Никогда не говори «навсегда» - Тронина Татьяна Михайловна

— Прекрасно — ты теперь и думать за меня начала… — невесело засмеялся он.

— Ганин, у нас общий сын… Наверное, так или иначе нам придется время от времени сталкиваться друг с другом. Я тебя очень прошу — никогда не напоминай мне о сегодняшней ночи. Это была просто случайность!

— Ты кого пытаешься убедить — меня или себя?

— Ганин, мне совестно перед Ритой… — сурово произнесла Катя. — И что я за человек такой — все время наступаю на одни и те же грабли!

— Рита… — пробормотал он. — Ну да, Рига!

— Я больше никому не хочу доставлять неприятности, — заключила Катя. — Все, Ганин, а теперь уходи…

Некоторое время он медлил, неподвижно сидя рядом с ней, а потом ушел. И те мгновения, что он медлил, показались для Кати самым жгучим испытанием. Она боялась себе признаться, что хочет еще раз испытать ту самую «маленькую смерть»…

Но утром все уже было по-другому.

Надо было решать, с кем оставить Мику.

Как сообщил Ганин, Нелли с Германом задержали, и, по сути, теперь мальчику больше ничто не угрожало. То есть Катя вполне могла забрать сына с собой. Но Мика решительно хотел остаться с отцом. Ему здесь было так интересно!

— Ма, может, ты останешься с нами? — умоляюще воскликнул он, а потом повернулся к Ганину: — Па, пусть она останется! Будем жить все вместе… И тогда никаких проблем не будет!

— Не говори чепухи! — испугалась Катя.

— Ма, но почему? Это же так просто…

— А Рита? — напомнила Катя. — Ты думаешь, ей понравится, что в доме поселилась какая-то незнакомая женщина? Да и я не хочу оставаться тут! Мика, мальчик, мы с папой очень любим тебя, но… — она замолчала.

— Но вы не любите друг друга, — мрачно закончил за нее сын. — Я понял.

— Я буду навещать тебя, — сказала Катя. — Ты ведь позволишь мне это делать, Ганин?

— Ну конечно! — со злостью произнес он. — Ты, Катя, опять из меня делаешь какого-то фашиста… Все будет, как ты хочешь! Еще бы я не позволил матери видеться с родным сыном… Я не ты, я не стану прятать от тебя ребенка, как ты это делала одиннадцать лет!

— Не надо! — нетерпеливо взмолился Мика, закрывая уши ладонями. — Пожалуйста, не ругайтесь!

— Все-все-все… — поднял руки Ганин. — Я молчу.

— Если тебе надоест тут, возвращайся ко мне, — Катя обняла сына.

— Хорошо, — серьезно ответил тот.

…Ганин вызвал Кате такси, а потом вышел ее проводить.

— Ганин, голубчик, ты уж, пожалуйста, следи, чтобы ребенок не забывал про уроки! — строго сказала Катя.

— Конечно… — кивнул он.

Лицо у него было бледным, утомленным, измученным и одновременно счастливым.

Подъехало такси.

— Да, как-нибудь выбери время, забеги ко мне и возьми Микины вещи, — спохватилась Катя. — Ему могут пригодиться… Я буду звонить.

— Разумеется…

Он вдруг обнял ее, прижал ее голову к своей груди.

— Ганин, не надо…

— Ты хорошая, — с нежностью произнес он.

— И ты! — не выдержала, подняла она к нему лицо. — Ты тоже очень, очень хороший! Я была не права. Ты замечательный человек. И ты прекрасный отец. Именно поэтому наш мальчик должен жить с тобой…

Она махнула рукой и села в такси.

Слезы буквально душили ее — но она каким-то невероятным усилием сдержала их. И, лишь оказавшись дома, она позволила себе расплакаться.

У нее было такое чувство, будто она потеряла своего сына навсегда. Она жертвовала собой — для того, чтобы ее мальчику было лучше.

«Я никудышная мать, — сказала она себе. — Из-за меня он чуть не погиб. Да, именно из-за меня! И еще Мике со мной скучно. Ну о чем я могу с ним поговорить, на какую интересную для него тему?.. С Ганиным ему лучше. Мике нужен отец».

Она уговаривала себя не плакать, но слезы продолжали литься из глаз.

«Проклятие Нелли сбылось, — неожиданно осознала она. — Она хотела лишить меня сына — и у нее это получилось!»

