Ошеломленный - Доуз Эми

– Почему?

– Потому что я люблю тебя, дурак! – кричу я срывающимся голосом.

Я не собиралась сегодня делать честное признание. Не думаю, что я вообще планировала когда-нибудь это сказать, ведь очевидно, что мои чувства не взаимны. Так зачем признавать то, из-за чего ты будешь выглядеть еще более жалкой?

Но именно это я и сделала.

– Поэтому я больше не могу заниматься с тобой сексом без обязательств, – хрипло добавляю я. – Потому что я влюблена в тебя.

Оправившись от шока, Мак начинает трястись от гнева.

– Почему ты говоришь это сейчас?

Я в замешательстве оглядываю кабину автомобиля.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты решаешь сказать мне такое сейчас… Когда я в Шотландии и только перевелся в другой клуб. Черт побери, как ты это себе представляешь, Фрея?

– Ясно же, что никак! – восклицаю я. – Так же, как ты никогда не видел для нас будущего.

Он мотает головой, его челюсть подергивается от гнева.

– Зачем ты сегодня пришла? Чтобы вызвать у меня чувство вины? Чтобы заморочить мне голову?

– Нет, Мак. Не для этого, – обиженно возражаю я. – Я пришла, потому что услышала, что тебе тяжело. Несмотря на мои чувства, я все еще пытаюсь быть твоей подругой. Ты все еще дорог мне, просто в другом смысле.

– Что ж, очевидно, что мы больше не можем быть друзьями. Ты решила это за нас. – Он издает презрительный смешок. – Черт, как же я жалею.

– О чем? – У меня подрагивает подбородок. Я знаю, что он скажет, до того, как он мне отвечает.

– Жалею о том, что добавил секс к нашей дружбе. Ты недостаточно опытна, чтобы справиться с этим по-взрослому. Тебе скоро исполнится тридцать, но в сексуальном плане ты еще ребенок. Мне надо было лучше думать.

Боль.

Глубокая, сотрясающая душу боль пронзает мое сердце.

– Ты всегда такой была, – рычит он, глядя вперед и с отвращением качая головой. – Ты сидишь сложа руки и ждешь, пока с тобой что-нибудь случится, вместо того, чтобы наконец начать жить. Вот поэтому ты и останешься одна.

Его слова подобны ножу, который продолжает проворачиваться в моем животе. Они подтверждают все, что твердила мне лживая сучка в глубине моего сознания.

Ты недостаточно хороша, Фрея.

Ты недостаточно особенная, Фрея.

Никто никогда тебя не полюбит, Фрея.

Я смотрю вперед. Мои глаза щиплет от слез. Я наконец понимаю, какую ошибку совершила, решив приехать сюда. Мне надо было остаться в Лондоне. Тогда причиной нашего разрыва могло бы быть расстояние. Теперь правда вышла наружу.

Мак не любит меня.

И пошел он к черту за то, что предал все, во что пытался заставить меня поверить.

– Что ж, я лучше буду сидеть сложа руки, чем принимать решения, рушащие жизни других людей, – говорю я низким и расчетливым голосом.

Мак сверлит меня сердитым, обвиняющим взглядом.

– Ты серьезно смеешь такое мне говорить?

Я обиженно киваю.

– Мак, ты разве не видишь этого лицемерия? Ты осуждаешь меня, потому что я не делаю того, чего хочу, хотя это ты сейчас в Шотландии, потому что желания твоего дедушки для тебя важнее собственных. И самое ужасное, что ты здесь несчастен, и это отражается на твоей игре. И не только на ней, а на всем, что ты сейчас делаешь. Ты превратился здесь в абсолютно другого человека. Ты больше не тот Мак, с которым мы смотрели Нетфликс и занимались любовью. Просто признай это.

– Ну и что, что я несчастен! – кричит он с болью в голосе. – Он умирает, Фрея!

– Как и ты! – Я почти перекидываюсь через приборную панель, чтобы посмотреть ему в лицо. – Ты лишь жалкое подобие человека, которым был раньше, и ты дурак, если считаешь, что именно такого внука Фергюс хочет увидеть перед своей смертью.

– Не смей предполагать, что знаешь моего дедушку лучше меня. Выражение его лица сегодня стоило всего, чем я пожертвовал.

Я издаю недоверчивый смешок.

