Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Кто-то из зала, наверное, — дергаю плечами и хватаю клубнику. Зря. Как только сок растекается на языке — в голове тут же расцветают воспоминания о вчерашнем вечере. Свой третий оргазм я очень жадно заедала клубникой.

— Ты давай не отмазывайся, скромняга. — Полина тычет в меня локтем. — Я знаю эти «подарки из зала» — дарители появляются возле стола через секунду.

А я правда не знаю, что сказать.

«Это клуб моего «денежного мешочка»? Тай просил не афишировать.

— Я сказала своему парню, что буду тут, — выбираю максимально нейтральный вариант. — Он просто… ну, любит красивые жесты и впечатлять женские сердца. Оль, скинешь мне фотки и видео?

Когда все это через минуту прилетает мне на телефон, делаю глубокий мысленный вдох и отправляю Авдееву. С припиской: «Спасибо больше за широкий жест, Вадим Александрович».

Я хорошая куколка. Над эмоциями еще надо поработать, но как его благодарить, я знаю.

Бесит только, что уже начало одиннадцатого, а он не отвечает. Ни через минуту. Ни через пять.

— И так, — Полина сама разливает шампанское и сама же поднимает тост, — за нашу Кристину, которая сделала этот вечер еще веселее!

Я пью, но почти не чувствую вкуса.

Вот теперь уже точно понимаю, что Вадима здесь нет. Что он и не собирался здесь быть.

Возможно, предупредил охрану, чтобы за нашим столом присматривали внимательнее.

Мой пальцы непроизвольно крепче сжимаются вокруг телефона, когда он характерно вибрирует «входящим».

Хентай: Отдыхай, Барби. Чек закроют.

И все.

Мои фотки ему как будто до звезды.

Я знаю, что бешусь. Это чувство резкой, как будто рассеченной скальпелем злости, очень хорошо мне знакомо. Он все-таки отвлекся от своей «Лоли-Лори», чтобы ответить? Нашел время между «подходами» к их оргазмам? Как он умеет и может я теперь точно знаю, и двух тёлок потянуть — как нефиг делать, во всех, блядь, отношениях.

У него там так интересно, что сейчас фотки потешной куколки вообще самая не интересная херня на свете? Не заслуживают даже долбаного «большого пальца»?

С досады выпиваю все шампанское в бокале.

Чистым упрямством выдергиваю себя с диванчика, хотя настроение упало до отметки «да пошло оно все!»

— Кто со мной танцевать? — взбиваю волосы руками.

Полина снова «за» и, к моему огромному удивлению, даже тихоня Оля.

Я даю музыке заполнить открывшие в душе кровоточащие раны, хотя понятия не имею, почему они вообще появились. Почему так больно. Почему хочется плакать и попросить включить какую-то долбаную ваниль про неразделенную любовь.

Но закрываю глаза и заставляю себя танцевать.

И это все-таки работает. Не как панацея, как подорожник на открытой ране, но хотя бы так.

Когда возвращаемся за стол, Илона восторженно рассказывает, что на нас смотрели вообще ВСЕ. Оля закатывает глаза: «Все смотрели на Королеву».

А «Королеве» вообще плевать на всех, потому что «королева» проверила телефон — несмотря на выписанный себе же запрет не делать этого до утра — и там все та же выжженная Его Грёбаным Величеством тишина.

Я не отказываюсь от второго бокала шампанского.

Жую клубнику, ненавидя ее вкус еще больше.

— Ну и кто он? — заводит слишком предсказуемый разговор Полина. Подается вперед и заговорщицки кричит: — У тебя «папик», Кристи? Кто-то явно при баблишке. Только не говори, что малолетка.

Папик…

Меня от этого слова подворачивает до острой тошноты в глотке.

— У меня парень, — озвучиваю свою формулировку. Мне на нашу разницу в возрасте как-то вообще плевать. Таю, по ходу, тем более.

— Покажешь? — делает глаза котика из «Шрека» Илона. Из нашей четверки она самая романтичная, и единственная, кто смотрит турецкие сериалы.

Я могла бы показать — у меня есть фотки Авдеева, где нет его лица. Хотя даже с лицом — вряд ли такая уж проблема. Он же инвестор, «серый кардинал», а не оскароносная знаменитость. Но проблема в том, что я не хочу. Уверена, его последняя фотка произвела бы неизгладимое впечатление — я сама, в целом абсолютно привычная к спортивным брутальным мужикам, охреневаю до сих пор. Уверена, мой Тай сорвал бы овации и слюни.

