Сосед будет сверху (СИ) - Левина Ксюша
— Что ты делаешь? — с моих губ срывается шепот.
— Борюсь.
Меня скручивает от его громких слов.
— Вали к своей Машеньке.
— Чего? — Он даже отпускает меня, округляя глаза.
— И к детям.
Дантес хмурит брови и отступает на шаг.
— А они здесь при… — Он вроде бы и ругается, но потом его вдруг, судя по всему, осеняет. — Да ладно, блять, Пушкина! В этом все дело?
Да ладно?
Блять?
Пушкина?
На смену апатии ко мне очень внезапно приходит другая стадия — гнев. Я закипаю за пару секунд и сжимаю кулаки.
— Ненавижу тебя! — ору я что есть сил и швыряю в Дантеса первое, что попадается под руку.
О, тарелку с профитролями. Как жаль, что я их не попробую. Или не жаль.
Глава 24
Глава 24
— Ты с ума сошла? Пушкина, мать твою, остановись! — орет во все горло Дантес.
— Ни за что! Подлец! У тебя было столько возможностей мне признаться! Я что, по-твоему, тупая и ни о чем не догадалась бы?
— Что ты...
— Хотя да, я реально тупая, если повелась на это… — Я нервно тычу в его сторону. — Я же для тебя просто малолетка с ватой в башке, да? Ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу!
Под руку попадают салаты. Я с силой швыряю в обороняющегося сковородой Дантеса рукколой, помидорами. Огромный огурец почти прилетает ему в голову, но Дантес выставляет умелый блок, и тот отскакивает в ошалевшего су-шефа, который уже даже не пытается остановить вакханалию.
— Да пошла ты в задницу! — кричит мудак мне в ответ, и на платье от «Валентино» или кого-то там еще приземляется нечто подозрительно напоминающее оливье. — Словами через рот вообще не умеешь говорить?
— А ты не знал, что курицы не говорят?
Я замахиваюсь получше и рассчитываю траекторию броска так, чтобы кусок приготовленного для римской пиццы теста разукрасил идеально черный пиджак Дантеса. Только вот придирок приседает в самый нужный момент, и в следующую секунду я вижу, как по алому шелку платья Маши Костровой расползается мучной монстр.
— Ой, — выдает Маша, замершая в дверях кухни.
— Ой, — шепчу я и отступаю по краю стола дальше и дальше.
— Мама! Мама! — кричат двое из ларца. Они тянут с платья куски теста и тут же едят его. — И мы хотим бросаться! — вопят идеальные маленькие голубоглазые Дантесы, уже с ног до головы перепачканные в муке, и загребают с тележки рядом тертую морковь, сыр и зелень.
Официантки прячутся, шеф в ужасе ревет — я его понимаю, мне тоже больно смотреть, как громят кухню, но…
— Дети, хватит! — Маша ловит маленьких исчадий ада, которые уже дьявольски хохочут, и отбирает у них оружие. — Что тут происходит?
Она смотрит на нас выпученными глазами, переводит взгляд с меня на Дантеса и обратно.
— У любовничка своего спроси, — рычу я и, схватив первый попавшийся бокал, остужаю пыл глотком… Видимо, это белое вино, приготовленное для какого-то соуса.
Я выпиваю еще и морщусь — слишком сухо и вязко.
— У кого? Ты про… Боже! — Щеки Маши вспыхивают красным, она даже выпускает извивающуюся в ее руках Оливию, которая как раз пихает за шиворот Льву ледяную креветку. — Да мы... Саш! — она обращается к Дантесу. — Ну скажи что-нибудь! Это ведь не то, что ты...
Не то, что я подумала? И почему же?
Я уже совсем ничего не понимаю, но смотреть на эти их переглядки мне попросту больно. Поссорились голубки? Дантес ее к кому-то возревновал? Ну ок, совет им да любовь! Пусть быстро мирятся, клянутся в вечной любви и женятся, блин, уже.
— И слушать не хочу, — рычит он.
— Да ты… Боже, ты и сам хорош! — вопит Машка, как резаная. — Глупый. Нерешительный. Идиот!
Эта светская леди ругается, конечно, как пятилетка, но потом ей все-таки удается меня удивить, когда та хватает тарелку — кажется, брусничного — соуса и одним широким взмахов выливает на Дантеса с мстительным выражением лица.
Неужели это ревность? Неужели ревнует ко мне и злится? Или что? Бесит, что я не понимаю, какие у них там терки, а еще бесит, что мне это чертовски интересно.
— Маша! — рявкает Дантес.
— Саша! — пищит она в ответ.