Прошло две недели. Давным-давно кончились майские праздники.

А Григорий Ганин все не мог прийти в себя.

Он вспоминал ту ночь. Как они с Катей…

Нет — стоп, стоп! Об этом нельзя думать, а то очередной день пойдет насмарку…

Григорий Ганин устроил сына в гимназию и теперь значительную часть времени посвящал работе. Около четырех Серафима Евгеньевна приводила Мику домой и кормила обедом. Затем сын делал уроки, а вечером они с Ганиным играли. Достраивали макет железной дороги, сражались в виртуальном пространстве, смотрели телевизор… Словом, дел было очень много.

Но иногда — вот как сейчас — вновь начинали одолевать воспоминания.

Ганин оторвал взгляд от экрана монитора, на котором разрабатывал очередной дизайн-проект, и потер глаза, стараясь отогнать так некстати возникшее перед ним видение. «Почему она отказалась от моего предложения оформить ей квартиру? Странная… Хотя, чего тут странного — она просто не захотела связываться со мной».

Ганин закинул ноги на стол, сцепил за головой руки и уставился в потолок.

Например, Катя могла бы жить в классическом интерьере. Это бы ее организовало, внесло бы некую логику в ее хаотичное существование. Колонны и антаблементы. Портик с колоннами. Мебель «а-ля грек». Обои, имитирующие фактуру мрамора…

Ганин резко сел и принялся на листе бумаги чертить контуры жилища, в котором Кате было бы комфортно.

Впрочем, нет, классика не для нее. Классика в скором времени явилась бы для нее мощным раздражителем. Потому что Катя из тех людей, которые инстинктивно стремятся разрушить любой порядок…

Ганин придвинул к себе новый лист.

Пусть это будет обычная городская квартира, без всяких изысков. Главное — объем и пространство, то есть — свет и воздух (ну, практически то же самое, что любит он, Ганин). Окно во всю стену. Нет, одного окна мало — пусть это будет мансарда — чтобы свет лился еще и сверху. Много, очень много света и воздуха… Балкон, на который можно выйти. Облицованный материалом, имитирующим камень. Простая деревянная мебель. Чистые линии. Гармония светло-бежевых оттенков. И никакой декоративной суеты!

Опять не то… слишком по-мужски. Для Кати это не годится!

Ганин уже вошел во вкус. Он придвинул к себе третий лист.

Золото. И все его оттенки… Вот это интересно!

Благородство и эпатаж Золоченые рамы, бледно-желтые шторы, драпировки из блестящей ткани… Покрывала и сиденья стульев расшиты золотыми пайетками. Светильники в строго определенных местах — дабы усилить блеск золоченых поверхностей.

По утрам Катина комната будет полна нежного желтовато-розового сияния, а к вечеру, на закате, начнет наполняться багрово-охристыми тонами…

Звонок в дверь вывел Ганина из мечтательного состояния.

— Серафима Евгеньевна, кто там? — недовольно крикнул он.

— Рита. Ей открыть?

— Конечно, откройте! — возмутился Ганин. — Зачем спрашивать?

— Да кто ж вас знает… — сварливо отозвалась домработница.

Он не собирался прятаться от Риты. Она все еще была его девушкой. Да чего там — его женой, хотя брак их официально не регистрировался.

Она ворвалась в комнату — в зеленых коротких брючках, лиловой майке. Смуглая и яркая — как фотография в глянцевом журнале. Реклама отдыха на Гавайях…

— Ганин, милый, я так соскучилась! — пожаловалась она, бросаясь к нему на шею. — Я просто умирала без тебя…

— Ритка! — помедлив долю секунды, обнял он ее.

— Ганин, обещай мне, что мы больше не будем ссориться! — сказала она, целуя его. — Ганин… Почему ты мне не звонил?

— Я? Я тебе звонил…

— Два раза всего! Да и то в те моменты, когда у нас шли совещания в редакции и отвлекаться мне было никак нельзя! — Она дернула его за волосы. — А ты что делаешь?

— Да вот… — пожал он плечами.

— Работаешь? — Она схватила эскизы, которые он только что набросал. — Чудесно… Наконец-то ты взялся за дело! Я тебе вот что скажу, Ганин, — люди творческие никогда не должны делать перерывов в работе, а все эти теории насчет спонтанного вдохновения — чушь и ерунда… Ты для кого это делаешь? — с любопытством спросила она.