Но я не хочу, чтобы кто-то видел его вот таким. Даже чтобы похвастаться.

А она тебя так видит? Прямо сейчас?

— Неа, не покажу, — выношу вердикт и получаю в ответ порцию стонов разочарования. Даже не пытаюсь делать вид, что просто набиваю цену. Бесполезно. — Считайте, что он просто страшненький, но очень щедрый.

— Не по любви? — грустно вздыхает Илона.

Я медлю.

Качаю головой — конечно не по любви.

И плевать мне, что где-то там он сейчас трахает свое заслуживающее его нежности солнышко. Спорим, Тай, на ней синяки от твоих пальцев не останутся, потому что она — не твоя потешная куколка, с ней ты как с хрустальной, да?

Я открываю нашу переписку с Дэном, раздумываю секунду. Если я отправлю все те фотки ему — он изойдет на слюну. Завалит меня пошлыми сообщениями. Вероятно, даже найдет. Он, видимо, уже отошел от шока, придумал план, как и где может со мной видеться, не боясь, что нас спалит одна из его бесконечных баб, поэтому второй день атакует меня просьбами встретиться. Я морожусь, пишу, что у меня все очень нервно и прошу время на адаптацию. Прислать ему сейчас эти фотки — значит помахать красной тряпкой перед мордой быка.

Хотя, кого и зачем я обманываю?

Мне просто не нужен ни Дэн, ни его слюни, ничего.

А тот, чьи нужны, положил на меня болт.

Глава двадцать четвертая: Хентай

Лори всегда звонит мне плюс-минус в этих числах месяца. Мы же деловые люди, всегда наперед договариваемся, обсуждаем делали, уточняем, нет ли каких-то проблем. Плюс какие-то милые уточнения про подарки, игрушки, одежду для Стаси. Все, как всегда. Как будто мы живем на разных улицах, а не в разных странах.

В этот раз она тоже не приедет — предупреждает всегда с небольшим напряжением, как будто даже спустя столько времени переживает, что мы с ее мужем все-таки решим устроить маленькую войну.

Семь.

Семь месяцев без случайных касаний, без возможности читать эмоции с лица, а не с холодного экрана телефона.

Я закрываю книжку, которую читал Стаське, потому что чувствую ее спокойное сопение у меня под подмышкой. Не спешу отползать, глажу ее по голове и вспоминаю, как она сказала первое «папа» после трехмесячного молчания. В этом долбаном мире очень мало вещей, способных меня задеть, но Стаська — мое очевидное уязвимое место.

И Лори.

Которая замужем, да.

Обожает своего придурка и близняшек.

Поэтому, я прячу и защищаю их обеих, хотя одной это абсолютно не нужно. Я привык не показывать, когда что-то ломает внутри. В детстве это спасало. Потом стало привычкой. Потом — стилем. Сейчас — броней. И моим «дорогим костюмом», под которым сидит и скалится мой личный Цербер.

Когда-то он был главным, а теперь я изредка выпускаю погулять эту псину, потому что надел на нее строгач, намордник и стальную цепь. Потому что я руковожу ей, а не наоборот.

Когда-то я был другим. Не то чтобы хуже, просто… живущим иначе. На инстинктах. Деньги пришли ко мне быстро, и вместе с ними — вседозволенность. Я кайфовал. Все удовольствия в жизни — на ладони, хули там — бери, наслаждайся.

Тачки, спонтанность, изнанка мира, о которой просто не узнаешь, пока не докажешь, что можешь играть в игры с жизнью.

Адреналин.

От него цепляло, как от наркотика.

Первый миллион — и уже думаешь, что неприкасаемый. Пятый — и реально начинаешь быть неприкасаемым. Начинаешь устраивать себе испытания на прочность. Чтобы убедиться: да, ты все еще здесь, еще что-то там чувствуешь. Я проверял себя. День за днем. Кто-то бухает, кто-то ебётся, кто-то покупает себе футбольный клуб. Я играл в «испытай себя на прочность». Без правил.

Сейчас не играю. Вышел. Не потому что устал. Потому что иначе сдох бы.