— Вашу мать! — вопит впорхнувшая фурией Эмма. — Вы что тут устроили?
— Эм-ма, я все объяс... — заикаясь, начинаю я, но Дантес в два прыжка оказывается рядом со мной и не дает договорить.
— Нет уж! Сперва ты должна объяснить мне! — Он сжимает мое запястье, дергает на себя и крепко вцепляется в подбородок. — Что. Ты. Несешь?
Я бесполезно вырываюсь из его хватких пальцев, а когда не выходит, отворачиваю голову в сторону — только бы не смотреть в его глаза, а они сейчас почти синие от злости.
— Не собираюсь я тебе ничего объяснять, — тихо возмущаюсь я под нос и тут же сама себе противоречу: — Ты же, блин, как собака на сене! Любишь одну, спишь с другой. Пришел сюда с этой своей, а бегаешь за мной! Зачем? Что тебе от меня надо? Мне... мне больно между прочим, идиот! Ты думаешь, я бесчувственная? Думаешь, у меня сердца нет? Гордости? Думаешь, я соглашусь быть запасным аэродромом? Да ни за что! — Я пихаю его изо всех сил в грудь, но тот стоит горой. — Ты же знаешь, что такое любовь, почему тогда не отстанешь от меня?
— Потому и не отстану, — слишком тихо, как-то даже интимно произносит Дантес.
— Ну конечно! Слышали мы уже эту песню! — Я снова пытаюсь вывернуться из его рук, но он не отпускает.
— Саша, что ты творишь? — всплеснув руками, восклицает его барышня.
— И правда! Постеснялся хотя бы перед детьми! И любви своей журавлиной!
— Ты дура? — весь раздуваясь от злости, рычит он. — Да с чего ты взяла, что...
— Что?
— Маша, уведи детей, — холодно велит мудак.
Именно велит, повелевает. Хренов король! Только Маша его сопротивляется — скрещивает руки на груди и встает в позу.
— Ну уж нет! Если я сейчас уйду, ты опять все испортишь.
— Слышал? Не оставляют тебя без присмот...
Я договариваю мычание в руку, которой Дантес затыкает мне рот.
— Маша, не испорчу. Я все ей скажу, потом поговорим. Иди.
Она переминается с ноги на ногу. Видимо, боится оставлять папашу ее ангелочков наедине с потенциальным запасным аэродромом.
Я все ей скажу, потом поговорим! — снова слышу в голове и ясно представляю в голове, как меня сейчас по-быстрому бросят и пойдут налаживать личную жизнь уже без помех.
Что, Пушкина? Ты же хотела все выяснить? Так валяй!
Маша фыркает, берет грязных близнецов за руки и тянет на выход. Эмма вздыхает, говорит что-то шефу на ухо и покидает кухню вместе с перепуганными официантами. А я подбираюсь вся. Я готова. Почти.
Мы с Дантесом тяжело дышим друг напротив друга, и я все еще не решаюсь поднять на него взгляд. Будто Робертовна с Машей и журавлятами унесли мою смелость с собой.
Я уже не хочу драк, не хочу никаких разбирательств. Хочу просто сесть на пол и свернуться клубком.
Хочу, чтобы Дантес ушел.
— Посмотри на меня, — тихо просит он.
— Нет.
— Почему?
— Я тогда скорее всего захочу тебя целовать.
— Так целуй. — В его голосе спрятана тень улыбки, но я не хочу, не хочу, не хочу это видеть и слышать!
Вот зачем он так? Ему меня совсем не жалко? Он же знает, понимает, что невидимые нити между нами гудят, как корабельные канаты в шторм, что меня тянет к нему с такой силой, что лопаются внутренности от перенапряжения.
— Дантес, давай уже со всем покончим, а? — Вздохнув легкими, полными отчаяния, я-таки смотрю на него и обнаруживаю, что все это время он внимательно меня изучал.
Изучает.
Дантес поднимает руки, касается моего лица. Он гладит мои скулы и даже мрачно улыбается мне.
— С чем кончать будем?
— С этими мучениями, — со слезами в глазах, произношу я. —Ты ведь любишь ее, да?
— Кого?
— Машу.
— Люблю.
Сука!
Я знаю, что сама спросила, но у меня внутри все обрывается от одного его слова. Глаза режет, из них прямо-таки бурным потоком начинают лить слезы — макияжу точно хана. Я ломаюсь, меня ломает, и мгновенно забивается нос, потому что это такие рыдания, какие случаются от силы пару раз за всю жизнь.
Похожие книги на "Сосед будет сверху (СИ)", Левина Ксюша
Левина Ксюша читать все книги автора по порядку
Левина Ксюша - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.