Никогда не говори «навсегда» - Тронина Татьяна Михайловна

— Потом… — оттолкнула его Катя. — Поехали же!

Всю дорогу она была в совершенно невменяемом состоянии — то плакала, то смеялась, то начинала дико переживать: вдруг они сейчас приедут, а сын снова пропадет… И лишь на мгновение в ее голове мелькнуло воспоминание о поцелуе. Вернее даже, не о поцелуе, а о том, что она ответила Ганину. «Зачем я ему сказала это слово? — с досадой подумала она. — При чем тут «потом»? Вот глупая… Никакого «потом» не будет!»

Они кое-как припарковали машину, побежали к зданию вокзала…

— Катя, не туда! — схватил ее за руку Ганин. — Пригородные кассы — вон они…

— Вижу… — отозвалась она, не слыша собственного голоса.

Они нырнули внутрь вокзала. Толпа людей, баулы, тележки…

В конце зала, прислонившись к стене, стоял сын. Он, тревожно нахмурившись, смотрел куда-то в сторону. Потом повернул голову и вдруг увидел Катю и Ганина. Вспыхнул от волнения. И побежал к ним.

Катя и Ганин, на шаг впереди нее, расталкивая людей, неслись ему навстречу.

Раскинув руки, Мика обнял отца. Ганин сгреб его в охапку и закружил вокруг себя.

Катя едва не споткнулась…

Она стояла и смотрела, как сын, зажмурившись, счастливо хохочет. И как Ганин тормошит и щекочет того, словно совсем маленького ребенка. Она ничего не понимала.

Сын бросился к Ганину, а не к ней!

Правда, через несколько мгновений Мика вырвался из объятий отца и повис теперь уже у нее на шее, цепляя волосы. Но тем не менее она оказалась второй! «Какая ерунда… — тут же сказала она себе. — Это все потому, что Ганин обогнал меня!»

— Мика, мальчик мой…

— Ма, ну все же в порядке… Я же нашелся! Не плачь, пожалуйста…

— Разве я плачу? — удивилась она.

— Еще как! — Он принялся чумазой ладошкой тереть ей лицо. — Вон, сырость какая… Па, дай ей платок!

— Ты лучше скажи, что было… Ты в порядке? Они тебе ничего не сделали? — повернул его к себе Ганин.

— Все в порядке, — серьезно кивнул Мика. — Мы на какой-то даче были. Я этого Носферато за палец укусил… Он совсем псих, а тетка еще ничего… Она меня и выпустила. Она сказала, что ты, мама, виновата в смерти ее дочери.

— Чушь собачья, — сурово произнес Ганин. — Мама ни в чем не виновата.

— А еще она про дядю Лешу говорила, но тут уж я сам понял, что она чего-то путает…

— Ладно, поехали домой, — оглянулся на Катю Ганин. — Ты, наверное, голодный, да?

— Еще как! — радостно ответил Мика. — Слушай, может быть, завалимся сейчас в японский ресторан на радостях, а?.. Мама-то там еще не была!

— Какой еще ресторан?! — схватилась за голову Катя. — Нет, правда, поехали домой!

…Только к середине ночи в квартире наступила тишина.

Мика уснул, Ганин переговорил с кем надо, рассказал, что мальчик сам сбежал от похитителей, с его слов объяснил, где, возможно, прячутся Нелли с Германом…

Кате он отвел одну из комнат. Но заснуть она никак не могла — все лежала и в темноте прокручивала события сегодняшнего дня.

Она была страшно напряжена, нервы — как натянутая струна. «Это чудо. Да, это чудо, что все закончилось так хорошо… Мой мальчик жив! Если бы с ним что-то случилось, то я бы… — Катя всхлипнула и вытерла слезы, тут же брызнувшие из глаз. — Нет, нет, лучше не думать об этом! Все же хорошо… — Она попыталась сменить направление мыслей. — А Ганин был так добр ко мне! Он очень старался… Ну да, еще бы он не старался — это ведь и его ребенок пропал! Только непонятно, зачем он меня поцеловал… Хотя, в общем, понятно — от избытка чувств. От избытка чувств… А зачем я ответила ему — «потом»? Ужасно глупо!»

Она повернулась на другой бок.

По темному ночному небу плыла полная луна.

Катя встала, задернула штору. Снова легла.

Дверь тихонько скрипнула.

— Катя… — сказал Ганин.

— Что? Все в порядке? — Она тут же села, кутаясь в одеяло.

— Да. Чего ты испугалась? — Он подошел, сел рядом, провел ладонью по волосам.

