Тренировочные часы (ЛП) - Ней Сара

Ситуация — вот как я ее сейчас называю?

— Как все прошло? Честно говоря, понятия не имею. Я едва мог сосредоточиться на том, что говорил отец или его коллеги во время своих выступлений. Этот ребенок — все, о чем я мог думать. Я ходил, как во сне весь день.

Этот ребенок…

Я знаю, что он не хотел этого говорить, но все же, узел образуется в глубине моего живота, и я сопротивляюсь желанию положить руки на живот, защищая. В последнее время я часто так делаю — трогаю свою маленькую выпуклость, потираю ее и смотрю в зеркало, наблюдая, как она растет.

Гандерсон называет его АнаБин, убежденный, что это девочка.

Эта мысль вызывает улыбку на моем лице.

— Мне очень жаль. Я знаю, это... знаю, что прошлой ночью я подарила тебе потрясение всей жизни. — Я играю соломинкой в стакане с водой. — Рекс считает, что я должна была сказать тебе раньше.

— О? — Его интонации саркастичны, губы нехарактерно изогнуты. — Рекс так считает, да? Что еще он говорит?

Я разочарованно вздыхаю, зная, что Эллиот терпеть не может Гандерсона, но все же решаю заставить его принять тот факт, что Рекс есть в моей жизни. Я сдерживаю угрюмый ответ, который, вероятно, только разозлит его еще больше. Напряжение за этим столом уже ощутимо, мне не нужно его усугублять.

— Когда ты уезжаешь?

— Утром.

Завтра.

Узел в моем животе затягивается все сильнее, он уезжает.

Снова.

— Не знаю, что еще делать, Анабелль. Я должен вернуться и закончить семестр. Мои руки связаны. Я не могу остаться, ты должна это понимать.

Я понимаю.

— Я чувствовал себя идиотом, когда уходил сегодня. Это убьет меня.— Он тянется через стол, хватая меня за руки. — Я вернусь на каникулы, и мы сможем решить, что делать дальше.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу... я хочу быть здесь ради тебя. Черт возьми, я не хочу, чтобы ты полагалась на этого ублюдка Гандерсона.

— Потому что тебе не все равно или потому что ты ревнуешь?

— И то и другое! Боже, все вместе. Этот парень сводит меня с ума — он не должен был ходить с тобой по детскому отделу.

Облегчение переполняет мое тело.

— Когда ты это решил?

— Прошлой ночью. Я ни хрена не смог заснуть. И сегодня, все гр*баное утро, пока я позволял сестрам гонять меня по городу, чтобы купить подарок для нашего отца, я хотел вырвать свои волосы.

У меня было много бессонных ночей, полных страха, беспокойства и паранойи.

— Ты хочешь сказать, что хочешь оставить магистратуру?

— Именно это я и хочу сказать. Это несправедливо, что ты делаешь это одна, и если следующие слова из твоих уст будут: «Но я делаю это не одна, со мной рядом Рекс», клянусь тебе, Анабелль, я сойду с ума.

— Я сделана из более прочного материала, Эллиот. Мой отец — тренер одной из лучших студенческих команд по борьбе в Соединенных Штатах. Он учил меня не полагаться на кого-то. Я могу сама справиться. Могу. Обещаю, я достаточно сильная.

Я много думала об этом, изо дня в день, пока это не стало единственной вещью, которая помогала мне в течение недели, идея иметь и воспитывать этого ребенка самостоятельно, все еще обучаясь в колледже.

После этого семестра у меня будет только один для родителей-одиночек.

— Анабелль ... — прерывает Эллиот.

— Стоп. Мы это не обсуждаем.— Я зажмуриваюсь, что довольно незрело. — Самое лучшее для твоего будущего — для будущего этого ребенка, — я кладу руку на живот, — это чтобы ты получил степень магистра в Мичигане. Сделай что-нибудь из себя — вот чего я хочу. Ты ненавидишь Айову.

— Ты так думаешь? Что я ненавижу это место?

— Я не думаю, что ненавидишь, но знаю, что это не то место, где ты хочешь быть. Перед отъездом ты сказал, что здесь для тебя ничего нет.

— Я был идиотом, — бормочет он. — Я не тебя имел в виду.

