лили.

Она начинает вырываться из рук Маркуса, и в конце концов он отпускает её. Её маленькие ручки обвивают мою талию.

— Пока, мисс Кэт.

Я всё ещё слышу её всхлипывания, и мне ненавистно, что мы её расстроили, но когда она оставила меня, чтобы вернуться к своему отцу, я знаю, что так будет лучше для всех.