Хрупкое убежище (ЛП) - Коулс Кэтрин

Я бросила на нее быстрый взгляд:

— Спасибо, Фэллон. За все.

— Ты знаешь, что я всегда за тебя.

— Люблю тебя, — прошептала я, пока она уходила к передней части дома.

— И я тебя, — отозвалась она сквозь темноту.

Но мои глаза уже снова были прикованы к Энсону, к каждому миллиметру его измученного лица.

— Не могу быть вдали от тебя, — хрипло выдавил он. — Особенно, когда тебе больно. — Он тяжело сглотнул. — Я не хотел привязываться ни к кому. Но ты все к чертям разнесла.

Сердце бешено колотилось в груди, словно бабочки пытались вырваться на свободу.

Мышца на его скуле дрогнула:

— Ты не прокралась сквозь мою защиту, ты ее просто снесла бульдозером. Безрассудная до мозга костей. И, может быть, ты сделала меня достаточно смелым, чтобы быть безрассудным тоже.

Я сдернула с себя плед, бросившись вперед, прежде чем сама поняла, что уже двинулась. Перепрыгнув через две ступеньки, я влетела в его объятия. Энсон подхватил меня, прижав к себе. Мне было плевать на боль в мышцах и пульсирующую голову. Потому что я была в его руках. И он пускал меня в свое сердце.

34

Энсон

Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы держать Ро в объятиях бережно. Сегодня я прожил бесчисленное множество мучительных жизней, наблюдая, как она снова и снова ускользает от меня — из-за чужой жестокости и моей собственной глупости. Но теперь, когда она снова была в моих руках, когда я чувствовал биение ее сердца у своей груди, худшее начало таять.

— Тебе нельзя бегать, — хрипло прошептал я. — И прыгать тоже.

— Замолчи, — пробормотала Ро, уткнувшись лицом мне в шею и вдыхая мой запах.

Я, не отпуская ее, поднялся по ступеням на террасу, пересек веранду и открыл заднюю дверь. Вошел внутрь, закрыл дверь ногой и повернул замок. Мы погрузились в темноту, пока я нес ее по коридору в гостиную. Опустившись на диван, усадил ее на себя, не включая свет. Она прижалась ко мне, а я водил пальцами вверх и вниз по ее спине, наслаждаясь ритмом ее позвоночника, ощущением каждой косточки, этим вибрирующим спокойствием.

— Спасибо, что вернулся, — прошептала Ро.

Мои пальцы замерли:

— Я же сказал. Не могу держаться в стороне. Ты впилась в меня когтями. Уйти — все равно что вырвать кусок из себя. Даже если это был бы самый разумный выход.

Она немного отстранилась, усевшись на меня верхом. Это не было сексуальным жестом — чистая решимость. Ее глаза сузились:

— Почему?

Я знал, что придется рассказать. Знал, что возвращение сюда означает лишь одно — рассказать ей все.

На грудь снова опустился этот гнетущий груз, ледяной страх пробрался внутрь. Но Ро переплела свои пальцы с моими, удерживая меня в настоящем. Ее прикосновение было лучше любой дыхательной практики и любых лекарств.

— Ты можешь рассказать мне все. Обещаю.

Глаза жгло, пока я смотрел на неё сквозь темноту. Даже в тени ее красота сбивала меня с толку. Дикая, свободная. Я не хотел терять этот ее взгляд. Но понимал — правда может все разрушить. И выбора уже не оставалось.

— После колледжа я пошел в ускоренную докторскую программу по психологии.

— Значит, ты психолог?

— Технически да. Но никогда не практиковал. — Это было простое, официальное начало, но даже оно застревало в горле. — Один из профессоров имел связи в бюро и посоветовал мне подать заявку в отдел поведенческого анализа.

Ро внимательно слушала, не отпуская моих рук:

— И чем конкретно занимается этот отдел? Трейс сказал — профайлер. Но я слышала это только в кино и сериалах.

Я водил большими пальцами по ее рукам, ощущая ее кожу, чтобы удержаться:

— Мы — полицейские зануды, если по-честному.

Она скептически изогнула бровь:

— Ты вообще на зануду не похож.

— Не будь так уверена. У меня IQ сто сорок четыре.

Брови Ро поползли вверх:

— Интересно. Значит, я тут живу с гением.

— Я предпочитаю термин «ботаник».

— Ладно, пусть будет ботаник. У тебя есть очки в толстой черной оправе? Мне кажется, мне бы это понравилось.