— Эллиот, — терпеливо говорю я, — ты мне слишком нравишься, чтобы просить тебя бросить учебу, и я знаю, что ты все еще переживаешь шок от всего этого, но если ты хочешь содержать этого ребенка, ты останешься там, где ты есть, и получишь степень. — Я делаю паузу. — Мы оба знаем, что это правильно.

Эллиот молчит, и я знаю, что он обдумывает мои слова, обдумывает их логику.

Он знает, что я права.

Его место там, где он сейчас, а не здесь, со мной.

— Ты нарочно отталкиваешь меня?

— Я не отталкиваю тебя, а стараюсь не быть эгоисткой, чтобы мы могли поступать правильно.

Почему делать то, что правильно, так больно?

— Тебе нужно время, как и мне. Ты вернешься домой, в Мичиган, и тебя снова поразит, что я беременна. Я беременна, Эллиот, и у меня будет ребенок, и мне потребовался целый месяц, чтобы привыкнуть к этой мысли. Целый месяц, пока я не перестала плакать. — Я внимательно наблюдаю за ним, глаза опасно близки к слезам. — Ты знаешь меньше тридцати шести часов, ты не испытал всего спектра эмоций.

— Я просто чувствую... — Он сдерживается, я чувствую это.

— Скажи мне. Будь честным.

Эллиот качает головой.

— Я не могу сказать это так, чтобы не показаться гр*баным придурком, но я рад, что могу уехать. И также чувствую себя виноватым, что уезжаю. А еще отвращение к себе. Стыд. Господи, я чувствую все это, и это дерьмово.

Мои губы открываются, но слова не выходят.

Я хотела, чтобы он был честен, да, но мучить его это труднее всего. Это грубо, реально и сложно.

Эллиот проводит пальцами по волосам, дергая за пряди, и могу сказать, даже не чувствуя, что его сердце быстро колотится.

— Твой рейс вылетает в семь утра, и когда он взлетит, мы оба знаем, что ты будешь на нем.

Эллиот

— Анабелль? Ты спишь?

— Нет.

— Я тоже.

Очевидно.

Я чувствую, как прогибается матрас, когда она перекатывается ко мне. В ярком свете полной луны можно разглядеть тонкие черты ее лица, наклон носа и изогнутую линию подбородка. Изгиб ее губ. Легкий изгиб бровей.

— Я не знаю, что делать, Анабелль.

В комнате тихо, она собирается с мыслями.

— Я тоже, но... все будет хорошо.

— Как, черт возьми, ты можешь быть так спокойна?

— Я не спокойна, просто у меня было больше времени привыкнуть к этой мысли.

Я хочу протянуть руку и притянуть ее к себе, прикоснуться к ней, поцеловать и почувствовать теплое прикосновение ее тела к моему. Теперь, когда она забеременела от меня, я могу это сделать? Позволит ли она мне обнять ее или скажет, чтобы я пошел к черту?

— Жаль, что ты не познакомился с моей соседкой по комнате в эти выходные.

— Где она?

— Обычно она редко бывает дома, но в эти выходные ее дедушке исполнилось сто лет. Ее семья всего в нескольких часах езды, так что…

— Она думает, что я придурок?

— Нет. Она знает ситуацию.

Ситуация — вот как мы это сейчас называем?

— Хорошо. Я имею в виду, тебе не нужен дополнительный стресс от наличия друзей, которые думают, что ты безответственна из-за…

Я не могу произнести слово «беременна» вслух. Просто не могу.

— Мэдисон не сказала ничего осуждающего, насколько мне известно, и определенно не в лицо. Несколько моих друзей дома, в Массачусетсе... это совсем другая история. Помнишь, я училась в католическом колледже?

Я киваю в темноте, мысленно считая все случаи, когда использовал имя Господа всуе, только за последние несколько месяцев — сотни.

Тысячи.

— Я бы солгала, если бы сказала, что не потеряла из-за этого нескольких друзей. Это было тяжело. Моя соседка по комнате Саванна не хочет со мной разговаривать. Она назвала меня мошенницей.

— Что?

Ее голос спокоен.

— Так ее воспитывали, Эллиот, с верой в то, что мы должны беречь себя для брака. Прикосновения и секс для преданных отношений. Я скучаю по ней, но не виню ее. — Голос Анабелль олицетворяет терпение и понимание, и мне пришло в голову, что именно так она будет вести себя со своим ребенком.

Нашим ребенком.

Эта мысль скорее успокаивает.