— Ты хотел поговорить?

— Нет.

Он через голову стянул с себя рубашку.

— Ганин! — яростно прошептала она. Вот оно, это дурацкое «потом»! Вот оно чем обернулось!

— Тише, тише… — Он скользнул к ней под одеяло, обхватил плечи. Его ладони были — как огонь.

— Ганин, я тебя ненавижу… — сквозь стиснутые зубы пробормотала она. Но сопротивляться не могла. И не хотела.

— Катя, — едва слышно выдохнул он. Тепло от его дыхания щекотало ей шею. — Ка-тя…

Он снова поцеловал ее. Только теперь поцелуй длился очень долго. Он как будто хотел выпить из нее душу. И она ответила ему тем же. Она впилась в него, вцепилась в него — и Ганин для нее тоже стал источником. Источником сил. Все те муки и переживания, которые пришлось пережить им сегодня вдвоем, могли компенсироваться только одним — этим объятием.

Больше они не произнесли ни слова, боясь разрушить призрачную ночную тишину.

Они столь нетерпеливо прижимались друг к другу, что почти теряли сознание. Только кровь ритмичным прибоем звенела у каждого в ушах.

Если бы кто-то за день до того сказал Кате, что она будет заниматься любовью с Григорием Ганиным, она бы рассмеялась этому человеку в лицо.

Но вот оно случилось — то самое, невозможное. Ее ладони скользили по его спине. И он прикасался к ней.

Наверное, именно потому, что происходящее казалось таким невероятным, невозможным, немыслимым (фантазия, сон, выдумка!), — ощущения были столь остры. Тяжесть его тела, тепло дыхания…

Она хотела оттолкнуть его, но вместо этого обняла его еще крепче.

Только во сне можно ощутить столь жгучее наслаждение — на грани боли. Их двоих несло стремительным водоворотом в бездонную, черную, звенящую пропасть. Все глубже, все дальше. А потом, когда, казалось, можно было дотянуться рукой до центра Земли, темнота вдруг взорвалась мириадами радужных искр…

Потом — после, не сразу — Катя пришла в себя. Постепенно к ней вернулось ощущение реальности. Она вновь обрела способность видеть, слушать, говорить…

— Что это было? — с тоской произнесла она. Риторический вопрос, вовсе не требующий ответа. На самом деле Катя удивлялась другому — что же заставило ее заняться любовью с человеком, которого она терпеть не могла?

Но Ганин не нашел ничего лучше, как ответить следующее:

— La petite morte.

— Что?

— Маленькая смерть — в переводе. Так говорят французы. Наивысший момент…

— Уж лучше бы я и вправду умерла! — с досадой произнесла Катя.

— Тебе что-то не понравилось? — с беспокойством спросил он, целуя ее плечо.

— Ненавижу мужчин, которые после секса спрашивают женщину, понравилось ли ей… — Она оттолкнула его лицо. — Да, мне было хорошо! Но от такого «хорошо» потом только хуже становится… Это все равно что съесть килограмм конфет, а потом покрыться диатезной коркой!

— Боже, какие сравнения… — язвительно протянул он.

— Да, а твоя «петит морт» — жуткая пошлость!

— Узнаю свою Катю… Ты ничуть не изменилась! — сердито сказал он.

— Убирайся! — она оттолкнула его. — Ты мне больше не нужен.

Он вскочил и принялся быстро одеваться, но запутался в одежде. Потом, скомкав, со злостью отбросил от себя рубашку, которая не желала его слушаться.

— Катя… — вздохнул он, сидя на краю кровати. — Ну что ты за человек такой… Разве обязательно каждый раз оскорблять меня?

Она некоторое время молчала, уставившись в темноту.

— Я не знаю, почему ты на меня так действуешь… — наконец произнесла она. — Возможно, я не права. Но я ничего не могу с собой поделать!

На фоне зашторенного окна, подсвеченного со стороны улицы фонарями, был виден его четкий профиль, линия плеч. Ганин был не толстый, не худой, а какой-то поджарый, с юношеским рельефом мускулов… Кате почему-то стало больно смотреть на него. Она вдруг почувствовала, что ей снова хочется обнять его, но сейчас ей показалось невозможным сделать это.

— Я вот что должна тебе сказать… — Она села, обхватив руками колени. — Ты только не перебивай меня, пожалуйста! Мы ужасно переживали из-за Мики. Мы чуть с ума не сошли. Поэтому нам так нужна была эта… Мм… разрядка. В общем, то, что произошло, — некая физиологическая необходимость. Да ты и сам об этом знаешь!