Я резко притянул ее и поцеловал. Языком легко коснулся ее губ, подразнил, но не пошел дальше. Не до тех пор, пока она не узнает все. Когда я отстранился, ее ореховые глаза были чуть расфокусированы:

— В следующий раз надену очки для чтения.

Ро снова пристально на меня посмотрела.

Я вздохнул:

— Профайлеры — это своего рода аналитики. Мы собираем все факты по серии преступлений и составляем образ подозреваемого: возраст, пол, расу, черты характера.

— Откуда вы берете дела?

— Нас вызывают местные полицейские или другие отделы ФБР, если преступления пересекают границы штатов.

— Много переездов, без постоянного дома, — задумчиво сказала Ро.

— Постоянные командировки. Жили в гостиницах.

Она добавляла штрихи к своему образу меня:

— Сколько ты там проработал?

— Почти пять лет.

Ро сжала мои руки сильнее:

— Наверняка ты повидал много ужасного.

В горле пересохло, но я заставил себя говорить:

— Да. Но недостаточно.

Она нахмурилась:

— Недостаточно?

— Я не позволял этому проникать внутрь. Должен был бы. Но выключил ту часть себя. Видел преступления как данные, а не как чьи-то судьбы.

— Это естественно. Иначе утонул бы в горе. Это защита.

Вот она — Ро. Всегда видит лучшее во всех. Даже во мне. Но она давала мне слишком много поблажек.

— Возможно, частично так. Но была и другая, более гадкая сторона.

Она не отвела взгляда.

Мне пришлось изо всех сил удерживать её взгляд:

— Я думал, что я чертовски крут. Мой мозг идеально подходил для профайлинга. Я видел связи, которых не замечали другие. Раскрывал дела быстрее людей с десятилетиями стажа. — Я сильнее сжал ее руки, возвращая себя в настоящее. — Я стал самоуверенным. Написал пару книг. Получил немного медийного внимания. Продолжал работать.

— Энсон, — тихо сказала Ро. — В этом нет ничего плохого — быть хорошим в своем деле.

— Возможно. Но я вел себя как самодовольный ублюдок. Считал, что знаю все.

— И что-то случилось, — прошептала она.

Я еле заметно кивнул:

— Мы начали работать над делом о серийных убийствах, охватившем несколько штатов — с юго-запада до северо-западного побережья. Все жертвы — женщины. Связанные. Следы от веревок на лодыжках, запястьях, шее. Причина смерти — перерезанная сонная артерия.

Ро вздрогнула:

— Он перерезал им горло.

— Да. Но каждый раз он отправлял письмо местной полиции. Подсказку. Игру.

В ее глазах отразилось все то, что я должен был чувствовать по этому делу, но не чувствовал:

— Это ужасно.

— Для него это был кайф. Почти сексуальное удовольствие от игры в кошки-мышки. В каждой записке — загадка. Подсказки давали буквы, а буквы — место. Его прозвали Палачом.

— А это место — где находили тело, — закончила за меня Ро.

— Да. — Я снова провел круги по ее рукам. — Я оказался слишком хорош в его игре. После одной пресс-конференции он понял, что это я разгадываю его загадки.

Ро сжала мои руки так сильно, что, наверное, завтра останутся синяки:

— Он зациклился на тебе.

Я сглотнул:

— Потом он стал слать подсказки напрямую в наш отдел, адресуя их мне. Я должен был догадаться, что он начнет копать. Он отправлял письма семьям жертв, показывая, что наблюдал за ними. Интервью, соцсети — он отслеживал их, потому что получал кайф от их страданий. Эмоциональная пытка близких была для него не меньшим удовольствием, чем само убийство.

Она задрожала в моих руках:

— Энсон…

Мне было глупо думать, что я не стану его целью, что он до меня не дотянется. Я публиковал книгу под своим вторым именем как под фамилией, на пресс-конференциях не светил настоящую фамилию. Думал, этого хватит.

Страх потемнел в глазах Ро, превращая золото в глубокую бронзу:

— Что он сделал?

— Нашел мою семью. Мою сестру. Подкараулил ее возле больницы в Портленде, где она работала. Держал сутки. А потом перерезал ей горло и прислал мне загадку, чтобы я ее нашел. Мы даже не знали, что она пропала. Она постоянно работала бешеными сменами в отделении неотложки. Я не знал, что он мучил ее целый день, резал ей горло, потому что был слишком занят собственной самоуверенностью.