– Мак, он так на тебя будет смотреть, даже если ты завтра бросишь футбол и скажешь ему, что собираешься уйти в цирк.

Мак фыркает и отворачивается к окну.

– Ты не знаешь мою семью, Фрея.

Я понимающе киваю.

– Ты прав, Мак. Кажется, тебя я тоже больше не знаю. Потому что Мак, в которого я влюбилась, никогда не сказал бы и половины того, что ты мне наговорил в этой машине.

После этого я выхожу под проливной дождь, прочь от моего бывшего лучшего друга. На этот раз навсегда.

Глава 28

Мак

– Тебе же нравилось играть в футбол все эти годы, внучок? – спрашивает дедушка, смотря на меня своими запавшими зелеными глазами при свете флуоресцентных ламп.

При виде его, лежащего на койке в хосписе, у меня в горле образуется комок. Он здесь уже неделю, и с каждым днем, когда я прихожу посидеть в кресле рядом с ним, он словно становится все меньше и меньше. Сегодня его кожа белее ночнушки, в которую его одели, а усы по цвету больше напоминают соль, чем перец.

Я чувствую, что это конец.

У нас должно было быть больше времени.

Прошло почти три месяца с тех пор, как я переехал в Шотландию. Здоровье позволило ему посетить только одну игру, которая была почти два месяца назад. Ту самую, на которую приходила Фрея.

Мысль о Фрее пронзает мое сердце сожалением, преследующим меня с момента, когда я покинул Лондон. То, что начиналось с боли, переросло в глубокую, раздирающую душу рану, напоминающую о себе каждый раз, когда я вспоминаю тот самый момент. Момент, когда я позволил ей выйти из моей машины и решил не идти за ней.

Я так хотел пойти.

Я хотел схватить ее, поцеловать и извиниться за все ужасные, отвратительные слова, которые я наговорил. Мне хотелось упасть на колени и умолять ее простить меня, чтобы вернуть нашу дружбу.

Я хотел чувствовать ее мягкие губы, тепло ее тела рядом со мной. Я хотел снова услышать, как она смеется, как кричит на меня. Я хотел, чтобы она меня ударила. Больше всего я хотел, чтобы она осталась со мной и обнимала меня, пока я скорблю по неизбежной потере мужчины, чьего одобрения я добивался всю жизнь. Я хотел, чтобы она смотрела на меня так, словно я был единственным человеком во всем этом долбаном мире, который был ей важен.

Я бы сделал что угодно, чтобы стереть воспоминание о том, как она плакала, когда я разбил ее сердце.

Каждый раз, когда я вспоминаю этот момент, мне становится тяжело дышать. Как будто сожаление и вина давят на мою грудь грузом в несколько тонн, наказывая меня за то, что я натворил.

То, что я наговорил Фрее, было непростительно. Я оттолкнул свою лучшую подругу, потому что она сказала, что влюблена в меня, и ненавижу себя за это. Конечно, она важна для меня. Но любовь? Я не готов к такому. Мое сердце не выдержит такого признания сейчас. Я сделал ей больно, и это значит, что я навеки ее потерял и теперь должен страдать от последствий.

Услышав, как дедушка повторяет свой вопрос, я прочищаю горло и стараюсь не обращать внимания на свои скачущие мысли и тихий писк медицинских приборов.

– Конечно, мне нравилось играть в футбол, дедушка. – Я шмыгаю носом и отворачиваюсь. – Почему ты вообще такое спрашиваешь?

Он прикрывает глаза, морщась от боли в своем теле. Затем он смотрит на меня.

– Я боюсь, что заставил тебя заниматься тем, чего ты не хотел. Боюсь, что заставил тебя гнаться за моими мечтами вместо своих.

– Совсем нет. – Я беру его слабую руку, стараясь не сжимать ее слишком сильно. Контраст его старой, обветренной ладони с моей – это образ, который запомнится мне на всю жизнь. – Я всегда хотел играть в футбол. Ты подарил мне эту возможность.

– Не в этом сезоне, – грустно отвечает он, качая головой. – Маки, ты изменился в этом сезоне.

– Что ты имеешь в виду? – Мое сердце замирает от его слов.

Я не хочу, чтобы он думал о таких вещах в свои последние дни. Разве он не понимает, что я сделал все возможное, чтобы он мной гордился? Чтобы жить согласно тому, чему он учил меня с детства? Он должен это знать.