Я молчу, никак не отвечая на это. Тот чмошник заслуживал наказания похуже. Подумаешь, отлежался в больнице немного.
Внезапно Миша щурится, пристально уставившись на меня.
- Погоди... - с недоверием бормочет она, зачем-то тыкая указательныи пальцем мне в грудь. - Хочешь сказать, Кирилл добровольно начал тебе рассказывать эту хрень, прекрасно зная, что ему за это будет?
Я широко улыбаюсь, вспоминая ту историю. Ха, это было забавно.
- Он не думали, что перед ними Савва. Все эти невероятные истории они рассказывали Егору. Не знаю зачем... Может, надеялись, что он начнет повторять это при мне попугаем, и я превращу в лужицу крови собственного брата. В общем, в тот момент я был без очков. Они зачем-то понадобились Егору. Есть одна догадка...
В памяти медленно всплывает тот вечер со всеми подробностями.
Чуть больше года назад
...Отдав очки брату, я лениво смотрю как он удаляется к выходу из школы, превращаясь в размазанное черно-белое рубашечно-костюмное пятно. Сворачивает за угол, где обычно курят всякие ебанутые личности, типа готы и неформалы. В нашей школе есть даже такие вымершие динозавры, каким-то чудом возникшие в поколении зумеров. Как будто их отдельно накрыли стеклянным куполом, когда они родились, и им довелось расти в собственном мирке. На секунду даже становится любопытно куда он потащился. Пару минут назад туда свернули две страшные девки с черными немытыми патлами и черными губами в чудовищных ботах на платформе. Надеюсь, он не будет употреблять какое-нибудь дерьмо.
В общем, справится, решил я.
Меня ждала Миша. В пастельно-голубом платье, похожим на ранее утреннее небо. С пухлыми розовыми губами и светлыми серебристыми волосами, собранными наверх так красиво, что открывалась ее тонкая нежная шея. Слишком вся нежная, чистая. Как хрупкий цветочек, который хочется сорвать и смять в кулаке, злясь от того, что кто-то может быть таким совершенным. В то время как ты представляешь собой сплошной изъян.
В голову закралась темная идея затащить ее в какой-нибудь укромный уголок и лишить девственности. Взять ее в школьном туалете, испачкав белые бедра и голубое платье, исполнить то, что представлял в своей больной черепушке последние два месяца. Или хотя бы поставить на колени и вогнать до самой глотки колом стоящий член. Чтобы слезы брызнули из светло-серых, прозрачных глаз. Она вряд ли откажет. Слишком боится меня. Меня это устроит? Да, почему нет. Со временем привыкнет ко мне, перестанет бояться.
Я буду дарить ей оргазмы один за другим, буду ласкать, целовать, вылизывать каждый сантиметр тела, доводя ее до исступления. Глупый страх окажется напрасным.
От одной только мысли как Миша добровольно раздвигает ноги и смотрит на меня большими влажными глазами мой член готов лопнуть, и я нетерпеливо поправляю ширинку. Медленно, чтобы стояк прошел, направляюсь к актовому залу, где она, возможно танцует под какую-то попсовую херню в общей толпе.
Встречающиеся по пути старшеклассники размывались неаккуратными пятнами, без очков я видел все нечетко. Собственные мысли оказались слишком порочными, крутились только вокруг Миши, и я попросту не мог вынырнуть из грязных фантазий в реальность. Попробовал считать до ста, но, сука, вместо цифр почему-то возникали шлепки ударяющихся тел.
... Десять, одиннадцать, двенадцать... Светлые волосы, намотанные на кулак, гибкая тонкая спина и восхитительная белая задница, об которую я шлепаюсь пахом, входя глубже и глубже во влажную податливую киску.
... Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать...
Твою ж маааать... Так и буду идти с торчащим членом, распугивая всех на своем пути. Вот учителя "обрадуются". Не хотелось, чтобы меня вышвырнули отсюда со скандалом, я еще планировал потискать Боброву в сопливом медляке.
Я трясу волосами и обреченно решаюсь воспользоваться единственным методом, который знал. Который всегда отрезвляет, и который я так ненавижу использовать.
Я сгибаю руки в локтях и вытягиваю указательные пальцы вверх, как это делает всегда мой брат.
- Двадцать один, двадцать два, двадцать три... - шепчу себе под нос, двигая пальцами вправо-влево. Они мелко подрагивают.
Почти сразу на меня словно ушат ледяной воды выливают. Вместо жалких фантазий дрочера я окунаюсь в обрывки своих самых дерьмовых воспоминаний.
...Слепящий свет стремительно приближающейся фуры. Женский крик и грохот, корежащий нутро. Удар, вышибающий дыхание. Детский плач...
Опять удар. Запах травы вперемешку с кровью забивается в нос, в ушах стоит нестерпимый гул... Время тянется по-своему. Кричат люди... Приближается звук сирены.
Звуков так много, что сначала они не умещаются в моем сознании, смешиваются в хаотичный клубок, от которого хочется спрятаться, просочиться сквозь землю, закрыв уши ладонями. Я пытаюсь что-то сказать, но из горла вырывается только болезненный хрип и бульканье. И тогда я смиренно затихаю, и все звуки мгновенно исчезают, оставив после себя почти идеальную пустоту.
Почти, потому что остается музыка, льющаяся из динамиков, долбаные девяностые. Песня зарубежной певицы остаётся со мной, словно якорь, за который я должен зацепиться и не отъехать.
Сквозь слипшиеся от слез ресницы я отстраненно смотрю на перекореженную груду металла, которая всего лишь короткий миг назад была автомобилем, вижу то, что осталось от родителей. Кровь повсюду: на смятом металле, на отбойнике и асфальте. Блестят осколки разбитого стекла... Всхлип брата еле различим сквозь нескончаемую песню Си Си Кэтч, бодрый темп которой звучит сейчас чудовищно неуместно.
Я прикрываю отяжелевшие веки, чувствуя облегчение.
Живой...
Открыв глаза, я прихожу в себя и спешно вытираю испарину со лба. Твою мать, вот это переключился... Лучше бы и дальше о Мишиной киске думал, честное слово...
- Охуеть, он кринжа навалил. - Слышится голос в стороне.
С недоумением поворачиваюсь вправо, и темные пятна потихоньку приобретают очертания. Ко мне вальяжной походкой приближается компания одноклассников, хихикая и разглядывая меня с издевательским выражением на лицах.
Не понял. Когда они успели так осмелеть? Может, это галлюцинации?
- Додик, ты выглядишь так, будто выполз из преисподней, - ржет тот самый парень, которому я слегка подправил хронический ринит. Кирилл, кажется.
А. Ясно. Меня опять перепутали с братом. На мне нет очков, и я мотал указательными пальцами. Ну рядом с Егором-то они, конечно, все ходят воспрянутые духом.
Интересно, сколько за ними историй, о которых я не знаю, и которые мой миролюбивый брат не рассказывал? Немало, судя по их наглому поведнию.
Хотя один тощий лох постоянно озирается, как будто боится кого-то увидеть. Уж не Савву ли? Меня, то есть. Прикол.
- Малыш, ты куда-то поступил? Или в дурку поедешь сразу после выпускного? - спрашивает другой парень. Хоть убейте, не помню ни имени, ни фамилии.
За их спинами слышится девчачье хихиканье. Они все ржут, пока я молча стою, с легким интересом разглядывая это отребье.
- Да вслед за своим милым братиком. Обдрачивать матрас на больничной койке. Таких в смирительных рубашках держат.
Опять гвалт смеха. Похлопывания по плечам, как благодарность за хорошую шутку.
